Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 19

— До обеда план операции чтобы лежал у нас с Александром Сергеевичем на столе! — недовольным тоном сказал наследник российского престола.

И это недовольство было вполне понятным: ему не нравилось то, что назначенного командовать обороной Севастополя адмирала Меньшикова, по сути, прямо сейчас на военном совете затирают. Но когда дело касается обороны Севастополя, то меня в меньшей степени волнует психологическое состояние адмирала Александра Сергеевича Меньшикова. В иной реальности он ударил с севера по англо-французской группировке войск, и случился разгром, который только усилил давление неприятеля на Севастополь.

С другой стороны, нам необходимо сохранять под своим контролем дорогу, чтобы не нарушались поставки, и чтобы была возможность быстро наращивать свою группировку войск для будущих ударов по противнику, чем способствовать нашей победе.

— Задачи всем понятны? — спросил я.

— Понятны, — оглядев всех присутствующих, сказал Тарас.

— За дело, господа! Сегодня мы должны внести сомнения в души и головы наших врагов, — несколько пафосно заканчивал я совещание.

Офицеры с глазами, наполненными решимостью, стали вставать со своих стульев. Что впереди ждёт серьёзный бой, а не то баловство, что было недавно продемонстрировано во время испытаний картечниц, ныне уже называемых, с моей лёгкой руки, пулемётами, понимали все.

— Господин Пирогов, задержитесь ненадолго! — попросил я у Николая Ивановича Пирогова, присутствующего.

Дождавшись, когда из зала совещаний в доме моего тестя выйдут все офицеры, профессор первым обратился ко мне:.

— Алексей Петрович, будете опять просить меня о том, чтобы медсёстры и медбратья не лезли в самое пекло? — спрашивал Пирогов.

— Не в этот раз, Николай Иванович. Присутствие медицинского персонала в большом числе может сильно осложнить возможности маневра для войск, — решительно сказал я.

— Иными словами, вы предлагаете оставить на погибель всех раненых солдат, что будут сражены на поле боя? — с нотками протестами, даже какой-то обиды, спрашивал Пирогов.

— Вы сами не так давно принимали экзамен по медицинским знаниям у отдельных моих бойцов. Посему, вам надлежит быть готовым принимать раненых уже здесь, в крепости. Они и станут оказывать первую медицинскую помощь. Позволяю быть на передовой не более дюжине докторов. И то исключительно из тех, кто прошёл курс военного обучения в моём полку, — я был категоричен.

— На нашей с вами совести будут погибшие. Но слишком часто вы бывали правы, чтобы в этот раз я подверг ваше решение сомнению. Честь имею! — сказал Пирогов и вышел из комнаты, переоборудованной в зал совещаний.

— Вот же, оказывается, и Пирогов умеет обижаться, — усмехнулся я, когда профессор несколько громче обычного закрыл дверь.

Я знал, насколько могут быть бесстрашными люди профессора Пирогова. Если надо, они будут бежать следом за конной атакой казаков, а так и пойдут впереди штурмующих. Однако, при всём уважении и понимании, сколь не дёшево и трудоёмко стоит воспитать хорошего бойца, ещё сложнее обучить медицинского работника. Мало того, чтобы обучить, с этими задачами вполне справляется Харьковский университет, ну и курсы в Екатеринославе. Так ещё нужно найти таких людей, которые будут без страха и упрёка выполнять работу, не щадя живота своего.

Ещё затемно отряды моих лучших стрелков стали выдвигаться на заранее обозначенные им позиции. Стрелки расходились по флангам мелкими группами, в основном передвигаясь по-пластунски. Днем заранее определяли позиции, зарисовывали на бумаге, распределяли между десятками. Так что каждый солдат знал свой маневр, как и завещал Александр Васильевич Суворов.

