Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 39

Он замолчал. Я видела, как ходят желваки на его скулах.

— Долина опустела за один год. Я остался один. Среди пустых домов и могил тех, кого я любил. Тех, кого я поклялся защищать. И кого я сам же и уничтожил своим неумелым, разрушительным покровительством.

Я слушала его, и у меня разрывалось сердце. Я видела его. Молодого, всемогущего, отчаявшегося бога, который в бессильной ярости крушит мир, пытаясь спасти тех, кого уже не спасти.

— Вот что имел в виду Лириен, Элара, — сказал он, повернувшись и посмотрев мне прямо в глаза. И в его золотых глубинах плескалась такая боль, что я чуть не задохнулась. — Сила дракона, его чувства — они не созидают. Они сжигают. Чем сильнее я буду пытаться защитить тебя, тем больше опасности я принесу в твою жизнь. Моя забота — это проклятье. Моя любовь — это пожар.

Теперь я поняла всё. Его цинизм. Его жестокость. Его отстранённость. Это была не гордыня. Это была епитимья. Наказание, которое он сам на себя наложил. Броня, которую он выковал из пепла своего горя и своего чувства вины, чтобы больше никогда, никогда не позволить себе привязаться. Чтобы больше никогда не сжечь то, что он любит.

Слёзы текли по моим щекам, но я их не замечала. Я протянула руку и коснулась его щеки. Он вздрогнул, но не отстранился.

— Вы не виноваты, — прошептала я. — Вы не виноваты, Кейден. Вы просто… были одни.

Он закрыл глаза, словно моё прикосновение причиняло ему боль. — Ваша ошибка была не в силе, — продолжала я, и слова рождались сами собой, идущие от самого сердца. — А в том, что рядом не было никого, кто мог бы вам помочь. У вас не было… партнёра. Того, кто мог бы направить вашу огненную реку в мирное русло. Того, кто мог бы строить и исцелять, пока вы защищаете.

Я смотрела в его потрясённые глаза, и на моих губах появилась слабая, дрожащая улыбка. — Но теперь вы не один. У вас есть я. И моя магия — другая. Мы не повторим ваших прошлых ошибок, Кейден.

Я подалась вперёд и сделала то, что ещё минуту назад казалось немыслимым. Я коснулась своими губами его губ. Нежно, осторожно, почти невесомо.

— Мы совершим свои собственные, — прошептала я ему в губы. — Новые. И гораздо более интересные.

Он замер, как камень. А потом я почувствовала, как он выдохнул. Длинный, дрожащий выдох, с которым из него выходили века боли, одиночества и вины. Его руки легли мне на талию и притянули к себе. Крепко. Властно. Отчаянно.

И он ответил на мой поцелуй. И это был уже не тот поцелуй, который мог бы случиться в сарае. Это не было вспышкой страсти. Это было чем-то большим. Слиянием двух израненных душ. Обещанием. Клятвой.

В этот момент я поняла, что все мои страхи, все мои сомнения — ничто. Потому что я не просто влюбилась в дракона. Я нашла своё место. Здесь, в его объятиях, посреди проклятой фермы, на краю мира. И я была готова встретить любую бурю. Лишь бы он был рядом.

Утро после нашего разговора-исповеди-поцелуя было… оглушительным. Я проснулась в своей кровати, но всё моё тело помнило тепло его рук, а на губах всё ещё горел след его губ. Я коснулась их пальцами, и по коже пробежали мурашки.

Это было реально.

Дракон, который ненавидел весь мир. И я, попаданка, которая потеряла свой мир. Мы нашли друг друга на этих развалинах. И это было самое безумное и самое правильное, что случалось в моей жизни.

Я спустилась вниз, и сердце моё выбивало какой-то сумасшедший джазовый ритм. Он стоял у окна, но обернулся, как только я вошла. Словно почувствовал. Наши взгляды встретились, и неловкость прошлых дней исчезла. Осталось только… узнавание. И нежность. Такая глубокая, такая бездонная в его золотых глазах, что у меня подогнулись ноги.

Он подошёл и, не говоря ни слова, просто взял мою руку и поднёс к губам. Лёгкое, почти невесомое прикосновение к моим костяшкам. А меня будто молнией ударило.

— Доброе утро, Элара, — сказал он, и его голос был хриплым и низким.

— Доброе, Кейден, — выдохнула я, понимая, что краснею, как девчонка.

