Японская война 1904. Книга пятая (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич - Страница 6

Причем им повезло: стажировку они проходили на 37-миллиметровых, а тут попали на новые броневики с усиленным корпусом, куда установили уже 47-миллиметровую пушку Гочкиса.

— Тюрин! — Дроздовский окрикнул своего бывшего фельдфебеля, и тот сразу же подбежал к головной машине. — Как дела? Освоился?

Было видно, что он хотел спросить другое, но решил начать именно как командир отделения.

— Все хорошо, ваше благородие.

— Пристреляли новую пушку?

— Так точно, — вытянулся Тюрин, но потом уже немного по-свойски добавил. — Это так удивительно!

— Что именно?

— Пушки! Старая 37, эта 47 миллиметров — вроде бы разница всего чуть, издалека можно и перепутать. Но снаряды при этом на маленькой весят всего полкило, а сюда — все полтора килограмма будут. А еще нам артиллеристы лекцию читали, боеприпас в разрезе показывали. Так в старом только 20 граммов пороха было…

— Пироксилина.

— Точно, пироксилина! А в новом снаряде все 70 граммов! И дальше тоже все хитро: кажется, взрыв от такого должен стать в три раза сильнее, но нет! Осколки полетят всего на пару метров дальше, не на пять, а на семь, но вот взрывная волна — та да, гораздо мощнее будет…. Мы по разным укрытиям еще стреляли потом. Глиняные фанзы разносит в осколки, деревянные укрепления тоже нас не удержат, пулемет на открытой позиции — без шансов. А вот нормальный кирпич — если и взять, то не с первого раза. Бетон — тут только если осколками пытаться посечь. Ну и просто земля. Я иногда раньше думал, зачем столько копать, а тут нам наглядно показали! Тонкую насыпь первый же выстрел раскидает, а если хотя бы сантиметров 30 набрать, да еще водой пролить и ветки внутри уложить — и из нашей пушки такому укреплению уже только внешний вид портить.

Тюрин замолчал, сам от себя не ожидав такой длинной речи. А вот Дроздовский, наоборот, только разулыбался.

— Не удивительно, что тебя хвалят. Любишь ты машины, вон сколько всего заметил и понял. А что насчет нашей позиции скажешь?

Он махнул рукой, чтобы Тюрин забирался на головного «Мусье», бросил ему бинокль, а потом указал ему сначала вниз, на свой берег. Впрочем, что творится там, Тюрин знал и так. Редуты возле берега, за ними — скрытые от японских глаз лодки и горы хвороста. По ночам специальные команды выплывают с ним на середину залива и укладывают подводную тропу.

Сама идея не новая: говорят, что еще во времена Петра Великого хворост кидали в ледяную крошку, чтобы река быстрее схватилась. Сама по себе-то она может еще месяц гулять, а как появляется основа, так процесс и идет. Сначала такую дорогу хотели за ночь проложить, но полковник Мелехов в итоге придумал хитрее. Лодки ночью шли, закидывали хворост, но палками опускали его поглубже, чтобы дорога схватывалась чуть ниже уровня воды.

В итоге она потом сама по чуть-чуть нарастала, а главное, со стороны как будто ничего и не менялось. Та же ледяная крошка на поверхности, разве что в одном месте она как будто меньше двигалась, но разве догадается враг обратить внимание на такую мелочь?.. Тюрин поднял взгляд как раз в сторону японских позиций и разом напрягся. Там тоже вроде бы было все по-старому: редуты в сторону перешейка, несколько поменьше у берега и две батареи чуть дальше, но…

— Что-то изменилось, — выдохнул Тюрин.

— Что?

— Не понимаю, но я вчера смотрел, и было по-другому.

— Дороги, — подсказал Дроздовский. — Еще вчера вдоль берега были только тропы, а сейчас японцы расчистили полноценные дороги. По таким можно хоть пушки к воде выкатить, хоть колонной пройти.

— Думаете, японцы знают, что мы будем атаковать?

— Уверен, знают. Тем более, присмотрись к форме, — дал еще одну подсказку Дроздовский.

— Другие нашивки, — встрепенулся Тюрин. — Это… Точно, 12-я дивизия 1-й армии Куроки. Неужели японцы перекинули их сюда из Кореи?

