Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 38

Я почувствовала, как температура вокруг упала градусов на десять. Я обернулась. Кейден стоял, скрестив руки на груди, и смотрел на эльфа таким взглядом, что если бы взгляды могли убивать, от Лириена осталась бы только горстка пепла и пара острых ушей.

Ой, мамочки, — подумала я. — Кажется, кто-то у нас тут ревнует. И этот кто-то — очень большой, очень сильный и очень вспыльчивый дракон. Вечер перестаёт быть томным.

— Элара, — я вежливо, но твёрдо высвободила свою руку. — Местный управляющий. А это, — я кивнула на Кейдена, который, казалось, вот-вот начнёт дышать огнём, — мой… очень сложный и временами неэффективный силовой ресурс.

Лириен рассмеялся. Звонко, как колокольчик. — Управляющий и силовой ресурс! Кейден, она мне уже нравится! Ты всегда ценил женщин с чувством юмора.

Я пригласила гостя в дом. Отказывать было глупо. Ужин превратился в поле битвы. Лириен демонстративно ухаживал за мной: хвалил мою стряпню (хотя это был всё тот же капустный суп), восхищался моими волосами, задавал каверзные вопросы о моей магии. А Кейден… Кейден молчал. Он сидел, как каменное изваяние, испепеляя эльфа взглядом, и сжимал свою ложку с такой силой, что я боялась, она сейчас согнётся.

Элина была в восторге от нашего гостя. Она показала ему свою куклу, своего пискуна Хрума и даже рассказала про корову Зорьку. Лириен слушал её с неподдельным интересом, чем окончательно вывел Кейдена из себя.

После ужина, когда Элина уснула, эльф вдруг стал серьёзным.

— Смех смехом, старый друг, — сказал он, обращаясь к Кейдену. — Но я пришёл не просто так. Вести плохие.

Кейден напрягся. — Говори.

— Пробуждение силы здесь, в этой долине, почувствовали не только я и те болотные твари, которых ты так эффектно размазал по окрестностям. Слух дошёл до… других.

— До кого? — прорычал Кейден.

— До тех, кто помнит старые войны, — тихо ответил Лириен. — До Ордена Расколотой Тени. Они решили, что это Изольда вернулась, или что её наследие проснулось. И они начнут искать. Они не такие прямолинейные, как колдуны. Они действуют хитро. Ядом, интригами, предательством. Они уже ищут.

У меня внутри всё похолодело. Новые враги. Ещё более опасные.

Лириен встал, собираясь уходить. Он подошёл ко мне. — Ты обладаешь удивительной силой, дитя человеческое. Силой, которую этот мир не видел тысячу лет. Ты — его надежда.

Он посмотрел на Кейдена, и в его глазах промелькнула тень сочувствия. — Береги его, Элара. Потому что он будет защищать тебя и то, что вы прячете, до последнего вздоха. Он слишком долго ждал этой надежды, чтобы её потерять.

А потом он снова повернулся ко мне, и его усмешка вернулась. — Но и себя береги. Потому что влюблённый дракон бывает опаснее разъярённого. Особенно для той, в кого он влюблён. Он сожжёт весь мир, чтобы согреть ей руки, но в процессе может случайно спалить и её саму.

С этими словами он растворился в лунном свете, оставив после себя лишь лёгкий аромат озона и звенящую тишину, наполненную смыслом его последних слов.

Влюблённый дракон.

Я посмотрела на Кейдена. Он стоял у окна и смотрел туда, где исчез эльф. Его кулаки были сжаты добела.

— Он всегда был невыносим, — пробормотал дракон.

— Но он сказал правду? — тихо спросила я.

Кейден не ответил. Он просто повернулся и посмотрел на меня. Долго. Пронзительно. И в его взгляде было столько всего — и ярость на эльфа за его слова, и страх за меня, и упрямое нежелание признавать очевидное.

Влюблённый дракон, — снова пронеслось у меня в голове. — Прекрасно. В моём списке проблем появилась новая строчка, выделенная жирным красным маркером. И я понятия не имею, это угроза или… обещание самого невероятного счастья в моей жизни.

И, глядя в его пылающие золотые глаза, я поняла, что, скорее всего, и то, и другое одновременно.

Лириен исчез, а слова его остались. Они висели в воздухе между мной и Кейденом, плотные, тяжёлые, как могильные плиты.

«Влюблённый дракон бывает опаснее разъярённого. Особенно для той, в кого он влюблён».

Я смотрела на Кейдена. Он стоял, как каменное изваяние, глядя в туман, где растворился его старый друг. Его кулаки были сжаты так, что побелели костяшки. Он был в ярости. Но не на эльфа. На себя.

