Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом (СИ) - Луна Кармен - Страница 34

— Хорошо, — вздохнула я. — Только, пожалуйста, давайте договоримся. Вы не будете никого испепелять взглядом, не будете угрожать и постараетесь выглядеть… попроще.

Он окинул себя взглядом. На нём были простые штаны и рубаха, которые мы вычистили. — Куда уж проще? — в его голосе проскользнула знакомая надменная нотка.

— Я про выражение лица, Ваше Величество, — съязвила я. — Постарайтесь не смотреть на людей так, будто выбираете, кого из них съесть на ужин.

Он фыркнул, но, кажется, замечание принял.

Наш поход в деревню был похож на сюрреалистический сон. Мы шли по дороге. Я старалась держать дистанцию, но он всё время как-то оказывался рядом. То уберёт с моей дороги ветку, то подаст руку на крутом спуске. И каждое его случайное прикосновение било током.

Когда мы вошли на центральную площадь Каменных Бродов, эффект был мгновенным. И совершенно другим, чем в прошлый раз.

Если тогда наступила враждебная тишина, то сейчас началась паника.

Женщины, набиравшие воду у колодца, завизжали и бросились врассыпную, расплёскивая воду. Мужики, сидевшие у таверны, вскочили и скрылись внутри. Торговец, раскладывавший на прилавке свой скудный товар, сгрёб всё в мешок и бросился наутёк. Дети, игравшие на площади, с рёвом кинулись по домам.

За десять секунд площадь стала абсолютно пустой. Мёртвой. Словно чума прошла.

Все смотрели на нас из-за закрытых ставен. И в этих взглядах был только первобытный, животный ужас.

— Вот, — с горькой усмешкой сказала я. — А вы говорили, я привлекаю слишком много внимания. По сравнению с вами я — невидимка.

— Они просто проявляют здравый смысл, — невозмутимо ответил Кейден.

Мне стало дурно. Одно дело, когда тебя ненавидят. И совсем другое, когда тебя боятся до смерти. Когда от тебя шарахаются, как от прокажённой. Я почувствовала себя не просто в клетке. Я почувствовала себя экспонатом в этой клетке. «Красавица и Чудовище». Только без песен и танцующей посуды.

Первым делом мы пошли в кузницу. Огромный, бородатый кузнец, который в прошлый раз, я уверена, и не посмотрел бы в мою сторону, сейчас стоял перед Кейденом, бледный как смерть, и вытирал потные руки о фартук.

— Ч-чем могу служить, м-мой лорд? — заикался он.

— Моей спутнице нужно лезвие для топора. Хорошее. И десяток гвоздей разной длины, — лениво произнёс Кейден.

— С-сие будет исполнено! Немедленно! Через час! Всё будет в лучшем виде, мой лорд! Для вашей… э-э-э… леди!

Я вспыхнула до корней волос. Леди?!

Не дожидаясь ответа, мы пошли в единственную в деревне лавку. Та же история. Лавочник, маленький, юркий мужичок, кланялся нам в пояс и лебезил так, что было противно.

— Берите всё, что хотите, госпожа! Для вас — всё бесплатно! За честь почту!

— Мы заплатим, — отрезала я.

Я выбрала несколько мотков грубой, но прочной ткани, иголки, моток ниток и мешочек соли. Когда пришло время платить, я поняла, что у нас нет денег.

Я растерянно посмотрела на Кейдена. Он с лёгкой усмешкой шагнул вперёд. Протянул руку, и на его ладони из воздуха материализовалась маленькая, тускло поблёскивающая монетка. Золотая. Он бросил её на прилавок.

Лавочник ахнул и схватил монету, как величайшее сокровище. Кажется, на эту монету он мог купить всю свою лавку целиком.

Пока он, трясясь от счастья, заворачивал наши покупки, я прислушалась. В углу его жена испуганно шепталась с зашедшей на огонёк соседкой. — …говорят, с Гнилых топей беда идёт… — шептала соседка. — Купцы рассказывали, там люди болеют странно. Сохнут заживо. И свет по ночам над болотами видят, зелёный… — Тьфу на них, на колдунов этих, — отмахивалась жена лавочника.

Я замерла. Гнилые топи. Колдуны. Это была та самая зацепка.

Мы вышли из лавки. На обратном пути я молчала, переваривая услышанное и увиденное. Этот страх в глазах людей. Это унизительное подобострастие.

