Японская война 1904. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 9

— Что? — переспросил Тюрин.

— Японцы собрали столько орудий, но не бьют по мосту. Получается, они сами хотят им воспользоваться.

— Не может быть, — выдохнул Тюрин, но это было уже лишним.

На вражеском берегу появились целые колонны японских солдат, которые шли по тем самым расширенным дорогам, что они приметили еще вчера.

— Встретим их! Наших тоже немало! — выругался на своем месте Мышкин.

— Не встретим, — покачал головой Тюрин. — Японцы для того и поливают нас с таким остервенением, чтобы никто и голову поднять не мог.

— И что теперь? — Мышкин хлюпнул носом.

А в этот самый момент японцы зашли в море. Вернее, на свой край ледяной тропы! В теории Сомов должен был достроить его лишь в самый последний момент, и эта же пустота должна была уберегать наш берег от контратаки. Но японцы оказались умнее! Они все заметили, они заранее ночью нарастили свой край ледяной дороги и теперь наступали в обход русских укреплений.

— Если наш фланг сметут, то они в спину основным силам ударят, — выдохнул Мышкин.

В этот момент трубка снова заговорила голосом Дроздовского. Приказ по взводу — открыть огонь, разрушить переправу. И действительно! Тюрин оживился: ледяная тропа была вполне по силам их 47-миллиметровым пушкам, надо будет только поправить дистанцию на взрывателях. А на закрытой позиции они тут полдня простоят…

— Сбить опоры! — рявкнул Тюрин, и тут же двое солдат выскочили наружу.

Их укрытие построено так, чтобы съезд на огневую позицию был под углом. Выбиваешь бревна, и броневик сам туда сползает — и никакой заведенный двигатель раньше времени его не выдаст.

— Заряд полный! Огонь!

Первый выстрел, и Тюрин тут же дал корректировку:

— Вправо два деления! Дальность — минус 0.2 секунды!

Они не могли пристреляться заранее, но саму машину, саму пушку знали, как себя, поэтому буквально с третьего выстрела накрыли часть тропы, отсекая японцев. Ледяное крошево полетело во все стороны, вода заревела, взмывая в воздух тяжелыми фонтанами. К черно-белым цветам залива добавился красный, вот только…

— Они все равно идут! — выдохнул Мышкин.

Три броневика разрушили часть тропы, но японцы просто спрыгнули в ледяную воду и, подняв вверх руки с винтовками, чтобы не намочить их, все окутанные клубами пара, словно какие-то демоны, устремились к берегу. Их попытались встретить гранатами, но слишком разрозненно — чертовы пушки, не дававшие поднять голову, сыграли свою роль.

— На вторую позицию! — трубка прохрипела голосом Дроздовского.

Тюрин на мгновение опешил, но потом понял. Там совсем другой обзор: они смогут стрелять не только возле берега, но и дальше. А японцы уже сориентировались и грузили на лодки разобранные полевые пушки. Если они усилят себя еще и ими — вообще дело дрянь станет.

«Мусье» Дроздовского, взревев мотором, первым выскользнул на открытое место. Японские артиллеристы, давно пытавшиеся накрыть их, тут же оживились — град снарядов, падающих вокруг, стал гуще. Пока еще далеко от машин, но сколько им еще будет улыбаться удача? Тюрин указал Мышкину вторую дорогу, чтобы врагу снова нужно было пристреливаться… Третий экипаж должен был отправиться по еще одной тропе, но… То ли что-то там заметили, то ли командир просто растерялся, но они поехали прямо за ними.

Слишком заметная и жирная цель!

— Накроет же! — ругался Мышкин.

— Молчи! Сглазишь! — Тюрин просто молился.

Очередной снаряд разорвался прямо рядом с ними, правый край броневика подкинуло на полметра вверх. Машина с противным тягучим хрустом приземлилась обратно, а потом… Сталь на боку раскрылась, словно цветок, и Тюрина отбросило в сторону. Удар о переборку, и он потерял сознание.

Пришел в себя, кажется, в то же мгновение, но… Уж слишком сильно все поменялось. На лбу повязка: затянуто крепко и ровно. Рядом — два мертвых тела. Заряжающий и наводчик, Алексей и Михаил. Тюрин сглотнул, немного повернулся и увидел бледного Мышкина, вцепившегося в руль и куда-то гонящего машину прямо по кочкам.

