Защити меня от… себя! (СИ) - Грасс Елена - Страница 29

Замолкаю. Застываю. Словно снова прохожу это во второй раз. Говорить трудно, в горле ком, но надо продолжать. Я же обещал рассказать всё.

— Тяжело, словами не передать. Она, как оказалось, даже рожать от меня не захотела. Насколько я никчёмный, видимо, оказался муж и человек. Не знаю, чем уж я так ей не угодил. С того времени полностью поменял свои приоритеты в жизни и взглянул на отношения с женщинами по-другому: никаких привязанностей. И мне стало легче, скажу честно. Решил, что так проще жить. Нет привязанности — нет предательства.

Она по-прежнему молчит, никак не реагирует на мои такие страшные откровения. Хотя может, для меня они страшные, а ей плевать…

— Но всё это до встречи с тобой. Когда я встретил тебя, сначала просто увлёкся, а потом понял, что ты другая. Мне ведь на самом деле не просто было взять и поверить, что настоящие и искренние отношения возможны. С тобой поймал себя на мысли, что надоело быть одиночкой. Решил дать себе самому ещё один же шанс. Да, не скрываю, изначально хотел с тобой только переспать, но потом это перешло в иное чувство. Ты стала казаться мне уникальной, лучшей. А когда пришёл твой отец, и наговорил кучу всего, снесло башку от злости и разочарования. Эта ваша переписка… она как доказательство обмана и того, что снова что-то делалось за моей спиной. Опять воспоминания про ложь и предательство долбанули, но это, конечно, меня ни в коей мере перед тобой не оправдывает.

Всё, вроде сказал всё, больше и добавить-то нечего…

— Наташа, не молчи. Назови меня уродом, ублюдком, кем угодно. Но только не молчи.

Жду её реакции…

— Наташа… — но, она продолжает молчать. Даже лицо своё ко мне не поворачивает.

Хочу подойти к ней, но она отходит в сторону и охватывает себя руками, словно хочет защититься.

— Наташа… Я не обижу тебя больше никогда. Обещаю. Знаю, ты не веришь, и нет прощения такому поступку. Я люблю тебя, слышишь? Скажи что — нибудь!

— Хорошо, — кивает, соглашается на разговор. — Ты начала говорить правду, тогда и я тебе скажу. Только моя короче будет. Три предложения, коротких, но таких понятных: я тебя не люблю. Не приезжай ко мне больше. Забудь меня.

Ну вот и всё. На мою тираду — откровение три предложения, убивающие всякую надежду на будущее.

— Я понимаю твоё желание, но не могу. Хочу исправить то, что натворил.

— Такое разве можно исправить? — смахивает слезу.

А я смотрю на то, как она плачет, и сам себя убить хочу.

Я обидел ту, кто заслуживает самого большого счастья на этой грешной земле.

— Прошу, поговори со мной, — продолжаю настаивать, только шансы на разговоры теперь, видимо, остались в прошлом.

НАТАША

— Прошу, поговори со мной, — настаивает, и я сдаюсь.

Но не потому, что я слаба и хочу его простить, а потому что теперь, действительно пришло время правды с двух сторон. Жаль, не раньше.

Пусть узнает и мою историю. Возможно, поймёт, что его страдания не самые страшные. В этой жизни всё познаётся в сравнении.

А я сейчас представлю ему возможность сравнить свою с моей.

— Ну что же… значит пришло время откровений, которого я так хотела, а ты избегал. Ты ноешь мне, как тебе было плохо, не допуская, что у каждого из нас своя беда… Страдалец! Выросший в сытой жизни и прекрасной семье. У меня не было ничего. Ничего! Знаешь смысл этого слова? Посмотри вокруг.

Наташа показывает глазами обстановку, но руки по-прежнему скрещены на груди, она также закрыта.

— Эта квартира — единственное, что есть у меня. Иногда удивляюсь, как отец мне позволил жить отдельно. Он же может тоже лишить меня и этого в любой момент. На улице останусь, как бомж. Когда умерла мама, и принимали с ним наследство, я не решилась настоять на том, чтобы квартира осталась мне. Он всегда знал, что я боялась его кулаков, поэтому, когда пришло время документы оформлять, нотариус даже на дом приехал. А отец перед этим избил меня, так что я на заднице сидеть не могла. Как только представилась возможность, съехала от него. Нет, неверное слово употребила. Я не съехала, я сбежала! Счастлива была, что разрешил.

