Спасти СССР. Реализация (СИ) - Большаков Валерий Петрович - Страница 38

Девушки стеснялись проявлять свои чувства, они смущались и мило краснели, но от этого всё выглядело по-настоящему трогательно, без сюсюканья и слюнявого пафоса.

И Софи, и Тома были мне реально рады, а как они забегали, засуетились, наполняя милым щебетом тихие комнаты.

Тамара достала из холодильника миску с полуготовым «оливье» — осталось лишь смешать салат с майонезом, а София гордо внесла поднос с пирогом собственного сочинения. На мою долю выпало откупоривать бутылку «Советского шампанского».

Очень хорошо посидели! Поболтали, потанцевали… Развеяли тоску, подкопившуюся у всей нашей троицы.

Когда мы с Софи медленно кружились под чуть печальную музыку Тото Кутуньо, я аккуратно держал врачиню за талию, уговаривая ее закрыть «денежный вопрос» и оставить мысли о том, чтобы «вернуть долг», особенно известными, чисто женскими приёмами. Мне кажется, девушка вняла…

По крайней мере, ее руки, чопорно лежавшие у меня на плечах, ненадолго обвились вокруг моей шеи. А Тома поцеловала на прощанье… Вот и все вольности, которые мы себе позволили. Зато та мерзостная черная накипь, что осела на душу, испарилась, возогналась, улетучилась!

Домой я пришел спокойным и просветленным…

— Дюха! — Пашкин вопль даже тибетского ламу выведет из медитации.

— Чего? — откликнулся я, спешно набрасывая серебристый «дождик» на елку.

— К тебе!

Я выглянул в коридор, и увидал Минцева. Подполковник сделал мне ручкой:

— С наступающим, Андрей! Где бы нам уединиться?

Слава богам, всяческие гендерные девиации еще не попортили духовного здоровья советской молодежи, поэтому Паштет понял вопрос моего куратора, как положено, то есть буквально.

— Мастерская пустая! — подсказал он, стряхивая с себя конфетти, и я повел Георгия Викторовича в тот закуток, куда мы определили столярный верстак.

Аккуратно прикрыв дверь, подполковник выудил из кармана пухлую пачку десяток.

— Держи! — ухмыльнулся он. — Это лежало в пакете — маленький аванс от благодарных американцев. Бери, бери! Заработал.

— Думаете, стоит? — засомневался я.

— Стоит, — кивнул куратор.

— Ладно, куплю новый микроскоп для лаборатории. А что там еще лежало?

— Записка для случайного прохожего, буде он первым наткнется на закладку… «Товарищ! — с выражением зачитал по памяти Минцев, — Ты случайно проник в чужую тайну, подобрав чужой пакет, предназначенный не для тебя…» Ну, и так, по мелочи: шифроблокнот, инструкция, таблица связи… И задание. — Он расстелил газету на верстаке, подтянулся и сел. — Задание интересное… Ёмкое… Американцев интересует наше видение стран третьего мира — в Африке, Азии, Латинской Америке. Отношение к ним СССР — и варианты развития нынешней ситуации. Ну, например, положение в Сомали. Стоит ли ждать мира и прогресса в этом государстве?

Я покачал головой.

— Да нет там никакого государства, Георгий Викторович. Прежде всего, потому, что не существует сомалийского народа — сплошные племена и кланы! Сиад Барре — дурак. Вместо того, чтобы заняться жесткой централизацией, как Иоанн Грозный, он затеял войну, которая никогда не закончится! Это же Африка! Ну, разве что найдется сильный, харизматичный вождь, и сплотит Сомали железом и кровью… А мы ему поможем. Но только где же взять такого, харизматичного? Да и чего вы меня спрашиваете? — мне удалось изобразить сердитость. — Вон, пускай эксперты чешут свои умные головы!

Минцев весело рассмеялся.

— Ладно, Андрей, ладно! Мне просто нравится аналитика в твоем исполнении. С одной стороны, она отдает юношеским максимализмом, но вот с другой… Понятный энтузиазм и задор подчиняются беспощадной математической логике.

Я смешливо фыркнул.

— Ну, а как же? Иначе — детский сад, штаны на лямках…

— Да уж… — подполковник легко соскочил с верстака. — Ну, ладно. Как только я получу ответы специалистов, то передам их тебе — напишешь что-нибудь «по мотивам».