— Нет, 12-я дивизия шла со 2-й и 4-й армией изначально, — покачал головой Дроздовский. — Но она и сама по себе опасна. Я спрашивал: во время прорыва наших у Ляодуна только они смогли оказать серьезное сопротивление, и опять же только они отступили, сохранив порядок — не будь этого, и потери японцев могли бы оказаться еще больше.

— Значит, против нас хороший японский генерал, и он собирается нас встречать. А то и… — Тюрин не договорил.

— Именно. Причем как раз в тот момент, когда мы на самом деле готовимся идти вперед.

— А мы готовимся?

— Пока приказа нет, но слухи и общая готовность… Я бы сказал, что завтра все и начнется.

— Тогда, — задумался прапорщик, — на планы генерала Макарова мы вряд ли повлияем, но сами… Может, выкопаем для наших броневиков еще одну укрепленную позицию? Запасную. Просто чтобы была.

Тюрин сначала ждал ответа, потом проследил за взглядом Дроздовского, и точно. Рядом с его броневиком уже стояла связка лопат.

— Руками? — вздохнул Тюрин. — А может, как на полигоне, приделаем ковш и машиной потянем? Быстрее будет.

— Ресурс мотора тратить не станем, — Дроздовский задумался, но покачал головой. — Заодно, пока копаем, дурные мысли под каску лезть не будут.

Прежде чем спрыгнуть за лопатой, Тюрин в последний раз бросил взгляд на японский берег. Интересно, а с той стороны кто-то так же стоит и смотрит за ними?

Хикару Иноуэ смотрел на русский берег.

— Ты уверен, что они атакуют завтра? — принц Катиширикава стоял рядом со своим другом чуть в стороне от основных позиций, чтобы никто не помешал разговору.

— Не завтра, так послезавтра, — нахмурился Иноуэ. — Видно, что русские закончили накопление сил, а значит, чего тянуть.

— Выходит, новое наступление. Некоторые люди в правительстве надеялись, что русские не решатся идти вперед в такие холода, и война отложится до следующего года.

— Северные варвары и испугаются зимы? — Иноуэ удивился, что кому-то могла в принципе прийти в голову такая мысль. — Наоборот, использовать привычную именно им погоду и превратить ее в еще одно преимущество — это было бы вполне в их духе.

— Ты часто упоминаешь их преимущества, — голос принца похолодел. — При этом я был в ставке маршала Оямы, и там видят ситуацию совсем по-другому. У нас больше солдат, короче плечо снабжения, и мы при этом еще и обороняемся! В таких условиях совсем не сложно вымотать врага, а потом снова отбросить его на север. А то и вовсе уничтожить русскую армию.

— Вот всех, кто так говорит, надо гнать из армии, и… Ояму повысили до маршала?

— Император решил, что это поднимет мораль наших солдат и офицеров.

— А еще русских.

— О чем ты?

— Одно дело, если они победят и захватят генерала. И совсем другое, если им достанется целый маршал.

— Хватит! — Катиширикава повысил голос. — Если ты потерял веру и не готов сражаться, просто скажи. Будет надо, и я лично займу твое место.

— Не стоит. Без опыта это будет стоить слишком много жизней 12-й дивизии.

— Хррр, — принц зарычал. — И когда ты успел стать таким грубым? Русское влияние? Иногда я, честное слово, жалею, что мы друзья. Иначе было бы так просто отправить тебя под трибунал гунко кай.

— Если бы мы не были друзьями, я бы не говорил что думаю, — Иноуэ пожал плечами. — Кстати, могу я рассчитывать на ответную любезность? До нас доходили слухи, что в Токио неспокойно.

— Ваш дядя Каору Иноуэ был застрелен, также неизвестный поджег английское посольство и стрелял в Хиробуми Ито.

Лицо Хикару окаменело. Они не были близки с дядей, но глава рода был важен для него как один из символов того, за что он сражается.

— Война за власть?

— За влияние на императора. Сторонники мира подняли головы, их попробовали заставить замолчать, но они выстояли.

— Спасибо, — поблагодарил Иноуэ, прекрасно понимая, что никому другому принц ничего такого бы не рассказал.

— Любезность на любезность, — сменил тему Катиширикава. — Я знаю, что тебя хотели перевести на правый фланг, где видели русские понтоны. Вряд ли они настолько безумны, что решатся переплавляться по ним под огнем нашей артиллерии, но там их активность точно выше, чем здесь. Раньше ты никогда не бежал от боя. Почему же сделал это сейчас?