Японская война 1904. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 7

— Ты поэтому приехал? — Иноуэ сжал губы.

— Если самый храбрый генерал из тех, кого я знаю, начнет бежать от боя, — Катиширикава смотрел прямо в глаза своему другу, — то судьба Японии будет решена в тот же миг. И я предпочел бы вернуться в Токио, зная ответ на этот вопрос.

Иноуэ кивнул. Рассказ о волнениях в столице, желание принца понять решимость армии — все складывалось в одну картину.

— Я не боюсь, но прорыв нашей обороны поручили Макарову, а он всегда старается обмануть наши ожидания, поэтому… — Хикару начал загибать пальцы. — Первое, я бы ждал атаки со всех направлений. Второе, выделил бы больше всего внимания тому флангу, где деятельность врага меньше всего заметна. И третье…

— Почему ты замолчал?

— Показалось, что нас слушают, но это просто ветер, — Хикару тряхнул плечами, сгоняя снежную крошку. — И третье! Если враг по-настоящему ударит с нашей стороны, я буду готов, чтобы остановить его. Но если он только отвлекает внимание и на самом деле сосредоточил силы на других направлениях, то получится, что именно тут он сам будет слаб. И уже я ударю прямо по нему!

— Это безумие!

— Это маневры. То, чему я за эти месяцы научился у русских, — Иноуэ на мгновение отвернулся и бросил взгляд на ледяную гладь Ляодунского залива.

Две ночи назад его разведчики чудом смогли заметить работы русских, и теперь Хикару планировал воспользоваться этим знанием. Мелькнула мысль, стоит ли говорить об этом даже принцу, но потом Иноуэ напомнил себе, что тот не раз выручал его и… Он предложил Катиширикаве немного проехаться. Десять километров на юг, где вдали от посторонних глаз 24-я пехотная бригада тренировалась быстро преодолевать водную преграду по только что намороженной ледяной дороге.

— И что это? — принц с удивлением оглядел покрытых ледяной крошкой солдат, только что пробежавших около сотни метров и теперь отогревающихся у огромного костра.

— Это, — тихо ответил Иноуэ, — наша возможность победить.

— Прямо победить?

— Знаешь, — в голосе генерала проснулась обида, — я уже два раза пробивал линию обороны Макарова, выходя ему во фланг и даже в тыл. Но оба раза меня останавливали, давая тому возможность переломить исход боя. Так вот, больше этого не будет! На этот раз 12-я дивизия пойдет до конца! Несмотря ни на что!

Сегодня Ляоян бурлил. Казалось бы, меньше месяца отсюда уехал министр внутренних дел, задавая моду потери интереса к войне, и вот… В город, словно совершенно не опасаясь грохота пушек, начали слетаться молодые девушки со всей империи. Кто-то заезжал на день-другой и спешил купить билеты назад, осознав, что реальность и фантазии могут сильно отличаться. Кто-то находил себя при госпиталях, где ни один врач не отказывался добавить к лекарствам для раненых немного молодости и красоты, что одним своим видом дарили всем вокруг юные гостьи.

А кто-то, несмотря ни на что, оставался сам собой, и этого тоже было достаточно, чтобы скромный городок на задворках империи начал сиять.

— Ты слышал? — шептались на улицах. — У нас давали представление девушки из самого Императорского театра!

— Из Мариинки?

— Типун тебе на язык, так говорить. Театр назвали в честь супруги Александра II, Марии Александровны, а ты… Мариинка. Тьфу!

— Да ладно тебе. А я слышал, что там какая-то совсем молодая девушка играла Одетту, в газете про нее, представляешь, написали «трепетная». У меня мурашки от одного этого слова, и как после такого идти своими глазами смотреть?

— Ты про Анну Павлову?

— Точно!

— Так она уже не такая и молодая, 24 года. И главное-то ты пропустил: к нам, говорят, приехала сама Матильда Кшесинская, не кто-то там, а прима-балерина.

— Наверно, к великому князю. Говорят, они раньше с Сергеем Александровичем были близки.

— Да что же ты все болтаешь! Услышит кто, головы не сносить.

— А я что? Например, злые языки болтают, что она и с самим государем роман крутила, так я же молчок.

— Ну, хватит!

— А ты не затыкай меня!

Два огромных купца с бородами по пояс чуть не набросились друг на друга, когда их едва не задела закрытая карета, и им пришлось спешно отскакивать в сторону.

