Японская война 1904. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 10

Все эти мелочи, одна за другой, привели к тому, передовые части 12-й дивизии рассекли русские порядки, но вот массы, чтобы превратить прорыв в окружение, им уже не хватило. И теперь было только вопросом времени, когда же враг остановится и в очередной раз даст бой… Снова меткий огонь на дистанции, снова гранаты вблизи и снова машины, прущие вперед, когда одной храбрости не хватает, и нужно добавить немного металла.

Иноуэ подошел к одному из подбитых броневиков. Стальная махина, закопченная от взрывов, и лежащие внутри тела. Неожиданно взгляд Хикару остановился на надписи. Белые буквы на боку машины — у них тоже была такая традиция, послания себе и врагу на бортах кораблей. А вот и на суше для них нашлось место.

— Что значат эти буквы? — надпись была неровной, было видно, что ее рисовали в спешке. Возможно, специально перед этим боем. — Что-то вроде «смерть японцам»?

Иноуэ постарался, чтобы презрительное выражение у него на лице смог рассмотреть каждый из офицеров свиты.

— Никак нет, — возразил молодой штабист, лишь недавно переведенный из Токио как раз за знание языков. — Тут написано «мстим за брата»…

В воздухе повисла тишина, и по спине Хикару пробежали мурашки. Почему-то только сейчас он задумался, а что будет, если русские победят? Если будут мстить до самого конца за каждого, кого потеряли на этой войне? Останется ли после этого хоть что-то от его Японии?

— Идем дальше! — он поморщился, загоняя все страхи поглубже, где они не будут мешать, и решительным шагом направился на вершину ближайшей сопки.

Там была еще одна позиция броневиков. Видимо, та самая, с которой один из отрядов начинал этот бой. Целый котлован, усиленный бревнами, опутанный проводами — как же сильно это отличалось от стоящих в голом поле полков в самом начале войны. И снова Хикару пришлось постараться, чтобы взять себя в руки. Дойдя до самого верха и повернувшись на север, он вытащил бинокль и оглядел позиции перед собой.

Поле, узкая гряда невысоких сопок, а потом рокадные дороги и мягкое подбрюшье всей группировки Макарова. Ему лишь бы добраться до него, и он уже никогда не отпустит такую-то добычу.

— Там, впереди… — Иноуэ увидел, как два броневика, все что осталось от стальной группировки на правом фланге, остановились на полпути между ним и его целью.

Неуклюже то ли съехали, то ли свалились в балку, а к ним словно мясо на скелет начали подтягиваться отступающие части. Еще недавно они бежали, потеряв волю к сопротивлению, но лишь увидели хоть намек на новую линию обороны и тут же забыли про страх… Иноуэ вздрогнул, осознав, как же это похоже на него самого! Вот только это ничего не меняло. Он — японский офицер, он должен победить, и он пойдет до самого конца, чего бы ему это ни стоило.

Обернувшись, он проследил, как на лодках и по остаткам ледяной тропы 12-я дивизия в полном составе перебирается на русский берег. Один рывок, снести эту последнюю жалкую линию обороны, и тогда они смогут снабжать себя уже по суше. А там и артиллерия подтянется. Если Макаров рассчитывал, что маневры — это его прерогатива, что японская армия снова будет просто стоять на месте — зря!

Неожиданно генерал покачнулся. Сначала показалось, ветер, но потом он понял — это от залпа целой батареи гаубиц, которые русские каким-то чудом подтянули почти вплотную к линии фронта. Ну вот, если все пойдет, как надо — он и до них доберется.

— Огонь! — полковник Афанасьев опять нарушил приказ и лично поехал вместе с поездом-монитором на главную позицию.

По бумагам она проходила как сопка номер 17, солдаты же из-за весьма скромной высоты прозвали ее гораздо проще. Прыщ! И вот за этим прыщом они пряталась, когда вся японская артиллерия начала по ним бить. Вот только японцы били вслепую, большинство пушек, стреляющих только по прямой, были и вовсе бесполезны, а их 8 гаубиц с наводкой от висящих в воздухе шаров… Они в этот момент были подобны ангелам смерти!

Капитан Боресков старался, как его учили дома, всегда держать стать.

— Костя! Шар крутит! — рявкнул и тут же высморкался его напарник, штабс-капитан от артиллерии Николай Николаевич Лисин. Его манеры, привитые и отточенные где-то под Тверью, раздражали и поражали.

