Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 39

«31 июня» поставили неплохо, и кастинг отличный, не исключая беглого Годунова, только вот хэппи-энд вышел малость корявым — и с ненужной грустинкой. Одноименная повесть Пристли заканчивалась шикарной свадьбой — накрытые столы протягивались из XX в XII век! — а по топорному сценарию Мелисента с Сэмом, хоть и поженились, но забыли о своих приключениях… Зачем? Смысл какой?

Я усмехнулся, как мог, одновременно жуя дефицитную салями. Помню, меня этот мюзикл расстроил, когда смотрел его впервые. А уж как я негодовал на создателя «Человека-амфибии»! Не писателя, режиссера. Беляев-то закончил свою книгу на оптимистичной ноте, у него добро побеждало зло! Там Ихтиандр тоже уплывал в океан, но не один, а с другом — дельфином Лидингом.

Этой водоплавающей парочке предстояло обогнуть Южную Америку и достичь Полинезии. А уж там, на уединенном райском острове, их ждали и профессор Сальватор, и любящая Гуттиэре! И к чему лишать зрителей надежды на лучший исход?

— Горячее нести? — деловито спросила мама, поправляя кокетливый передничек.

— Да! — оживилось мужское большинство.

— Есть! — засмеялась наша родная женщина, неумело козыряя. Надо ли говорить, что мы с отцом воздержались от замечания — дескать, «к пустой голове руку не прикладывают»?

Мама вернулась, торжественно внося латку с жарким из утятинки с яблоками. Сначала мое зрение уловило чарующий образ маслянистого, подрумянившегося яства, придавая глазам хищный блеск, а затем накатила волна дурманящего запаха, отправляя обоняние в голодный нокаут…

«Очередь за вкусовыми пупырышками!» — подумал я, влюбленно глядя на богиню трапез, и решительно сказал:

— Пап! Надо выпить за маму!

Отец, наколов вилкой аппетитное крылышко, среагировал моментально:

— Наливай!

Я слушал плеск вина — и ушами, глазами, всей кожей, всею своей сутью впитывал восхитительную атмосферу праздника, молясь истово об одном — чтобы после полуночи нас ждало только новое счастье.

Поздний вечер того же дня

Москва, площадь Дзержинского

Евгений Питовранов (для своих — Е Пэ) выглядел куда представительней Андропова. В ладном, идеально сшитом костюме, с холеным лицом потомственного дворянина, он больше смахивал на дипломата, а затемненные очки в модной оправе подчеркивали этот образ.

И видеть в Е Пэ человека, уязвленного судьбой, никому даже в голову не приходило — Питовранов большую часть времени пропадал в загранкомандировках, мотаясь по капстранам. Это ли не признак везения? Или причастности к высшим кругам?

А вот Ю Вэ замечал следы давней, но так и не прощенной обиды. После сталинских похорон Евгения обошли и наградами, и чинами, и званиями, хотя он мог, имея на то полное право, занять место председателя КГБ. И, кстати, с куда большим основанием — те чекистские премудрости, которые с трудом постигал Андропов, для Питовранова были вещами элементарными и давно усвоенными. Profession de foi.

Когда Юрий Владимирович назначил Евгения Петровича руководить отделом «П» (названным так по фамилии начальника!), он многим рисковал, но оперативники Пельше как будто проигнорировали необычную инициативу. Или приняли ее за кадровую текучку.

А ведь Питовранов, по сути, возглавил личную разведку председателя КГБ! Да, это был широкий жест доверия со стороны Андропова. Но не только. Ю Вэ как будто чувствовал вину перед Е Пэ, незаслуженно угодившем в опалу, и замаливал чужие грехи.

Обычно он встречался с Евгением Петровичем на конспиративной квартире, но под Новый год волна общей расслабленности накрыла и КГБ…

* * *

Свет в кабинете Юрий Владимирович погасил, и неторопливо приблизился к окну, глядя на ночную Москву. Вокруг молчаливой громады памятника Дзержинскому безостановочно кружились машины, разжигая малиновые огни стоп-сигналов и мигая поворотниками, а вдалеке, над крышами, мерцали рубиновые звезды Кремля.

Короткая стрелка вгрызалась в последний час уходящего года, но мысли председателя КГБ витали куда выше преходящего празднества, и окрашивались в державные, эпичные тона.

