Барин-Шабарин 7 (СИ) - Старый Денис - Страница 17

— Отходят! — сообщил Тарас, так же, как и я, смотрящий в бинокль за действиями противника.

Зуавы, эти темнокожие французы, именно их послали преследовать наглых казаков, ну и провести заодно разведку боем, прошупать на одном участке нашу оборону. Мне стоило немалых трудов убедить командование дать возможность испытать картечницу Лукашова именно в боевых условиях.

И в тот момент, когда русские солдаты и офицеры, контролирующие ближайшие участки обороны, с напряжением ожидали ускорения французской атаки, направляя в основном гладкоствольное оружие в сторону врага, картечница уже работала.

Она, вернее сразу три пулемета била ненамного, но всё же дальше, чем те ружья, которыми были вооружены русские солдаты. Учитывая то, насколько выходила плотность огня сразу трёх работающих картечниц, прямо сейчас мы заменили два стрелковых батальона.

Я знал, что в иной реальности картечница Гатлинга могла выдавать до тысячи выстрелов в минуту. Подобного результата мы добиться пока не смогли, но и те шестьсот выстрелов — это стена перед наступающими порядками противника. И сейчас противник, начиная наступление узким фронтом, колоннами, получил неприемлемый урон и откатился.

И вот честно… Лучше бы наступали светлокожие французы. Неприятно как-то устраивать геноцид зуавам, будто я злостный расист. Но, ведь вынудили.

— Мда! — многозначительно произнёс Владимир Алексеевич Корнилов.

Несмотря на ажиотаж, связанный с приездом наследника Российского престола, ну после уговоров Нахимова, начальник штаба Черноморского флота нашел время и пришел посмотреть. Он скептически отнёсся ко всем моим новинкам, может быть, кроме пушек, которые уже не столь новинка, а испробованы в бою. И теперь вице-адмирал, пришедший на участок, где планировалась атака противника, пребывал в задумчивости.

— А ведь подобное оружие можно установить и на кораблях, — установившееся молчание нарушил Павел Степанович Нахимов.

И всё-то морякам устанавливай на корабли! Впрочем, до сих пор ещё никто не отказывался от абордажного боя, поэтому наличие трёх-четырёх картечниц на любом корабле — это большое преимущество.

— Через час я ожидаю вас в штабе. Нам нужно многое обсудить. Не учитывать ваши новинки в обороне города нельзя. Это преступно. Прошу простить меня за прошлое недоверие! — произнёс Корнилов и протянул мне руку, которую я незамедлительно пожал.

Что ж, видимо, часть стены недопонимания мне удалось пробить.

А еще через день, наконец, состоялся Военный Совет, на котором вроде бы как должны были определять и тактические и стратегические задачи. Должны, однако, не значит, что решались.

«Средний надой одной коровы… Поголовье свиней увеличилось… Средний размер груди доярки так же увеличился!» — вот такое мне слышалось на Военном Совете, где я имел честь присутствовать. На самом деле, как будто бы находился на каком-то партийном собрании или же отчётном собрании о достижениях колхоза.

Александр Сергеевич Меньшиков непонятно для кого расплывался в цифрах, бравировал статистикой, причём, такой, к которой он, если и имел отношение, то не то, что посредственное, а в принципе отдаленное. Мне раньше казалось, что такие доклады — это явление будущего. Нет, очковтирательство явление куда как раннее.

— Санитарные потери в войсках снижены. Этого добились за счёт… — вещал командующий.

Вот же… Его это заслуга, что санитарные потери снизились? Это Пирогов с просто огромной командой опытных профессионалов за каждого солдата до изнеможения бьется со смертью. Ну ладно, пусть дело общее, но хотя бы роль профессора мог бы и озвучить.

А неплохим бы Меньшиков был председателем колхоза! И да, понятно, для кого он старается. На Военном Совете присутствовал наследник российского престола Александр Николаевич. Вот только мне кажется, что эти цифры он уже неоднократно слышал. Недаром же дней пять его обхаживает адмирал Меньшиков.

