Выбери любимый жанр

Другие грабли. Том 3 (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 5


Изменить размер шрифта:

5

Копать надо было глубже, о чем я Петрухе и сообщил.

— Ну, допустим, у тебя есть лопата, — сказал Петруха. — Сам нашел или добрые люди подогнали, не суть важно. Куда ты будешь копать, чтобы еще больше дров не наломать-то? В сороковые отправишься, в начало века, еще раньше? Гитлера в колыбели придушишь? А рука не дрогнет?

— Дрогнет, — согласился я.

— И главное, что это все равно ничего не решит. Не будет Гитлера, будет Биглер, или Штирнер, или еще какая-нибудь арийская сволочь, — сказал Петруха. — Личность в истории ничтожна, личность — это только искра, из которой может разгореться пламя, и если материал сырой, то хоть ты там обыскрись, никакого пожара не случится. А если сухой и взрывоопасный, то этой искрой может стать любой человек. Ну, или почти любой.

— Толстым прямо повеяло, — сказал я.

— Толстой был хоть и граф, и элемент нам социально чуждый и неблизкий, но в таких вещах он понимал, — сказал Петруха. — Наполеон, Гитлер, Чингиз-хан — это ребята вполне заменяемые. Да, какие-то конкретные решения принимали именно они, и другие люди на их месте распорядились бы чуть по-другому, но только чуть. Какие-то битвы были бы проиграны чуть раньше или чуть позже, какие-то походы, быть может, и вовсе бы не состоялись в тех рамках, в которых они состоялись, но общая канва истории осталась бы прежней. И даже если ты уберешь всех известных нам плохих парней, то на их место придут другие плохие парни, доселе нам неведомые, и не факт, что конечный результат всего этого тебе понравится.

— Если только решения на самом деле принимали они, а не кто-то другой, — заметил я.

— А сейчас повеяло заговором мировой закулисы, ротшильдами, рокфеллерами и прочими масонами и рептилоидами, — сказал Петруха. — Только не говори, что ты на самом деле во все это веришь.

— Я уже и не знаю, чему верить, — вздохнул я.

— В этом и проблема, — сказал Петруха. — Мы ничего не знаем. Мы оказались здесь, в этом, не буду отрицать, довольно отталкивающем здесь и сейчас, проделав долгий нелегкий путь и набив множество шишек по дороге, но не факт, что другая дорога была бы лучше, и шишек на ней мы набили бы меньше.

— И что ты предлагаешь? — спросил я. — Самоустраниться? Отойти в сторону, и пусть оно идет, как идет, а мы будем просто возделывать свой сад? В окружении вооруженных до зубов москвичей с боевыми вертолетами и крысопауков делать это весьма затруднительно, знаешь ли.

— Знаю, — согласился он. — Поэтому я и предлагаю давить козлов, но делать это здесь и сейчас, с теми силами, до которых мы можем дотянуться.

— Ответь мне только на один вопрос, — попросил я. — Как ты считаешь, в тебе сейчас говорит здравый смысл или желание отомстить?

— Думаю, поровну и того, и другого, — сказал он. — Чапай, после того, что случилось, я просто не могу сидеть на месте и ничего не делать. Мне нужно… сделать хоть что-то, понимаешь? И если мы вернемся обратно, то я снова погрязну в рутине и этого шанса у меня уже не будет.

— Ты вообще помнишь, что ты контрразведчик, а не спецназовец? — поинтересовался я. — И, уж тем более, не диверсант?

— Зато ты у нас спецназовец и диверсант, насколько мне известно, — сказал он. — А я, поверь мне, очень быстро учусь.

Многие так думали, и теперь их костями усыпана земля в самых разных точках нашей планеты. Люди склонны себя переоценивать и считать, что в экстренной ситуации, к которой они не готовы даже теоретически, они не сплохуют, но когда доходит до дела… В общем, в работе, которую я бросил и к которой надеялся никогда не вернуться, существует множество нюансов, о которых люди непосвященные до поры до времени не задумываются. А когда начинают задумываться, становится уже слишком поздно.

Разумеется, всего этого я Петрухе говорить не стал. Да он бы меня и не послушал.

— Ладно, — сказал я. — Будем исходить из того, что мы застряли здесь навсегда. В таком случае, нам действительно стоит отправиться в Москву…

— Я знал, что ты меня поймешь! — просиял Петруха.

