Вперед в прошлое 11 (СИ) - Ратманов Денис - Страница 17

— Упал.

Егор успел выставить руки, встал на колени… Удар по ушам ладонями — Алтанбаев аж взвизгнул.

— Дезориентирован.

Отойдя от него, я раскинул руки.

— А дальше — добивание.

Алтанбаев был зол, ноздри его раздувались. Поднявшись, он потряс головой и проворчал:

— Посмотрел бы я, на тебя, когда у меня палка!

Следующими дрались Заславский и Минаев. Уверенный в себе Игорек встал в стойку, сделал несколько ложных выпадов — Минаев от него шарахался. То ли специально, то ли по старой памяти…

А потом вдруг как ринется атаку! Его руки замелькали так быстро, что я не успевал фиксировать касания. Вскоре в ход пошли ноги. Все, что делал Заславский — защищался, и превосходство Минаева не оставляло сомнений.

Когда я дунул в свисток и поднял руку Димона, на лице Игорька была обида и непонимание: как так? Это я должен его гонять!

В перерывах между боями я поглядывал на Гаечку, которая кусала губу и нервничала. И вот ее очередь!

Они с Крючком были одного роста, но Гаечка изящнее и тоньше, а у Крючка силуэт напоминал крабий, с массивной грудной клеткой и тонкими короткими ножками… Ну, или клопа-вонючку.

— Ты лучше крючком ее своим потрогай! — сыронизировал Зяма и получил затрещину от Алтанбаева.

— Заткнись, гнида. Ща за ухо тебя отсюда выпру.

Зяма скукожился и внял, а я, как и хихикающие Димоны, понял, что прозвище Крючок — не производное от Крюков, а интимная анатомическая особенность. Интересно, как они это выяснили? Или девки рассказали?

— Начали! — крикнул я.

Противники вели себя профессионально, прощупывали друг друга, кружили по матам. Первым серьезный удар нанес Крючок — Гаечка поставила блок и ответила, завершив комбинацию лоукиком. Крючок закрылся. Он работал только руками, а Гаечка наносила удары ногами. Если бы она била в полную силу, Крючок бы уже валялся с отбитыми ляжками.

Осмелев, Саша решила выпендриться и сделала вертушку, но была схвачена за ногу и повалена… Крючок не сразу понял, какую совершил ошибку, потому что навыками борьбы не обладал. Гаечка выскользнула из его захвата, как угорь, и завершила поединок, красиво замкнув «треугольник».

Разжала ноги, только когда Крючок постучал по полу. Вскочила и воздела руки, с превосходством осмотрела вытянувшиеся лица гопников. Показательная порка возымела действие, гопота была шелковая и пикнуть боялась.

Разошлись мы в восемь. Недовольными были только поверженные воины, особенно — Заславский.

— Достойно, — пожал мою руку Алтанбаев.

— Научи, сенсей! — сложил руки на груди Крючок, отдоминированный девушкой.

Эх, где же взять столько времени? Да и подходящая территория нужна. Тренировать гопоту вместе с друзьями, портить им впечатление от занятий, я не собирался.

Провожая взглядом Алтанбаева, я думал над тем, повлияет ли на таймер этот мой поступок? Или толчка недостаточно, нужно взять шефство над этими лбами? Вот уж чего мне не нужно.

Ночью во сне взрослый я праздновал сорокатрёхлетние, которое ждал как избавление от опостылевшей работы и связанного с ней дебилизма. Пенсия! Купить лачугу у моря на берегу Азовского моря где-нибудь в Щелкино, вести жизнь холостяка, делать вино и чачу, ходить в море на лодке, ловить рыбу. Так мне виделась свобода после двадцати лет службы в вооруженных силах.

По сути, проживая чужую жизнь, которую теперь и вспоминать не хочется, я жил ожиданием пенсии. Но поспешил родиться на несколько недель. Случись это на месяц раньше, возможно, меня не призвали бы на войну…

И я никогда не попал бы в прошлое, то есть меня такого, какой я сейчас, никогда не было бы.

А теперь во сне я отмечал очередной день рождения и знал, что обречен, что весь мир обречен… Или по крайней мере тот мир, что мне особенно дорог, ведь ядерный конфликт — это необязательно уничтожение человечества. Но хуже всего было осознание, что работа, которая мне надоела, от которой я так мечтал избавиться, в конце концов меня убьет.

