Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 40

— Партсовещание не зря собирают именно в Берлине — в инициативном предложении Хонеккера Леониду Ильичу о разработке «коллективных мер для оказания практической помощи польским товарищам» действительно много смысла и конкретики. Достаточно сказать, что немцы уже подключились к работе с «бетоном»… По мне, так еще интереснее инициативы Венгрии и ЧССР, но они целиком в плане вывода польской экономики из обозначившегося кризиса, причем в рамках мер по общему совершенствованию и защите СЭВ. Там и открытие в Польше филиалов «Теслы», «Шкоды», «Чепеля»… и кредитование через Международный инвестиционный банк. Полагаю, работа чехов и венгров с Грабским может стать их основным направлением… — Поправив очки, он развел руками. — Ну-у… Румынии и Болгарии мы тоже предложили включиться, но товарищ Чаушеску против, считая, что Бухарест и без того успешно проводит экономическую политику сообразно собственным интересам, и не видит особого смысла в усилении веса механизмов СЭВ. С этим надо что-то делать, как-то привести «мамалыжников» в чувство, но… Не сейчас.А вот София, напротив, соглашается! Ну, это как раз понятно. Товарищ Живков, во-первых, пользуется существенной безвозмездной помощью по энергоносителям, в том числе, увлеченно играет в их реэкспорт. Во-вторых, сам не дурак брать кредиты на Западе — и внимательно присматривается к изменениям курса СССР в этой области. Наконец, Болгария — транзитная страна, и развитие или, наоборот, сужение сотрудничества со странами «свободного рынка» ее интересы непосредственно задевает. Зато инициативный интерес к возможным изменениям программ СЭВ проявила Югославия…

— Даже так? — брови Андропова удивленно приподнялись.

— Именно так! — уверенно кивнул Питовранов. — Официально об этом — молчок, но где-то с начала декабря фиксируются четкие сигналы Белграда.

— Понятно… — затянул председатель КГБ, и мягко шлепнул ладонями по столу. — Хоть что-то в голове прояснилось.

Щелкнула дверь, и в кабинет боязливо просунулся дежурный офицер, качнув парой бокалов.

— Юрий Владимирович! — сказал он громким шепотом. — Евгений Петрович! Может… шампанского?

— Что, уже? — изумился Андропов.

— Куранты бьют!

— Наливай!

Золотистое «Советское шампанское», выдержанное в холодильнике, наполнило бокалы, а долгий гул колоколов, плывущий со Спасской башни, загулял по приемной — громкость маленького черно-белого телевизора выкрутили на полную.

— … Десять, одиннадцать… — молодой капитан госбезопасности в голос считал удары главных часов Страны Советов. — Двенадцать! Ур-ра!

— Товарищи офицеры! Поздравляю вас с Новым годом!

Бокалы сошлись над телефонами и селекторами, певуче вызванивая, словно подхватывая тающий набат.

Среда, 3 января. День

Польша, Скарбимеж

Сашка Ломов припрятал лыжи, и залёг. Винтовку, аккуратно обмотанную лентами из белого сатина (не пожалели простынь, располосовали), он подтянул поближе, и глянул в прицел.

Низенькая усадебка словно прыгнула навстречу. Крепкая каменная ограда скрывала приземистый домишко, да сараи с амбарами. Только и видно было, что крыши, горбящиеся под нависшей хмарью. И тишина…

Ломов осторожно поерзал — нет, всё нормально, удобно и тепло. В этом комбезе хоть в снегу ночуй. Да и какие в Польше морозы? Не зима, а сплошное недоразумение. Серость и сырость.

Да, именно так. Это было самое первое впечатление от «заграницы» — тускло тут и зябко…

…Усатый военком крякнул: «Ну, ребята, везет вам! Вы в команде 20-А!» А Санёк лишь глазами хлопал.

Повезли «везунчиков» в Воронеж. Там пять дней подряд куковали на пересыльном пункте, пока дождались «купца» — капитана свирепого виду. Тот отвез их куда-то под Москву, а еще суток через трое посадил на поезд. И только при виде польских погранцов до Ломова дошло, где ему выпало служить.

В ПНР тоже всё не сразу утряслось — ребят разобрали, кого куда. Вовчика в танковую часть определили, Марат к техникам на аэродром попал, а Санёк нашил себе васильковые погоны рядового ДШБ ГБ. Не баран начихал на скатерть!