Что же касается цифр, то я прекрасно знаю, как, порой, даже некрасивые числа превращаются в успех. Тут важно, как именно их преподнести и с чем сравнить. Учился ли этому Меньшиков или имел к подобному врождённый талант, я не знал. И даже меня адмирал чуть не очаровал своим докладом об успехах при явных неудачах. Ни грамма негатива. Только хорошее. Он бы излучал оптимизм и уверенность в правильности происходящего, если бы враг был уже под Екатеринославом.

Факт — противник почти взял в осаду город Севастополь. Сколько бы Меньшиков на этом «почти» ни бравировал, тем, что база Черноморского флота не остаётся без снабжения вовсе, что дорога на Симферополь удерживается русскими войсками, флот пусть и стоит на рейде, но не допускает бомбардировки Балаклавы. Но, ошибки были допущены. Враг, как говорится, у ворот.

Однако, никто Меньшикова не перебивал, все слушали с некоторым отрешённым вниманием доклад командующего.

— Севастополь к бою готов! — бравурно закончил свою речь Александр Сергеевич.

А вот аплодисментов с криками «браво» отчего-то не последовало. Не до конца сработало умение адмирала Меньшикова менять местами чёрное и белое.

— Господа офицеры, я что-то упустил, или же предложение по исправлению обстоятельств не прозвучало? — после некоторой паузы цесаревич Александр Николаевич одной фразой обнулил все попытки Меньшикова представить ситуацию успешной.

— Кхе! Кхе! — закашлял докладчик.

Присутствующие на Военном Совете офицеры с трудом сдерживали ухмылки. Александр Сергеевич же не проявил эмоций, мол все под контролем, и цесаревич не спросил с командующего.

— Что предлагаете делать, господа? — наследник престола взял инициативу проведения Военного Совета в свои руки.

Молчание. Вопреки тому, что здесь находились инициативные офицеры, тот же Корнилов или Нахимов, выпячиваться явно никто не хотел.

— Заслушаем сперва мнение полковника Зарайского! — прервал всеобщее молчание будущий император.

По традиции он предлагал первое слово офицеру с наименьшим чином.

Полковник Зарайский, человек достаточно преклонного возраста, на грани того, чтобы уже уйти на заслуженный покой, растерявшись, всё же встал со своего стула. Затравленными глазами офицер окинул взглядом помещение штаба Черноморского флота, где проходил Военный Совет, и начал выдавать своё мнение:

— Ваше Императорское Высочество, над неприятелем нависает наш корпус на севере от города. Нужно ударить оттуда и перерезать дорогу из Евпатории на Севастополь, — подрагивающими губами произнёс полковник.

Я был малознаком с этим офицером, поэтому не могу сказать, как он ведёт себя на поле боя. Но порой бывает так, что славный офицер, сражающийся не жалея живота своего, растеряется в присутствии командования, уж тем более — венценосной особы. Но сказано было именно то, что и напрашивается.

Наши противники, не будь дураками, прекрасно понимают, что Россия не может не использовать тот корпус, который нависает над их группировкой войск. Однако ночью пришли четыре из семи моих разведывательных групп, две из которых были отправлены сразу же по прибытии в Севастополь изучить позиции противника как раз-таки на пересечении дорог, ведущих в Евпаторию.

Я мог бы Военному Совету уже предложить рассмотреть те разведывательные данные, которые были мною получены, но ситуация такова, что выпячиваться до времени не стоит. Вот будет предоставлено слово, так и скажу.

— Да, я с вами соглашаюсь, что движение корпуса на севере весьма вероятно может повлиять на ситуацию. Предлагаю, господа, пока это предложение считать наиболее вероятным, пока не прозвучали иные.

Александр Николаевич выступал в роли вполне неплохого ведущего. Он словно вёл какое-то ток-шоу.

— Полковник Свирский! — несколько пренебрежительно наследник российского престола предоставил слово другому офицеру.

Для всех стало понятно, что цесаревич раздражён. Да, Военный Совет выглядел как-то вяло, безынициативно. Складывается ощущение, что здесь собрались нерешительные офицеры. Причём, даже со слов Меньшикова не звучали бравурные и пафосные речи по поводу того, что «мы их шапками всех закидаем».