Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 5

И я опешил, в том числе и по поводу очень даже элегантного решения Горчакова. Он просто избавляется от меня, как от проблемы. В Петербург послал сообщение. И если мой арест все же состоится, то не в расположении Южной Армии. И Горчаков не выставит себя козлиной. Так что вполне… И мне, по сути, особого выбора не оставляют, кроме как уезжать.

Но всё ещё шёл торг, и генерал-фельдмаршал выдвинул собственные требования. Он не хотел видеть рядом с собой меня, постоянно ищущего обходные пути, чтобы только нарушить, пусть не юридически, но по духу, приказы командующего.

Генерал-лейтенант Сельван с какой-то тоской, одновременно вопрошая, посмотрел на меня. Я чуть заметно покрутил головой в разные стороны, показывая, что с таким решением не согласен. Хотя я понимал, что для войск подобное было бы, может быть, даже где-то и к лучшему. Наступило бы единение в командовании, а Сельван приобрёл бы достаточный вес, чтобы начать более активно действовать.

Нынешняя договоренность шла к тому, что Дмитрий Дмитревич Сельван станет по сути командующим, а Горчаков будет с умным видом пыжиться и делать вид, что контролирует ситуацию. И тогда будет наступление.

Как именно развивать кампанию, вплоть до того, идти ли на Варну, или прорываться на Константинополь — эти решения ранее оставались за Горчаковым. Петербург далеко и не может управлять войсками. Потому глазами, ушами и даже ртом русского императора здесь и сейчас являлся Михаил Дмитриевич Горчаков.

Являлся. Он сдает Сельвану инициативу принятия решений. Красиво это делает, сохраняя свое лицо. Но есть условие… Одно из, но для меня самое существенное.

— Я готов исполнить любой приказ командования, — после долгой неловкой паузы всё же сказал я.

— Спасибо, — искренне сказал Сельван.

А другие офицеры и не поняли, что произошло. Они могли подумать что это искреннее и сильное «спасибо» от генерал-лейтенанта Сельвана было не потому, что я вновь выступал в роли снабженца. А потому, что согласился уходить. В Петербург ли? Вот тут я решу. Есть места, где я пригожусь и кроме Силитрии.

Отчего-то пришло понимание, что я ничего особо и не теряю, что, напротив, для моих планов, даже лучше пока оставить Южную Армии и направиться в Крым. Да, я ещё поговорю с Горчаковым и с Сельваном, но наедине, выставив собственные условия. Нельзя терять возможности, ну и никак невозможно показывать себя мячиком, который куда не пни, туда и полетит. Кстати… После войны организую две-три команды по футболу в Екатеринославской губернии, если буду все еще там работать.

Так что я думал кое-что сторговать. Во-первых, я намеревался забирать дивизию Воронцова, как и свой полк на доукомплектование, с вероятностью превратить эти воинские подразделения в целый корпус, численностью не менее двадцати двух тысяч штыков. И это весьма вероятно.

Дело в том, что казаки могут выставить большее количество воинов, если только этих бойцов экипировать, дать им оружие, лошадей, ну и поставить на довольствие с выплатами. Такого рода частная военная компания. Но казачество всегда были немного не в государственной системе, они могут найти бойцов, готовых заработать деньжат на войне.

Во-вторых, я не намерен оставлять сами пароходы, взятые мной призом, как и ряд имущества. И не обсуждается, — я заберу судна! Мало того, думаю оснастить их пушками-шабаринками и использовать при береговой обороне. Чем не прелесть, если можно подскочить к противнику и ударить безнаказанно по нему? А скорости у пароходиков достаточно, чтобы убежать от почти любого корабля.

Да и пусть в погоню рвутся! Пушки будут установлены на корме и на носу. Будем отступать и бить по супостату на ходу. Отличное тактическое преимущество, как по мне. Хотя, тут стоило бы держать совет с мореманами.

Деньги… Вот тут возникнет загвоздка. Но я предложу передать их в военное ведомство. Причем… Есть условие, что из этих средств будут оплачиваться военные заказы на моих предприятиях. Так было бы вовсе честно и справедливо, эффективно.