— Мне не понравилось, — сказала я, когда мы отошли достаточно далеко от деревни. — Что именно? — спросил он. — Всё. То, как они на вас смотрят. И как они смотрят на меня — из-за вас. Я чувствовала себя… экспонатом в клетке.

Он остановился и посмотрел на меня. В его золотых глазах была тень той самой древней печали, которую я видела вчера. — Это — цена силы, Элара, — сказал он тихо. — Это моя клетка вот уже тысячи лет. Одиночество. Страх и лесть тех, кто слабее. Я привык.

Он сделал паузу, и его взгляд стал тёплым. Неожиданно тёплым. — Я просто… не хочу, чтобы ты была в своей клетке одна.

И в этот момент я поняла всё. Он не просто защищал меня. Он… делился со мной своим одиночеством. Он впустил меня в свою золотую, проклятую клетку, чтобы мне не было так страшно в моей собственной.

Я смотрела в его глаза и не знала, что сказать. Все мои саркастичные ответы, все мои колкости застряли в горле. Осталось только одно. Чувство. Огромное, тёплое, немного грустное, которое заполнило меня целиком.

Мы пошли дальше. Но теперь мы шли не просто как партнёры. Мы шли как двое заговорщиков. Двое изгнанников. Двое существ, которые нашли друг друга посреди враждебного, испуганного мира. И это было гораздо важнее и страшнее любой любви. Это было начало настоящего единства.

Утро после нашего триумфально-унизительного похода в деревню было оглушительно тихим. Атмосфера в доме изменилась. Напряжение никуда не делось, но оно стало другим. Раньше это было напряжение между врагами. Теперь — между… я не знаю, кем. Двумя людьми, которые случайно увидели душу друг друга и теперь отчаянно пытаются сделать вид, что ничего не произошло.

Кейден больше не смотрел на меня, как на назойливое насекомое. Теперь он смотрел на меня с каким-то тяжёлым, задумчивым интересом. Словно я была сложной рунической головоломкой, которую он не мог разгадать. А я… я старалась на него вообще не смотреть. Потому что стоило мне встретиться с ним взглядом, как в памяти вспыхивало его тихое, хриплое: «Я просто… не хочу, чтобы ты была в своей клетке одна». И моё сердце, эта глупая, предательская мышца, начинало выбивать чечётку.

Так, Соколова, хватит рефлексировать! — мысленно приказала я себе, яростно помешивая кашу. — Романтику будешь разводить, когда спасёшь мир, выплатишь ипотеку и заведёшь сорок кошек. А сейчас у нас работа! У нас есть зацепка!

За завтраком, который прошёл в этой густой, как патока, тишине, я решила взять быка за рога. Или дракона. Что, в принципе, одно и то же.

— Нам нужно поговорить, — сказала я, когда мы доели. — О том, что я слышала в лавке.

Кейден поднял на меня свои золотые глаза. Он ждал.

— Жена лавочника шепталась с соседкой, — начала я, излагая факты, как на совещании. — Говорили про Гнилые топи. Про какую-то «странную болезнь». Люди «сохнут заживо». И про зелёный свет по ночам.

Я ожидала, что он удивится. Но он лишь помрачнел. — Это хуже, чем я думал, — сказал он тихо. — Значит, они уже начали.

— Кто «они»? И что «начали»? — нетерпеливо спросила я.

Вместо ответа он сказал: — Зови гнома. Это касается нас всех.

Пришлось идти к люку-кочке и проводить «переговоры», которые включали в себя обещание испечь лепёшку с мёдом. Через десять минут Буркотун, ворча и отряхивая с бороды землю, сидел за нашим столом. Так состоялся наш третий «военный совет». В составе: попаданка, дракон и гном. Отличная команда для спасения мира.

Я повторила всё, что слышала.

Когда я упомянула про «сохнущих заживо» людей, Буркотун побледнел под своей густой бородой. — Серая хворь… — прошептал он. — Древнее зло. Я думал, о ней забыли сотни лет назад.

— Что это такое? — спросила я.

— Это не болезнь, ведьма, — ответил гном, и его голос был полон страха. — Это проклятье. Магия, которая пожирает жизненную силу. Она начинается с земли. Трава становится серой и ломкой, вода в ручьях — мёртвой. Потом она перекидывается на растения, на животных. А потом — на людей. Человек не болеет. Он просто… высыхает. Словно из него выпили всю жизнь до капли.