Забрезжил рассвет, морозная декабрьская погода предвещала ясный день и даже может чуть потеплее, чем было вчера. Выпавший накануне снег за предыдущие два дня подтаял, однако ночью земля во многих местах покрылась ледяной коркой. Я немало переживал ещё по тому поводу, что могут быть обморожения, переохлаждения, что люди и кони могут скользить. И профессор Пирогов готовился к тому, что кроме раненых, будут ещё и сильно заболевшие бойцы, или травмированные. Гипса в этот раз запаслись много.

По сути, на эту операцию была поставлена мои честь, достоинство, репутация… Всё то, чего я добился за последние пять лет. Или со мной начнут считаться и прислушиваться, или… Никаких «или».

Место действия не было, как в одной истории, между Севастополем и Балаклавской бухтой. Наши позиции были выдвинуты значительно западнее относительно того, что, скорее всего, было в одной реальности. Но и тут, сразу же за нашими бастионами начиналось поле, с двух сторон ограниченное высокими холмами. Именно в это дефиле я и хотел заманить противника.

— Командир, разведка доложила, что есть знак от Агента 007, — сообщил мне Тарас, когда я в бинокль старался что-то увидеть во всё ещё ночной, пусть и предвещающий начало дня, простор.

— Принял, продолжаем работу, — сухо и внешне безэмоционально сказал я.

Вот есть во мне ещё какая-то этакая шаловливость. Своего человека, которого я послал в расположение английских войск, я обозначил как «Агент 007». Вот и пусть в будущем подумают британцы, как называть киношного и литературного героя. А «007» будет символом русской разведки. Хвостовский поспособствует. Ну и я уже хотел начинать выпуск лубка. Пусть супер-герой будет русский «007».

Я перестраховывался, создавал условия для успешности операции и путем заброски диверсантов. Видел очевидное, что, если англичане с французами проявят хоть немного разума, а не поддадутся эмоциям, то серьёзной атаки на наши позиции они предпринимать не станут. Поймут, что это может быть ловушкой.

Ну, а если все получится, то… Не буду загадывать, план операции разработан, люди на своих местах, так что пусть всё сработает, а после будем бравировать теми решениями, которые были приняты до начала операции.

— Господин полковник! — громогласно обратился я к Москалькову, находящемуся рядом со мной на одном из брустверов. — Начинайте!

— Да поможет нам Бог! — произнёс Москальков, неожиданно лихо, не гляди, что несколько полноват, вскочил в седло и направился к первому казачьему полку моего корпуса, усиленного вторым драгунским полком и конными сотнями стрелков.

Конечно, название полков было сугубо для внутреннего пользования. И эта войсковая операция, что сейчас начинала реализовываться, призвана была в том числе и для того, чтобы окончательно легализовать все мои войска, подразделения и чехарду с званиями и наименования, которая имела место быть.

Лишь только при несомненном успехе, я мог бы положить на стол наследнику российского престола уже давно разработанный мною документ, где должны быть прописаны все те звания подразделения, которые входили в состав корпуса. Ведь это для немалого числа людей личное дворянство, а для иных, так и наследственное.

На данный момент мой корпус назывался «Первый корпус Екатеринославской ландмилиции». И это абсолютно не соответствовало реалиям. Во-первых, в корпусе была не только ландмилиция, но и казачьи соединения.

Да, большая часть всех казаков, которые были сейчас со мной, воевали, как наёмники, за дополнительную плату и за то, что всё обмундирование, конь, вооружение — всё достанется им после окончания войны, как и существенные выплаты за успешные действия.

Во-вторых, в моём корпусе были и вполне себе армейские части, ведь князь Михаил Семёнович Воронцов, используя свои связи, потрудился легализовать те воинские подразделения, которые собирались за его счёт. Вот именно это и мне нужно сделать, причём, не столько из-за своих связей, сколько впоследствии славных дел.

Через пятнадцать минут, в предрассветный час, когда самый сон, царящая вокруг тишина была уничтожена всё более нарастающим топотом и ржанием большой массы лошадей. Говорили и люди, больше кричали командиры, направляя свои сотни и определяя последовательность выдвижения. Все же пространства для большой массы конницы, атакующей широким фронтом, мало.