Совсем не так Константин Михайлович представлял себе полеты, когда в 1902 году заканчивал по 1-му разряду офицерский класс по воздухоплаванию. Все оказалось гораздо жестче, грязнее, грубее…

— Держу! — Боресков бросил взгляд на флаг на боку аэростата. Поднялся, но еще полощется, играет на ветру — значит, можно удержать.

Капитан повис на рулевом канате, помогая вытянутому словно колбаса аэростату встать по ветру.

— Еще! — закричал Лисин.

— Лучше не будет! — ответил Боресков. — Кто же знал, что ветер так резко усилится. Очень близко к 10 метрам в секунду. Тут хорошо, что мы вообще держимся!

— Отметка 312! Батарея маскируется рядом с деревней! Виден дым от выстрелов! — перестав кричать на Борескова, Лисин перехватил трубку связи с землей и начал кричать уже им.

Ветер свистел, перебивая даже его ор, ледяные брызги намерзали на шар, на руки, на провода и даже на усы. Боресков растер лицо, разгоняя кровь, а потом поспешил снова броситься на канат. Сейчас пойдет обстрел, и Лисину нужен обзор, чтобы корректировать батареи.

— Квадрат 31, перелет, 100 метров назад, 50 метров левее.

— Квадрат 31, перелет, 20 метров назад.

— Квадрат 31. Накрытие. Батарея, шквальный огонь!

Последняя команда была уже лишней, это Лисин просто иногда забывался, что уже не на земле и не командует своими фейерверкерами и бомбардирами. Впрочем, после того, как первую батарею накрыли, и они начали наводить русские пушки на новые цели, реплики Лисина стали короче. На высоте быстро перестает хватать дыхания, да и разрывы японских снарядов словно намекали — нужно побыстрее.

— Пристреливаются, сволочи! — выругался Лисин, когда очередной разрыв разлетелся тысячами осколков буквально в сотне метров перед ними.

— И откуда только эта батарея вылезла? — голос Борескова на мгновение дрогнул.

— Прятали! Специально, чтобы нас достать, прятали, а разведка прозевала!

— Может, сразу на нее нацелить кого?

— После этой. Будем метаться — только артиллеристов собьем и никого вообще не достанем! — ответил Лисин, а потом, проследив за следами попаданий в японском тылу, снова закричал в трубку. — Квадрат 29! Недолет! Повторяю, недолет! 40 метров вперед!

И снова разрыв совсем рядом. Это уже другая батарея, и они выцеливают соседний аэростат. Там командир не выдержал, попытался перевести огонь на ближайшего врага, и, словно наказывая его за торопливость, новый разрыв обрушился прямо на шар. Боресков как раз смотрел в ту сторону и во всех деталях увидел, как пламя вспыхнуло сначала крошечной яркой точкой, а потом, обгоняя осколки, во все стороны рванула огненная волна.

— Ярко ушли! — Лисин на мгновение прикрыл глаза, но через мгновение уже снова орал на землю.

В итоге они добили вторую батарею, потом поразили гаубицу, что работала прямо по ним. Холод, который утром пробирал до костей, сейчас уже перестал ощущаться. А вот влажность повысилась. То ли Боресков вспотел, то ли облака пошли. Капитан просигналил вниз, чтобы их подняли до 800 метров, и видимость разом стала лучше.

— Восемьсот! — крикнул он Лисину, чтобы тот внес корректировку на дальномере.

— Принято, — ответил тот, а потом чуть задумчиво добавил. — А это не по нашу душу, как думаешь?

Боресков свесился и увидел, как около роты японцев двинулись вперед, несмотря на продолжающийся обстрел.

— Вижу что-то за спинами. Думаю, ручные мортиры — значит, точно за нами!

— Рота идет к нам, — Лисин вызвал землю. — Фронт — 150 метров, вышли из квадрата 15. Выйдут на дистанцию поражения минут за 10. Если побегут, то быстрее…

Не успел он закончить, как японцы побежали. Их накрыли сразу с нескольких батарей, но этот отряд вел кто-то опытный. Он умело проложил маршрут между сопок, прикрываясь от картечи, но даже так — их все равно должны были перехватить. Полковник Мелехов оставил рядом несколько рот прикрытия как раз на такой случай. Боресков не удержался и высунулся подальше, чтобы убедиться, что они успеют… И чуть не вылетел, когда всего в сотне метров от них рвануло.