Влюблённый.

Это слово билось у меня в висках. Невозможное. Безумное. Опасное. И… до дрожи желанное. Мой мозг, мой прагматичный, логичный мозг менеджера, кричал об опасности, составлял список рисков и просчитывал убытки. А сердце… сердце молчало. Потому что оно уже всё знало. Знала с того самого момента, как я увидела его, раненого и беспомощного.

«Так, Соколова, соберись, — приказала я себе. — Хватит витать в облаках. У тебя на пороге война с тёмными магами, в подвале — стратегический артефакт, а в гостиной — ходячий катаклизм, который, если верить его дружку, в меня влюблён. Нужно прояснить ситуацию. Потребовать должностную инструкцию. Что входит в обязанности ‘объекта любви дракона’? Носить ему тапочки? Или уворачиваться от случайных огненных шаров?»

Тишина становилась невыносимой. Я должна была её нарушить.

— Что он имел в виду? — спросила я тихо, но мой голос в этой тишине прозвучал, как выстрел.

Кейден не обернулся. — Лириен всегда нёс чушь. Он любит драматические эффекты.

— Он не выглядел так, будто шутит, — я подошла и встала рядом с ним. — Почему «опаснее»? Кейден, посмотрите на меня.

Он медленно повернул голову. И я увидела в его глазах такую муку, такую древнюю боль, что у меня перехватило дыхание.

— Вы боитесь… навредить мне? — прошептала я.

Он усмехнулся. Горько, безрадостно. — Боюсь? — переспросил он. — Элара, я не боюсь. Я знаю. Это аксиома. Закон природы. Сила дракона — это сила стихии. Огонь. Ярость. Она может защищать, разрушать, сжигать дотла. Но она не умеет… беречь. Она не умеет быть нежной. Чем сильнее чувство, тем сильнее пламя.

— Хватит говорить загадками! — воскликнула я, теряя терпение. — Хватит тайн! Вы рассказали мне про Сердце Горы, про свой долг. А теперь расскажите про себя! Почему Лириен так сказал? Что случилось в вашем прошлом, что заставило вас стать таким… таким, как сейчас?

Я видела, как он борется с собой. Как его гордость, его вековая привычка к одиночеству и молчанию, сопротивляется. Но я не отступала. Я смотрела ему в глаза, и он видел в моих не простое любопытство. Он видел там наше общее будущее. Наше шаткое, опасное «мы», которое родилось в битвах и ночных разговорах.

Он сдался.

Тяжело вздохнув, он провёл рукой по лицу и сказал: — Пойдём к очагу. Это долгая история.

Мы сели на пол перед огнём, как в ту ночь, когда я впервые коснулась его руки.

— Давным-давно, — начал он, глядя в огонь, и его голос был глухим, — была другая долина. Очень похожая на эту. Зелёная, плодородная. И в ней жили люди. Горный народ. Они не строили замков, они жили в гармонии с землёй. Я был их Хранителем. Не по Договору, нет. Просто потому, что они были… моими. Я наблюдал, как они рождаются, любят, растят детей, умирают. Поколение за поколением.

Он замолчал, и я видела, как в пламени отражается боль его воспоминаний.

— Я был молод, — продолжил он с кривой усмешкой. — Всего пара тысяч лет. Самонадеянный, высокомерный щенок, который думал, что его сила абсолютна. Я не просто охранял их от внешних врагов. Я вмешивался. Я отводил от них лавины, приносил дожди в засуху, исцелял их скот своей магией. Я любил их. Всех. Своей странной, драконьей, отеческой любовью. Я был их богом.

Он сжал кулаки. — И моя любовь их погубила. Они привыкли к моей помощи. Они стали слабыми, зависимыми. Они перестали бороться сами. Они забыли древние знания, потому что зачем, если есть я, который решит любую проблему? А потом… потом пришла беда, с которой моя магия не могла справиться.

— Серая хворь? — прошептала я.

— Нет, — покачал он головой. — Хуже. Обычная, людская болезнь. Красная лихорадка. Она косила их сотнями. Детей, стариков, женщин. Моя магия была бессильна. Я не мог исцелить её. Я пытался. О, как я пытался! Я сжигал заражённые деревни, надеясь остановить распространение. Я менял потоки ветра, чтобы они не несли заразу. Я вливал свою жизненную силу в их умирающие тела… но моя сила была слишком грубой, слишком огненной. Моя магия жизни — это магия стихии, а не магия врачевания. Мой огонь приносил больше вреда, чем пользы. Я пытался спасти их, но в своей ярости, в своём отчаянии и горе я лишь ускорил их гибель.