Муштровали их зверски — и на кроссы каждый божий день гоняли, и стрелять учили, и убивать, чем придется — лопаткой, «розочкой», голыми руками, — и с самолета с парашютом сигать.

В самый первый раз Ломов орал дурным голосом, раскорячившись поперек двери, открытой в небо — капитан вышиб его, как пробку, и рядовой очухался лишь на земле, выплевывая подтаявший снег…

Правда, кормили в СГВ хорошо, да и рубли у поляков котировались — родители слали Сашке четвертные в конвертах с письмами, предварительно намазав зубной пастой, чтобы на свету не различить купюры. Иначе обязательно вскроют…

…Ломов прислушался. Медленно повернул голову направо — Мишка Кобрин сидел недвижимо, устроившись в развилке кряжистой сосны. Налево…

Капитан приподнял голову, и знаками показал Сашке: «Готовность раз». Ломов ответил на пальцах: «Понял».

Странно… Теплых, доверительных отношений с поляками у него не было. Да и с полячками тоже. Фальшивый народ.

И дружбу навек изобразят, и любовь страстную… А когда тебе замес устроят, пятеро на одного, то скалиться будут и хихикать в кулачок! Однако…

Всё равно, Сашка не воспринимал пшеков врагами! Они им пользовались, а он — ими. Заплатил той же Ядвиге — и она твоя! На час. А ему больше и не надо. И снова между ними нейтральная отчужденность…

Но, когда местные начали убивать советских… Тут уж извините! Офицеры — ладно, они воины и должны быть начеку. Что это за боец, которого можно шлепнуть, как куропатку? Но женщин стрелять… Детей малых…

Нет, Санёк не озверел, вроде того лейтёхи из разведроты, а как бы вычеркнул пшеков из списка людей. Выключил в себе жалость к ним, и кивал в такт загрубевшему голосу капитана: «В безоружных — не стрелять! В женщин — не стрелять! По детям — не стрелять! Мужиков с оружием — валить!»

…Подальности рассыпалась сухая очередь из «калаша», но Ломов заставил себя не вздрогнуть. Треснул пистолетный выстрел. Глухо ухнула граната.

Сашка изготовился, плавно поведя винтовкой. Ага…

Через каменный забор полез некто в шубе нараспашку, и с автоматом. Нетерпеливый «Змей» выпустил короткую очередь, и «Лом» поморщился — вот зачем вспугнул? Пусть бы лезли всем скопом!

Автоматчик заметался, а тут еще двое перевалились через ограду. С оружием в руках.

Сашка мягко выжал спуск. Винтовка дрогнула, отдаваясь в плечо. Меткая пуля отбросила первого в очереди — только лохматые полы шубейки взметнулись, да отлетел польский АК.

Четвертый из беглецов, этакий интеллигент в сером пальто, едва подтянулся, оседлал ограду, уже и ногу перекинул, взмахнул рукой, сжимавший пистолет-пулемет «РАК»…

Ломов попал ему в область сердца — увесистый калибр выбил пыль из пальто. «Интеллигент» судорожно вздрогнул, и кулем свалился в сухой подзаборный бурьян. Кобрин скосил двоих.

— Прекратить огонь! — зычно скомандовал капитан, и ухмыльнулся: — Зачистили!

Суббота, 6 января. Вечер

Польша, Сцинава

В общем коридоре горела всего одна лампочка, и в ее тусклом желтом накале шатались пугающие тени — у дверей в квартиру майора Каховского толклось четверо или пятеро бойцов терроргруппы. Они тяжело, сипло дышали, и хэкали вразнобой, добивая советского офицера.

Тяжелые ботинки с медными оковками ломали ребра и отбивали внутренности «оккупанту» — а по тому, как русский реагировал на удары, Чешиньскому стало ясно: били по мертвому телу. Но он не вмешивался. Пускай ребята отведут душу.

Пинком отворив дверь, экс-полковник шагнул в прихожую, сам ощущая боевой задор и то пьянящее чувство абсолютной власти, знакомое любому истинному воину. Самое великое удовольствие получаешь, не убивая врага, а упиваясь его страхом, его унижением! Всякий человек — скотинка, готовая как угодно пресмыкаться, лишь бы вымолить жизнь. Но ты, именно ты обладаешь высшим правом отнять ее — или оставить в живых тварь дрожащую, что лижет твои сапоги…