Конечно, мне не хочется всего этого вспоминать, но я продолжаю. Слёзы просятся наружу, но я не позволяю себе плакать.

На Влада не смотрю, не неинтересно, как он будет реагировать на мои признания.

— Мы были среднестатистической семьёй, он был обычным мужиком. По крайней мере, не помню ничего критичного в его поведении до определённого времени. Всё изменилось, когда он стал хорошо зарабатывать. Отец ходил королём, что мог позволить себе многое. Мама зарабатывала значительно меньше, и он стал упрекать её, что он один по сути содержит семью.

— А что в этом такого, если мужик зарабатывает больше? — Влад удивляется. — Женщина вообще может не работать!

— Это в вашей семье она может не работать. А у нас всё иначе. В итоге отец стал плохо относиться в маме, хамил, грубил, и пару раз замахивался, когда она пыталась что-то сказать ему. Когда он ударил её в первый раз, а я это увидела, меня охватил шок.

И всё-таки начинаю плакать, тихо, беззвучно, но плакать, вспоминая, как страдала моя мамочка в этом браке с извергом.

— Я, было, думала, она соберёт наши вещи, и мы уйдём от него, но на моё удивление мама его простила. Конечно, сначала он клялся, что не тронет больше, но в итоге он ударил снова. Тогда она уже написала заявление в полицию, но участковый не отреагировал. Ну а дальше, понимая возможность безнаказанности, его понесло. Он бил то её, то меня. И защитить нас было некому.

Молча стягиваю футболку. Влад не понимает моего движения, вижу, замирает, теряется.

— Именно поэтому я не поворачивалась к тебе спиной при свете. Смотри.

Показываю ему на своей спине шрамы, которые остались как воспоминание его побоев. Это отпечатки от пряжки ремня. Они посветлели, но всё равно, когда загораешь, проявляются.

— Он бил меня в детстве и юности. Много и часто, как кажется, не по делу. Это многим он, возможно, казался безобидным лопухом, но не для меня. Он улыбается, но я знаю, что несёт эта улыбка. Знаешь, есть такой тип людей — он внешне безобидный, никчёмный для окружающих, не имеющий ценности для окружения и общества. Но случается так, что этот, казалось бы, безобидный человек за дверьми своего дома отыгрывает свою никчёмность на своих близких, более слабых людях. Вот это моя история, здесь именно так.

Замолкаю. Моё прошлое лежит на мне тяжёлым грузом, от которого я не могу избавиться по сей день. Может, расскажу ему, и мне наконец-то станет легче. А, может, и не станет. Ай, плевать!

— Сбежала бы, но куда? Мама когда умирала, взяла с меня слово, что отучусь. И я выполнила обещание. Теперь буду думать, что делать дальше. Наверное, всё, что я тебе говорю — дикость, и ты не понимаешь, почему я подчинялась ему. Как я могла ему сопротивляться в своём страхе? И к кому мне было бежать за помощью? Даже для тебя я была лишь девочка «пока не надоем». Но на это я согласилась сознательно, потому что хотела хоть ненадолго, но быть счастливой рядом с тобой.

— Наташа… — Влад хочет подойти ко мне, но я поднимаю предупредительно руку, запрещая, чтоб подходил.

— Под твоим крылом мне так хотелось спрятаться, чтобы расслабиться хоть немного и любимой себя почувствовать. Хотя какой любимой? Ты же не любишь никого! Себя только! Какая же я наивная дура.

Мой смех сквозь слёзы заставляет его практически метаться по комнате. Он и подойти хочет, вижу, и не решается. Ведь я запретила!

— Я ради квартиры шла на его уговоры уговорить тебя забыть про долг. Чтобы он не продал жильё и не выкинул меня отсюда. Когда появились первые деньги от подработки, даже сняла сначала отдельное жильё, желая сбежать. Но потом меня быстро попросили оттуда, и мне пришлось съехать. Потом искала снова, но мне отказывали, вот, мол, студентка, начнёшь оплату задерживать, зачем нам это надо. И что мне было делать, где жить? Стыдно, но попросилась обратно, это ведь и моё жильё тоже. Не всегда есть выбор, правда? У такой, как я его нет.