Никакого моря мне, никакого вина и шаланды, полной пеленгаса.

Проснулся я в смешанных чувствах. С одной стороны, какое счастье, что теперь я пойду другой дорогой! С другой — до слез обидно было за того себя, за миллионы людей, которые ходят на работу, как на каторгу. С понедельника по пятницу. С девяти до шести. И никак не разорвать круг Сансары, потому что еще в юности они свернули куда-то не туда.

Рядом одевался Борис. В прихожей всхлипывала мама. Почему? Что с ней? Она плачет, или это просто насморк? Прислушавшись, я понял, что она разговаривает по телефону и действительно плачет.

Первая мыль была — что-то случилось с бабушкой, ведь у нее давление и сердце шалит. Я вскочил с кровати и в одних трусах ломанулся в прихожую.

— Мама, что случилось?

Она повернула ко мне отекшее лицо.

— Андрей…

— Какой? Наташкин или…

— Андрюша, твой двоюродный братик… умер. — Она повертела в руках трубку, откуда доносились протяжные гудки. — Мама позвонила. Господи… мне надо к ней! Как бы приступ не случился.

— Как умер? — Я еще не до конца осознал услышанное, но чернильное облако в душе начало ширится и темнеть. — Опять прыгнул из окна?

— Нет. У него остановилось сердце. Никто не знает, как так. Его будто выключили.

Меня словно кипятком окатили, закружилась голова, и я прислонился к стене. Вот что случается с гнилушками, на которых удается повлиять. Выходит, я убил его? Или это просто совпадение?

Из зала высунулся Боря, повертел головой.

— Это прикол? Как это — умер?

— Взял и умер, — вздохнула мама. — Нет больше Андрюши.

Боря замер, подвигал бровями, губы вытянусь в нитку. Нет, он сильно не расстроился, как не расстраиваются, когда из жизни уходит далекий не очень симпатичный человек. Его поразила конечность бытия.

Память взрослого шепнула, что, да, в молодости смерть кажется чем-то противоестественным, как град посреди июля. Как смерть любимой собаки. Потом один за другим умирают деды, бабушки, тетки и дядья. Соседские старушки, которые в нашем детстве были бодрыми.

Когда тебе сорок пять, то лента друзей во «Вконтакте» начинает превращаться в некролог, и не дай бог дожить до момента, когда ты остаешься последним свидетелем своего поколения.

Думал ли я о таком раньше? Нет, меня просто пугало осознание собственной смертности. Года в три оно меня посетило, я понял, что все станут старенькими, умрут, и я умру, и не будет ни-че-го — испугался и перестал есть и спать.

Хотелось бросить все и поехать с мамой к бабушке. Если кому сейчас паршиво, так это ей. Нам-то Андрюша никто, дальний родственник, а она его с младенца растила, радовалась его успехам, печалилась, наблюдая его деградацию.

Вспомнилась мать Барика, готовая наложить на себя руки после смерти единственного сына, но она выжила после моего внушения. С одной стороны, хотелось посмотреть, как бабушка, но с другой — страшно прикасаться к чужой трагедии. Может, и бабушке внушение поможет? Или ну его, вон какие у него последствия.

Грустная мама ушла в спальню. Боря проводил ее взглядом и прошептал:

— Вчера был Квазипуп, и я тебе не показывал, но теперь можно. Иди сюда. — Он достал из тайника под столешницей альбом. — Вот, я дорисовал проект дома!

Он открыл альбом. Все было именно так, как я ему говорил. Неидеально с инженерной точки зрения, но эскиз можно показывать проектировщику, он подкорректирует размеры. Мне его телефон дал Леонид Эдуардович, у нас встреча в воскресенье, в свободное от работы время. К тому же этот человек в силах помочь утвердить проект дома, чтобы потом не пришлось узаконивать готовый дом, проходя круги ада.

А вот дополнительные помещения придется обозначать как подсобки, сараи или как их называют. В общем, когда на руках будет проект, закажу смету, чего и сколько нужно, и начну сотрудничать с Завирюхиным. Если отчим отвалится, выкручусь как-нибудь.