Кроме того, с обозом, в котором ехал Хвостовский, в моё распоряжение прибыло сразу двенадцать новейших казназарядных шабаринок. В письме директор Луганского завода писал, что производит эти орудия себе в убыток, но как помощь от завода посылает мне. Нет слов… Молодец! Умеет быть благодарным. А там… Можно свое взять с заказов на мониторы или на штуцеры. Все равно в целом завод приносит прибыль. А еще… Из Петербурга поступил заказ на шабаринки, из Фонда. Так что еще десяток, максимум, пушек мне достанется, а после Фолькнер берется за производство сложных орудий по новому заказу. Мне в целом два десятка таких орудий должно хватить. Тем более, что в Одессе четыре пушки «застряли».

Было у меня и письмо, в котором молодой изобретатель Лукашин отписывался, что готов проводить военно-полевые испытания картечницы. Почему и где он застрял и не прибыл сюда, для меня пока вопрос. Было предположение, что он перехвачен Андреем Яковлевичем Фабром в Одессе.

— Господа, думаю, что дивизия, коей я командую, должна отправиться на переформирование. В Одессу прибыли два полка ланд-милиции из Екатеринослава, кои вольются в мою дивизию. Кроме того, три полка, посланных под моё командование личным распоряжением Его Величества Николая Павловича, — я выдержал паузу… — По сему, да, конечно, я подчинюсь приказу.

Решил не дожидаться встречи отдельно с командующими, определил собственные условия моего ухода. На фоне успехов Южной Армии, но последующем её, по сути, стоянию на месте, верховное командование решило выделить дополнительные силы. Две полноценных дивизии, хоть и плохо укомплектованных, прибыли в Силистрию. Так что, если я оставлю крепость, заберу часть своего добра, при этом большую часть оставляя уже не корпусу, а полноценной армии генерал-лейтенанта Сельвана. Это будет выглядеть с моей стороны даже очень щедро.

А по поводу того, что Южная группировка войск лишается одного из самых боеспособных и героических своих подразделений… Ну, на то воля Горчакова. У меня были соображения, что союзникам дали возможность высадиться в Крыму. И, если за Силистрию я практически не волновался — сейчас, после реконструкторских работ, которые и до сих пор не прекращаются, крепость эта будет крайне сложной задачей для взятия австрийцами или турками, то вот Севастополь…

Нехотя, но генерал-фельдмаршал, согласился на мои условия.

А через два дня прибыл полковник Маскальков с остатками рейда. Бойцы и офицеры выглядели потрёпанными, может, даже в какой-то степени оголодавшими, уставшими. Вот только улыбки на лицах многих говорили о том, что никакой катастрофы не произошло. Или же катастрофа имела место быть, но для турок.

Жертвуя едой, чтобы не загружать и без того малые возможности по перевозке грузов, солдаты и казаки везли с собой немало ценного. И я не собирался покушаться на добро, лишь только в той доли, что принадлежит мне, как «атаману». Маскальков сокрышался, что это неправильно, что так нельзя. Вот только теперь и его солдаты, не говоря уже о казаках, все рвались в бой. Еще бы… Можно же войной хорошо зарабатывать. Вернуться они домой, а в воронцовской дивизии рекрутов было мало, все больше вольные. И вот эти мужики станут видными хозяевами, купят себе какое-нибудь дело, вложатся во что-нибудь и появятся в России десять тысяч, ну пусть пока меньше, платежеспособных подданных Его Величества.

Так что, когда я сказал, что в ходе своеобразной ротации мы отправляемся на непродолжительный, но отдых — то в войсках были рады, лишь с тем условием, чтобы отдых был «непродолжительным». Когда же я сказал, что все свое имущество они вольны сдать в отделения Губернского банка и я этому поспособствую, то радости еще прибавилось.

Офицеры справедливо считали, что сделали для этой войны уже немало. В совокупности, если считать потери врага в личном составе, то мы истребили не менее чем четыре тысячи турок, не считая боя на Константинопольской дороге. А если брать в расчет еще и репутационные потери для Османской империи и их союзников, материально-технические… Рейд удался, это факт.