— Людно тут стало, — вздохнул первый.

— Да, словно снова в столице, — согласился второй, и они, забыв про недавнюю ссору, направились в ближайший кабак. И не пожалели.

Там их ждали уже новые слухи, причем не только про балерин и высочайшие романы, а еще и про новую книгу Джека Лондона. На этот раз тот решил не дожидаться ее выхода в печати, а, говорят, по совету самого генерала Макарова, приехал в Ляоян, чтобы устроить публичные чтения. На русском языке, который он неплохо освоил за последние месяцы!

И город бурлил, выпытывая детали и готовясь сражаться за лишний билетик. Вот она, настоящая жизнь!

Завтра…

Обзор с 14-й сопки, где стоял мой штаб, был похуже, чем с высоты две тысячи двести десять, где расположился Линевич, но мне хватало. Тем более я предпочитал полагаться не на свои глаза, а на наблюдателей на воздушных шарах. Сейчас они в последний раз поднимались ввысь вдали от фронта, собирая информацию о движениях в японских тылах. Завтра они взлетят уже на передовой, в зоне поражения вражеских орудий.

— Может, не будем рисковать? — спросил стоящий рядом Ванновский. — Полковник Кованько даже с 6–8 километров довольно точно передает данные.

— Посмотрите налево, — ответил я. — Между нами и 15-й сопкой.

— Вижу. Там стоит одна из стационарных батарей, которые шрапнелью будут работать.

— А видите, что она укрыта сетками?

— Лоскуты с имитацией снега? — усмехнулся Ванновский.

— Между нами меньше километра, и вы все видите, а теперь… свяжитесь с 3-м шаром. Там же сейчас новенькие, которых готовит Кованько?

— Все верно, но зачем?

— Попросите их описать территорию рядом с 15-й сопкой…

Я отвернулся, а недовольный Ванновский исчез минут на двадцать. Потом вернулся, задумчивый и встревоженный.

— Они не видят, — выдал он. — Я чуть прямым текстом не намекал, но не видят.

— Человеческий глаз даже в компании с увеличительными линзами не совершенен, — я пожал плечами. — В этом нет ничего удивительного. Так что мы должны учиться обманывать чужие глаза и тренировать свои.

— Поэтому Кованько гоняет своих с фланга на фланг и заставляет описывать не только японцев, но и наши позиции? — понял Ванновский.

— Точно. Учит людей замечать врага по малейшим признакам, ну а офицеры Мелехова учатся маскироваться.

— А я? — немного с обидой спросил Ванновский.

— А тут моя вина, — признался я. — Знал, что вы работаете с шарами, но не учел, что в какие-то детали они вас не посвятят. Кажется, наша с вами система секретности наконец-то начала по-настоящему приживаться. А то, помню, раньше нос воротили, а теперь — распробовали. Даже от вас что-то утаили!

— Ну вот, теперь непонятно, то ли гордиться, то ли пепел для головы готовить, — махнул рукой Ванновский. — Кажется, мне до завтра нужно будет много узнать, но… Сделаем! Даже если шары не справятся, у меня ползуны на передовой почти в сотне метров от японцев смогли окопаться!

— А саперы?

— Прошлись во всей линии фронта, везде не земля, а сплошной камень. О подкопе и думать нечего…

Я кивнул — классические методы взятия укреплений отваливались один за другим. Еще и главный план постоянно приходилось дорабатывать.

Так, деревянные понтоны могли держать броневики только в теории, а на практике — края обламывались, и машины слетали в воду. Пришлось добавлять конструкции стальной каркас, что разом заставило увеличить размеры. А за ними поползло и все остальное: количество нестроевых, чтобы их перевозить, дополнительные части прикрытия и даже увеличение ширины дорог, что мы прокладывали на передовой и в тылу.

Еще японцы наловчились уничтожать наши тахтаревки. Мы ночью прокладываем, они днем бомбят. В Инкоу-то как было: мы что-то уложим, они постреляют, и следующей ночью нужно было поменять дай бог с десяток секций. А тут японские артиллеристы, кажется, были готовы палить с утра и до самого вечера, пока наблюдатели видели хоть один прямой кусочек стали. Иногда закрадывалась мысль, а во сколько нашим врагам обходятся такие обстрелы, но… Если мы не победим, все эти рассказы про дыру в чужом кармане не будут иметь никакого смысла.