— Опять писанина! — я поморщился и вздохнул. — Ладно, напишу… Куда денусь.

Георгий Викторович крепко пожал мне руку.

— С наступающим, Андрей!

Воскресенье, 31 декабря. Вечер

Ленинград, Измайловский проспект

Домой я вернулся поздно, уже в десятом часу — пока наелись пирогов, пока натанцевались и отвеселились… Хорошо!

Клуб все покидали бегом, с хохотом и радостным визгом «переживая», успеют ли домой до полуночи. Даже Яся, которой дальше всех — и дольше всех! — ехать, смеялась, изнемогая и размазывая варежкой слезы по щекам.

А Сёма Резник и вовсе расшалился, невинно осведомившись у Кузи: «Тебе-то чего опасаться? У ведьмочек, как известно, именно в двенадцать нуль-нуль самая силища и красотища!»

За что и был извалян в снегу.

А вот нам с Пашкой выпало догонять отряд — сначала мы с комиссаром обошли все комнаты, все клубные закутки, повыключали везде свет — и заперли дверь на четыре оборота.

Вымпел с журавлем вяло обвисал — ветер не задувал совершенно; новогодняя ночь подступала ясно и морозно, нагоняя густую темь…

…Поскрёбшись своим ключом, я тихонько проник домой, с порога окунаясь в ласковое тепло и приглушенную музыку — начиналась вторая серия «31 июня».

Релаксируя и смутно улыбаясь отсветам экрана, умноженным трюмо, я повесил куртку и сменил «прощайки» на тапки. Пальцами пригладил растрепавшиеся волосы.

За этим занятием меня и застал отец.

— Водку пил? — осведомился он страшным голосом.

— Никак нет, товарищ полковник! — бойко отрапортовал я.

— Молодец! — расплылся папа, и шепотом добавил: — Помаду сотри.

Затеплев щеками, я глянул в зеркало и соскреб розовый мазок в уголке губ.

— Дюша пришел? — донесся из кухни высокий, по-девичьи звонкий мамин голос.

— Так точно! — грянул «настоящий полковник». — Разрешите доложить! Личный состав семьи в полном сборе и готов выполнить любой приказ верховного главнокомандования!

— Марш за стол! — скомандовала мама.

— Есть! — браво рявкнули отец с сыном, достигая трогательного консенсуса.

Свет в комнате был пригашен, и елка у окна переливалась хрупкими шарами, дутыми из тончайшего стекла. Поначалу мы дружно решили вообще нарушить давнюю традицию и обойтись пучком еловых веток, чисто для «новогоднего» запаха, но маме на работе выделили очень красивое, пушистое деревце, вот она и не устояла.

Правда, елочка оказалась пихточкой, но так даже лучше — хвойный аромат пуще.

— Сначала проводим старый год! — велела мама, приседая на табуретку (чтобы легче срываться на кухню). В нарядном «марокканском» платье, черном с серебряной вышивкой, она выглядела молодо и приятно.

— Есть проводить! — по-уставному отозвался глава семейства.

— Слушаюсь! — поддакнул я.

— Вот всегда бы так, — заворчала мамуля, тая улыбку, — чтобы орднунг унд дисциплин… Чего сидите? Наливайте даме!

Подсуетившись, Соколов-старший вынес с балкона остуженную бутылку брюта, а я, как младший по званию, ловко ее откупорил. Родители значительно переглянулись, и мама сделала широкий жест:

— Всем!

Пенное игристое зашипело, проливаясь в фужеры, и отец замялся, поднимая свой.

— Год был очень непростой… — медленно выговорил он.

Я согласно кивнул, прокручивая в памяти минувшие события, и прекрасные, и ужасные, а мама слегка зарумянилась, думая о своем.

— … Но всё плохое в итоге закончилось хо-ро-шо! — бодро заключил папа, и фужеры сошлись, согласно прозвенев.

Свою порцию я, больше склоняясь к полусладкому, лишь пригубил. Вот только почему мне казалось, что клубными пирогами удалось насытить юный организм, и до утра аппетиту не возгореться?

Я наложил себе в тарелку и бессменный оливье, и селедочку под шубкой, и еще какой-то замысловатый салат, а затем всё это умял с великой охотой.

Голосок принцессы Мелисенты, поющей с экрана, звучал слабовато, но мило, и даже послезнание не портило новогодний настрой.