Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 18

Из чего наследник российского престола мог бы сделать заключение, что потеряна вера в победу. Я бы с подобным утверждением не согласился. Просто здесь, на Военном Совете, возможно, только кроме Меньшикова, собрались офицеры, которые не умеют расшаркиваться, которые мало знакомы с моделью поведения в присутствии венценосной особы.

Ну и морские офицеры. Им пока дали по рукам и запретили готовить решительный морской бой. Кстати, зря. Нужно разведку провести, даже на воздушном шаре, посчитать вражеские вымпелы. Не могут англичане с французами постоянно держать большой флот у Севастополя и так же ничего путного не предпринимать.

А еще все какие-то зажатые в присутствии наследника престола. Это для меня, человека, у которого ещё остаётся немало от человека будущего, только восприятием действительности, нет такого чинопочитания, как у людей, воспитанных эпохой. Так что я с императором и с наследником российского престола говорил, пусть и волнительно, но относительно уверенно, и мог донести свою мысль.

— Генерал-майор Шабарин… Ну, давайте хоть вы нас порадуйте решениями, Александр Петрович, — обратился ко мне наследник престола, являя всем некоторое особое отношение ко мне.

— Ваше Императорское Высочество, господа… Моё мнение таково, что ни в коем разе нельзя бить противника под Евпаторией. Пока сохраняется эта угроза, что на неприятеля обрушится русский корпус, врагу приходится держать крупные силы как раз в том месте, куда и мог бы прийтись наш удар. К сожалению, могу сообщить, что противник имеет почти двукратное численное преимущество, хорошо окопался, вся система обороны расположена недалеко от побережья, тем самым неприятель может поддерживать армию корабельным артиллерийским огнём, — чётко и уверенно, желая как-то реабилитироваться перед Александром Николаевичем за то, что офицеры больше молчат, чем предлагают, говорил я.

— Господин Шабарин, а у врага что, есть двукратное преимущество на востоке от Севастополя? — раздражённым голосом перебил меня адмирал Меньшиков. — Или так… привираете?

Но это было предсказуемо, так как я первой же своей фразой практически уничтожал его доклад. Он сыпал цифрами, которые уже не соответствуют реалиям. Как и в иной реальности, англичанам удалось в кратчайшие сроки наладить такую морскую логистику, что они уже имеют почти двукратное преимущество перед нами.

Сведения, которые поступают мне от разведчиков, весьма неутешительные. Приблизительно до ста тысяч солдат и офицеров противника уже находятся на Крымском полуострове. Да, здесь и турецкий корпус, сардинцы почему-то раньше, чем в иной истории, решили поучаствовать в авантюре, и их части уже замечены.

А вот русских войск всего на полуострове не более шестидесяти тысяч. Я, конечно, не беру в расчёт те небольшие гарнизоны, которые остаются в городах Крыма. Они в целом не особо помогут.

— Если мы ударим с севера, то рискуем завязнуть в боях, и я не говорю о поражении. Но победа не будет лёгкой. В таком случае считаю, что угроза самого нападения играет большую пользу, чем бой. Неприятель концентрирует войска и продолжает насыщать сразу три участка, где мы можем ударить. Тем самым неприятель растаскивает свои силы, и давление на Севастополь несколько меньше, чем могло бы быть, — продолжал я уверенно, без бумажек и без заученного текста, докладывать военному совету.

— С чего вы взяли? На голых предположениях невозможно выстраивать подобные умозаключения, если это только не глупость! — Александр Сергеевич Меньшиков встал со стула, опёрся двумя руками на стол и будто навис надо мной.

Не впечатлило. Но я не был особо зол на выходку Александра Сергеевича. В конце концов, я сейчас разгромил его чётко выверенный красивый доклад.

— Ночью пришли три разведывательные группы, две из которых были направлены именно в ту сторону, куда и может быть направлен удар северным корпусом. У меня есть не только слова самих разведчиков, но взяты были карты, а также два офицера: один французский майор, другой — сардинский капитан. Они подтверждают сказанное разведчиками, — без видимых эмоций я отбивал реальными фактами нападки адмирала Меньшикова.