Так, Соколова, соберись! — мысленно взмолилась я. — Веди себя прилично! Ты взрослый, ответственный менеджер, а не героиня любовного романа! Хотя… кого я обманываю?

Завтрак прошёл в какой-то счастливой, идиотской дымке. Он улыбался. Улыбался! Настоящей, тёплой улыбкой, от которой в уголках его глаз собирались морщинки. Он сказал, что моя каша «на удивление съедобна». Это был высший комплимент из его уст. Элина смотрела то на меня, то на него, и её личико сияло. Кажется, она была счастливее нас обоих.

Мы были… семьёй. Странной, нелепой, состоящей из дракона, попаданки, маленькой ведьмочки и ворчливого гнома. Но семьёй.

Я впервые за всё это время почувствовала себя дома. По-настоящему. И я позволила себе расслабиться. Поверить, что всё будет хорошо.

Какая же я была дура.

Беда пришла, как всегда, внезапно. Её принесла Элина. Она побежала утром в сарай, чтобы проведать Зорьку, и через минуту оттуда донёсся её отчаянный, полный ужаса крик.

Мы с Кейденом бросились туда.

Зорька лежала на сене. Она не просто лежала. Она… угасала. Её бока тяжело вздымались, глаза, ещё вчера ясные и благодарные, затянуло мутной плёнкой. А её шкура… на ней проступали серые, пыльные пятна. Словно её жизненные соки кто-то выпивал изнутри.

— Серая хворь! — выдохнул Кейден, и его лицо превратилось в ледяную маску ярости. — Они посмели. Они посмели дотронуться до неё.

Элина рыдала, обнимая корову за шею. А я… я закрыла глаза и посмотрела .

Я увидела жизненную силу Зорьки — тонкую, зелёную ниточку света. И я увидела, как в эту ниточку вцепились десятки мерзких, ядовито-зелёных паразитов, которые жадно высасывали из неё жизнь. Это была магия врага. Он не смог пробиться через наши щиты. И он нашёл другой путь. Он послал свою отраву по ветру, как споры чумы. Он ударил не по нам. Он ударил по самому беззащитному. По тому, что мы полюбили.

— Мы должны что-то делать! — крикнула я, чувствуя, как отчаяние ледяной рукой сжимает моё горло.

Мы пробовали всё. Элина пела свои самые сильные, исцеляющие песни. Но хворь была слишком сильной. Её песня лишь немного замедляла распространение серых пятен.

Кейден попытался выжечь заразу своим огнём. Он приложил ладонь к боку коровы, и я увидела, как он пытается тончайшим лучом своей силы испепелить зелёных паразитов. Но они были слишком тесно сплетены с жизненной силой Зорьки. Уничтожая их, он уничтожал и её. Он отдёрнул руку, и на его лице было выражение бессильной ярости.

Тогда попробовала я. Я попыталась своей структурной магией отделить нити жизни от нитей болезни. Разобрать этот узел. Но это было всё равно что пытаться отделить капли чернил, растворённые в воде. Я не могла.

Мы были бессильны.

Мы просидели в сарае весь день. Мы смотрели, как угасает наша корова. И я видела, как вместе с ней угасает и надежда в глазах Элины.

— Это из-за меня, — сказал Кейден глухо. Он сидел на полу, прислонившись к стене, и смотрел на Зорьку. В его глазах была та самая древняя боль, которую я видела вчера. Боль того, кто снова не смог защитить. — Это они мстят мне. Через тебя. Через то, что тебе дорого. Они показывают, что моя защита — ничто. Что я приношу лишь смерть.

— Не смей! — прошипела я, подсаживаясь к нему. — Не смей так говорить! Это не твоя вина! Это война! А на войне бывают потери.

— Я не хочу больше терять! — прорычал он.

Я снова обратилась к дневнику. Это была наша последняя надежда. Я листала страницы, ища хоть что-то. Хоть какой-то намёк.

И я нашла. В разделе «Проклятия и хвори». Страница была почти вырвана. Запись сделана торопливо, с кляксами.

«Серая хворь, пущенная в живое существо. Почти необратима. Яд проникает в саму суть, в структуру жизни. Единственная надежда — противоядие. Чистая жизнь, рождённая из абсолютной смерти. Лунный Лотос. Легенда. Говорят, он растёт лишь в самом сердце Гнилых топей, в месте, где тёмная магия так сильна, что сама порождает своё исцеление. Но никто оттуда не возвращался. Найти его — чистое самоубийство. Но другого пути нет».