Он стоял в самом центре столицы, посередке огромной, великой страны. Ю Вэ усмехнулся. Когда-то Брежнев похвалился, что из его кремлевского кабинета весь Союз видать…

«Возможно, — дернул губами Андропов. — Да только и отсюда углядишь не меньше!»

Тихонько клацнула дверь, пропуская Питовранова.

— Твое офицерье, похоже, шампанским на всю ночь запаслось! — ворчливо сообщил он.

Юрий Владимирович коротко хохотнул.

— Ну, не лишать же их утренника! — пожав руку Е Пэ, он устроился за небольшим столиком, полировка которого отражала московские огни, и жестом пригласил гостя.

— Прошу извинить за опоздание, — прокряхтел Евгений Петрович, мостясь напротив хозяина кабинета. — Еле дождался новостей из Варшавы.

— И как у нас дела? — подобрался Андропов. — Хороши?

— Пока — да… — затянул Е Пэ. Усмехнувшись, он качнул головой: — Признаться, я даже не ожидал от Милевского подобной прыти, но он смог меня удивить. Буквально позавчера его люди затеяли тайную операцию «Антибиотик», по всей видимости, выношенную и взлелеянную в недрах МВД еще осенью. В течение двенадцати часов милиция и ЗОМО задержали около четырехсот человек — самых опасных активистов, главарей и вожаков, вроде Лешека Мочульского, Анджея Чумы, Мацея Гживачевского… Это всё неопилсудчики, стонущие по временам «Армии Крайовой», или подпольщики из «Руха». В камеры рядом с этими гавриками посадили деятелей из «Комитета защиты рабочих» — Яцека Куроня, Яна Липского, Антония Мацеревича… Их там десятки и сотни, антисоветчиков и антикоммунистов, я только самых отъявленных называю! Людвик Висьневский и Стефан Вышинский — это клерикалы, они опаснее речевиков-трибунов. И их за решетку… Буквально со вчерашнего дня все забастовки гасятся, а демонстрации разгоняются. Цитирую: «Задействованы все механизмы самозащиты социалистического общества». Кстати, наш Щелоков очень заинтересовался работой ЗОМО, хочет создать нечто подобное в советской милиции… — Он улыбнулся: — Во избежание.

— Не помешает, — серьезно сказал Андропов.

— Согласен, — торопливо кивнул Питовранов. Помолчав, будто собираясь с мыслями, он продолжил: — На Западе запускают пропагандистскую кампанию о массовых репрессиях в Польше, о подавлении политического плюрализма и нарушении прав человека… В общем, известная музычка. Я кое-что пролистал… Чаще всего в тамошней прессе склоняют самого Мирослава Милевского и нескольких верных его соратников — Тадеуша Грабского, Богуслава Стахуру, Тадеуша Тучапского… м-м… и Стефана Олыновского. Выходит, это самые твердые представители «партийного бетона», с ними можно иметь дело.

— Да уж, — хмыкнул Андропов, — Запад выдал им блестящие характеристики! — Он помрачнел, и сказал отрывисто: — Могу добавить последние известия от ПГУ: цэрэушники с подачи Бжезинского задействовали план по скоординированным акциям терроргрупп против советских гарнизонов. Цель ясна — вызвать жесткую реакцию наших сил в Польше и, таким образом, раздуть национализм, раскачать ситуацию… Уже — уже! За каких-то два дня! — погибло несколько десятков советских граждан, преимущественно офицеров, прапорщиков, их жён и детей. ЗОМО и польская Служба Безопасности развернули ответные действия, кое-где идут локальные бои с блокированными боевиками… — Он сжал губы, то и дело кривя их. Выдохнул, и глухо заговорил: — Вот что… Десятого января в Берлине откроется Чрезвычайное партсовещание стран соцсодружества. Там обсудят, как бы узаконив последние решения ПОРП, и… ну, скажем так, сверят часы относительно темпов и направления экономических реформ всего СЭВ. Я знаю, что вы постоянно держите руку на пульсе…

Юрий Владимирович насупился. «Высочайший» запрет на слежку за «братскими партиями» постоянно мешал КГБ, лишая разведку ценнейшей информации. Возможно, именно поэтому он и снял эти бестолковые ограничения для «Фирмы» Питовранова.

Е Пэ понятливо кивнул, даже не намечая улыбки.