История любовных побед от Античности до наших дней - Болонь Жан-Клод - Страница 3

Позднейшие литературные (а затем и кинематографические) источники обильны и зачастую широко известны. Я буду пользоваться ими, но скупо, лишь там, где потребуется иллюстрация, показывающая, какие методы были в ходу, или характеризующая атмосферу рассматриваемой эпохи. Ведь сочинения романистов, даром что вымышленные, вдохновляются их реальным опытом или наблюдениями и вынуждены ориентироваться на психологическое правдоподобие. Когда изучаешь устройство сетей, которые раскидывают женщинам терпеливые соблазнители, можно ли обойтись без «Опасных связей» и «Красного и черного»?

Учебные пособия по обольщению, начиная с эпохи Возрождения, появлялись во множестве, советы, содержащиеся в них, становились чем дальше, тем оригинальнее, из чего, впрочем, еще не явствует, что их применяли на практике. Я просмотрел сто десять подобных сочинений, из коих шестьдесят три увидели свет до 1980 года. Из тех, что появились после 1980-го, шестнадцать представлены в Национальной библиотеке, из чего явствует, что такие новинки поступали туда в среднем два-три раза в год (разумеется, здесь речь идет только о книгах, сохраняемых в библиотечных фондах, — а не о тех, что продаются и распространяются из-под полы, поскольку вот уже четверть века, как этот жанр вошел в большую моду, — ибо последние на протяжении прошлых веков не являлись объектом достаточно систематического учета и узаконенного хранения).

Третий источник, может быть самый доступный, — это любовная переписка, личные дневники, мемуары, но, учитывая специфику рассматриваемой здесь темы, этот источник, пожалуй, и самый обманчивый. Ведь письма пишут, когда первый барьер уже взят, в личных дневниках чаще всего описывают неудачи, а мемуарист, когда доходит до эпизода, делающего ему мало чести, норовит увильнуть, не рассказывать о нем. Зато самородки, которые удается извлечь из такого источника, тем драгоценнее: они придают аналитическим построениям писателей краски жизни. В юридических архивах содержится множество пикантных подробностей, особенно касающихся областей, запретных для обольщения (гомосексуализма, педофилии), или случаев, когда кадреж принимает скверный оборот, приводя, например, к расторжению помолвки.

Картина складывается неоднородная, мозаичная. Даже если кадреж держится в рамках общественных правил, подвергаясь модификации сообразно культурным установкам, он все-таки принадлежит к интимной сфере. Каждый смотрит на эти вещи по-своему, в зависимости от своей принадлежности к тому или иному общественному классу, а также от своего характера, воспитания, предшествующего личного опыта, семейного положения. «Да прибавьте к этому, — пишет Сесиль До-фен, — еще пространственный фактор, этот важный и даже в своем роде непреодолимый барьер, чтобы не множить примеров, хотя бы между городом и его предместьями, где, как известно, разнятся и проявления желания, и ритуал любовного сближения». Хронологический подход раскроет реальную картину ярко, как при вспышке, и не раз. Ведь и задачи, и техника кадрежа передаются из века в век. Так же как в моих предыдущих работах, я несколько умерял это впечатление посредством тематических вариаций, связанных с особенностями среды (кадреж среди крестьян, среди гомосексуалов) или техники обольщения: я открыл, к примеру, кадреж в церкви, который практиковался в Средние века и вплоть до XVIII столетия, а в классическую эпоху — такие методы, как письмо с признанием и «каретное приключенье», от коего ведет свой род позднейший кадреж в открытой машине.

И наконец, не пристало упускать из виду, что авторы старинных текстов, живописующих любовные победы, в большинстве случаев взирают на них с осуждением либо стремятся загнать явление в строгие рамки морали. Древнеримский обычай, а затем и христианская традиция склонны взирать на маневры соблазнителя со снисходительным пренебрежением. Но что они могли предложить взамен? Похищение, изнасилование или брак по сговору семейств — вот те обстоятельства, при которых отпадает надобность в обольщении, коль скоро согласие женщины не требуется. Соблазнять, подвергая себя риску нарваться на отказ — это ведь значит желать добровольного, не насильственного соития. Существо, которое ниже тебя, не кадрят — ему делают предложение, от которого невозможно отказаться. Перед проституткой не разводят турусы на колесах, ей платят. А между тем иные родители бывали оскорблены, если будущий зять выражал желание встретиться со своей невестой: они видели в этом недостаток доверия к их слову.

Грубое преследование, проституция, матримониальный сговор семей — все это не имеет касательства к истории науки соблазна, обращенной только к равным или вышестоящим. Между Гильомом IX, который безо всякой преамбулы валит пастушку навзничь, и Дон Жуаном, не щадящим усилий, расточая Шарлотте многословные обеты, пролегло пять столетий галантности и куртуазии. Конечный результат, разумеется, одинаково мерзок в обоих случаях. Но из этих двоих один все-таки знает, что женщина может сказать «нет». Обольщение признает за ней, по крайней мере, это право.

В наши дни очаровывают девушку, а не ее родителей — это потому, что она вольна в своем выборе. Свобода, равенство… Выходит, кадреж стал республиканцем? Вопрос не столь уж анекдотический. Древние римляне осознали необходимость обольщать, столкнувшись с вольноотпущенницами, которые не зависели ни от кого, кроме самих себя. Ныне освобождение женщины делает кадреж неизбежным. Отсюда, по-видимому, явствует, что это понятие пора реабилитировать.

ЬВ: поле исследования остается тем же, что в моих предыдущих эссе: развитие западной цивилизации, начиная с возникновения христианства, библейские и греко-римские корни этой эволюции. Цитаты даются в переводе, орфография источников, начиная с XV века, остается неизменной; в недавних текстах я правлю мелкие орфографические ошибки, вместо того чтобы всякий раз вставлять «Так в оригинале!». Напомню, что на всем протяжении классической эпохи вместо нынешнего «заниматься любовью» в ходу были иные выражения — «строить куры», «целовать», «обнимать».

В начале времен проблема соблазнения не ставилась. Чего ради Адам трудился бы, обольщая единственную существующую в мире жену — свою? Когда же возникла необходимость соблазнять своего партнера? Не правда ли, все пошло от Евы, вечной соблазнительницы? Ведь она, предложив мужу откусить яблочка, тем самым изобрела прием прельщения подарком. И хотя сюжет подобного рода, по сути, не может быть предметом исторического рассмотрения, но и размашисто отмести его исследователь в данном случае не вправе.

В противоположность повествованиям о супружестве или любви (эти темы присутствуют в древнейших текстах всех цивилизаций) письменное изображение амурных побед почетом, видимо, не пользовалось. Может быть, первобытный человек не ведал иных подходов, кроме похищения и изнасилования? Чтобы разобраться в этом, стоит приглядеться к поведению животных или так называемых примитивных племен, в ходе торопливой ассимиляции усвоивших много общих мест, но не исторически осмысленных истин.

Вот свидетельство подобной попытки истолковать «историю женщины»: «В доисторические времена мужчина, этакий зверь во время гона, силой овладевал одной или несколькими женщинами по мере того, как испытывал естественную потребность в удовлетворении своих инстинктов самца. В ту пору, если в семье было несколько братьев, старший женился за всех, и, естественно, жена переходила с одного ложа на другое — каждый брат пользовался ею в свой черед! Невест добывали путем похищения. Самые сильные мужчины отправлялись поохотиться… на женщин», — пишет один из исследователей. Вспомним, однако, что «в ту пору» человек еще не изобрел письменности: есть от чего прийти в изумление перед лицом столь определенных утверждений, неведомо на чем основанных!