— … в первую очередь для того, чтобы оценить обстановку и понять, насколько велика угроза, — сказал я. — А потом, уже исходя из полученной информации, нам нужно будет составить план и озаботиться поиском союзников, потому что чую я, что вдвоем мы это дело не потянем.

— Ну, хоть так, — сказал Петруха.

* * *

Это была авантюра чистой воды, бессмысленная, беспощадная и очень опасная, но Петруха рвался в бой, а у меня не было моральных сил, чтобы его останавливать. Возможно, потому что сам я подспудно хотел того же. Рвать и метать, добраться до рассекающих на серебристых вертолетиках гадов и сделать им больно. И если они носят свою татуировку на лице, чтобы она напоминала им о страшной угрозе, то для них пришло время сменить знак радиационной опасности и забить на весь лоб мое лицо. Или мой автограф.

Я знал, что это нерационально, что никаких проблем, кроме совсем уж сиюминутных, оно не решит, но Петруха был прав в своем нежелании просто сидеть на месте и ждать отскока в девяностые. Тем более, что механизм, о котором я знал только с чужих слов, мог сломаться, и это значит, что мы застрянем тут навсегда.

Идти к тем людям, что остались от группы Виталика, или искать других выживших было глупо и попахивало эгоизмом. Если это не была случайность, если мы не просто нарвались на регулярный облет территории будущими кураторами, а они целенаправленно пришли за нами с Петрухой… ладно, оставим в покое и Петруху, если они пришли за мной, то они могут это повторить, и все люди, с которыми я буду контактировать, могут оказаться под ударом.

Поэтому лучше уж так.

Да и возделывать свой сад на радиоактивных руинах мне совершенно не хотелось.

Возможно, я сгущал краски, возможно, будущее не казалось бы мне столь безнадежным и беспросветным, если бы совсем недавно я своими собственными руками не помогал бы закапывать в землю одного из своих немногочисленных знакомых, сына хорошего человека, который мог бы стать моим другом, если бы успел. Если бы мы оба успели.

Конечно, если мы не останемся здесь навсегда, и случится отскок, мы снова увидим Виталика, и все можно будет переиграть, и ему удастся избежать безымянной могилы в подмосковном лесу, но в моей памяти этот момент все равно запечатлен навсегда.

Мне приходилось хоронить людей и раньше, тоже гораздо чаще, чем хотелось бы, и я до сих пор помню каждого из них, и все обстоятельства их гибели.

Как бы там ни было, эта версия Виталика (я решил называть его так, чтобы не выносить окончательный вердикт даже мысленно) оставила нам в наследство нехилый арсенал. То есть, в абсолютных числах и в сравнении с теми средствами, которыми обладал наш противник, он был весьма хилым, но, если вспомнить, что все это таскал на себе один человек, начинаешь невольно испытывать к нему еще большее уважение.

Кроме автомата и крысобоя (запасных патронов к нему было не так уж много, всего около десятка), мы разжились тремя пистолетами (я забрал себе два и большую часть запасных магазинов), двумя ножами (мы тщательно очистили их от земли и поделили по-братски), пятью гранатами (которые мы тоже поделили по-братски, но я выступил в роли старшего брата и забрал себе три) и кастетом, который Виталик вообще в непонятно каких целях с собой носил. Не иначе, как с крысопауками в рукопашную драться.

В общем, пару боестолкновений мы могли бы пережить и с этим запасом, а уже потом пришлось бы переходить на трофейное оружие.

Дождавшись вечерних сумерек, мы выбрались из леса обратно к городу.

Пожары уже догорели. Кое-где что-то еще тлело, но открытого пламени видно не было, да и дым по большей части рассеялся. Город выглядел пустым, как при первом нашем появлении, никаких следов ни людей Виталика, ни залетных москвичей нам обнаружить не удалось, и я счел, что это и к лучшему, а вот Петруха выглядел немного разочарованным.

Петрухе хотелось пострелять.

Мне, в общем-то, тоже, но я в своей жизни пострелял куда больше Петрухи, и знал, что удовлетворение, которое приносит вид очередного мертвого врага, быстро проходит, и в голову лезет куча других вопросов, ответы на которые лучше не искать.

5
Перейти на страницу:
Мир литературы