— Что случилось? — Тюрин приподнялся на локте. К счастью, тело слушалось.

— Ваше! Ваше благородие! — Мышкин искренне обрадовался и чуть не разрыдался, рассказывая, что случилось после ранения Тюрина.

У них тогда ранило только его, а вот третий броневик разнесло на части. Еще четыре взвода машин были выбиты целиком — это японские канонерки, наплевав на мели и мины, все-таки подошли поближе и открыли прицельный огонь. Тем не менее, главное их отряд сделал: прикрыли отход пехоты, выиграли так необходимое время. И, наконец, пришел приказ тоже откатываться назад.

— Лешку убило, — хлюпал носом Мышкин, — когда мы на дорогу выехали. Там японцы все-таки перетащили несколько горных орудий и шрапнелью по нашим — прямой наводкой. Ну, Лешка и предложил шугануть их. Снова наших прикрыли, а потом его… прямо в грудь! Мишка встал на его место! Наводил пушку до самого конца, пока снова не пришел приказ отходить… А потом рухнул и затих. Оказывается, он уже давно был ранен, но терпел. До последнего. У меня сил-то только и хватило их уложить, чтобы по-христиански было, но что дальше делать…

— Ты молодец, — Тюрин сглотнул и сжал плечо молодого механика. — Ты сделал больше, чем вообще было возможно!

Он видел несколько сквозных дыр в броне: в одну так даже ящик со снарядами при желании можно было просунуть. Всё остальное тоже в пробоинах, ни одного целого куска, и то, что они при этом были еще на ходу — вот что было настоящим чудом… В этот момент идущий первым броневик Дроздовского начал замедляться, а потом и вовсе остановился.

Почему? Тюрин подошел поближе к одной из дыр в броне, осмотрелся. Взгляд сразу зацепился за балку, в которой можно было укрыться, а дальше… Всего в полукилометре за ней шла насыпь железной дороги. Одна из тех, по которым должны будут отправиться вперед бронепоезда прорыва.

— Жди! — крикнул Тюрин Мышкину и выпрыгнул из броневика.

Покачнулся, но устоял на ногах, а потом бросился к соседней машине.

— Михаил Гордеевич! — тут тоже все было в дырах, и прапорщик сразу разглядел Дроздовского. Живой.

— Живой! — тот словно прочитал его мысли, улыбнулся, а потом кивнул на все еще трещащий помехами передатчик. — А я вот только с Макаровым говорил.

— И что? Пришлют нам подкрепление? — выдохнул Тюрин, но потом увидел взгляд Дроздовского и напрягся. — Не пришлют?

— Нам подкинут пару туземных рот, они тут рядом и скоро подойдут.

— А артиллерия? Броневики? Поезда?

— Макаров сказал, что может отправить поезд. Он встанет за нами и остановит японцев, вот только…

Тюрин проследил за его взглядом. Там, где шла тахтаревка, еще продолжались работы. Если поезд приедет сейчас, то японцы просто разбомбят дорогу дальше, и тут он и встанет. Вместо того, чтобы помочь в атаке, как должен был!

— Если же мы продержимся хотя бы час, — Дроздовский сжал зубы, — тогда поезд сможет помочь нам на ходу, а потом пойдет дальше уже на основную позицию. Понимаешь?

— Понимаю, — просто ответил Тюрин. — Значит, час… Вроде бы не так уж и много!

И в этот момент из-за дальней сопки показались первые японские части. И как же много их было, как же плотно они шли!

Хикару Иноуэ чувствовал вкус победы.

Да, начало выдалось не идеальным. Русские что-то заподозрили и начали отходить, потом и часть ледяной тропы разбомбили, заставив наступающие роты идти вброд. И кто знает, сколько людей сляжет, когда начнет спадать атакующий запал… Вот только подобные мелочи не могли остановить настоящего японского солдата. Они ворвались в окопы, отбросили подавленную артиллерией русскую пехоту. Казалось, еще немного, и они задавят врага, разрежут весь правый фланг на части, возьмут в клещи и…

Не получилось. Всего чуть больше десятка русских броневиков все испортили. И ведь Иноуэ специально подтянул пушки, чтобы их выбить или хотя бы отпугнуть, договорился с флотом о поддержке, но… Командиры этих чертовых машин словно забыли, что такое смерть. Обстрел пехоты на переходе, потом подбитые лодки с горными пушками, которые были так нужны для прорыва второй и третьей линий обороны.