— Почему вы мне не доложили, господин генерал-майор? — строго, даже грозно, спросил у меня цесаревич Александр Николаевич. — Вы обращались с ними учтиво?

— Вполне учтиво. Но есть за что назвать меня варваром и дикарем. И пусть бы называли, но я зубами грызть врага буду, если для победы это нужно. Я работал целую ночь над составлением доклада и так и не успел этого сделать, посему частью докладываю именно сейчас. Перебивать же кого-либо из докладчиков счёл за невежество, — не прогнувшись под грозным взглядом наследника российского престола, отвечал я.

Причём прозвучал достаточно понятный намёк на действия адмирала Меньшикова. Нечего меня перебивать. Да и не время заниматься очковтирательством. Враг стоит на пороге, и даже я могу признаться самому себе, что в некоторой степени недооценил французов и англичан.

Опять же, сработали нарративы и установки из будущего, где британские и французские военные ценились мной крайне мало. По крайней мере, так думал я. В этом же времени и в этом отличии они, французы, сражаются отважно, рьяно, будто бы стоит вопрос о существовании их государств.

— Ваши предложения! — на удивление, но эти слова прозвучали от Меньшикова.

Он взял себя в руки. Мне показалось, что намёк наверняка был понятен и Меньшикову, но он решил перевести разговор всё-таки в деловое русло, что говорило несколько в пользу адмирала. Да, Александр Сергеевич хочет выглядеть для всех командующим. Серьёзнейшее поражение будто бы не замечается, а сам адмирал занимается словоблудием с цифрами. Но уверен, что он точно не желает поражения русской армии, как и в целом России.

— Я предлагаю, уж простите за эту фамильярность, сделать врагу очень больно. Вынудить на какую-нибудь безрассудную атаку и убить как можно больше противника, чтобы они на некоторое время и вовсе задумались об активных боевых действиях. Неприятель не должен быть упоён своими успехами. Поэтому его нужно ударить больно, чтобы война, которую они затеяли, закончилась на Елисейских полях в Париже! — несколько с пафосом произнёс я.

Зачем лишать английскую литературу великого произведения? Я сейчас о стихотворении об атаке лёгкой кавалерии. Удивительным образом, в иной реальности англичане сделали из этого поражения героический эпизод.

Я встал и подошёл к большой карте, висящей на стене рядом со столом.

— Я предлагаю провести операцию здесь, — я ткнул пальцем на одну из артиллерийских батарей неприятеля. — Захватим эти батареи и развернём их в сторону врага. Проблема для противника состоит в том, что рядом у него нет в достаточной степени пехотных соединений, чтобы не допустить подобной нашей атаки. На рассвете можно выбить командование англичан на этом участке. Неприятелю ничего не останется, кроме как ударить лёгкой кавалерией, которая располагается недалеко. Вот их мы и встретим, — вкратце я описал суть разрабатываемой моим штабом операции.

— Авантюра чистой воды, — резко отреагировал на моё предложение Меньшиков.

А вот Александр Николаевич задумался. Наверняка мои разговоры с ним не прошли даром, и в моих предложениях…

— Вы намереваетесь использовать свои картечницы? — спросил Павел Степанович Нахимов.

— Безусловно. А ещё атака пойдёт под прикрытием нарезных орудий. Окончательный разгром англичане получат вследствие атаки двух казачьих полков. При этом захваченные орудия не позволят противнику быстро отреагировать пехотой, они будут угрожать трофейным пушкам, — прояснял я ситуацию.

— Это может сработать. И по моим сведениям, у противника здесь недостаточно сил, чтобы противостоять серьёзной контратаке, — поддержал меня Корнилов, до того молчавший и не проронивший ни слова. — Если мы ещё насытим этот участок дополнительными орудиями, то будет возможность атакующим отойти, а мы остановим врага. Ваше Высочество, для поддержания боевого духа, а также чтобы снизить инициативу противника, нам необходима громкая вылазка.