В сети (СИ) - Джокер Ольга - Страница 41

— А кто знал?

— Только мой безопасник. Проверенный временем и обстоятельствами человек.

Я нервно сглатываю, не отрывая от него взгляда. Кровь приливает к лицу, уши пылают. В груди нарастает тупое давление — как перед тем, как расплакаться. Только слёз нет. Есть ярость. И стыд. Я чувствую себя так, будто стою перед ним раздетая — не физически, а до самого нутра.

— И что он предлагал со мной сделать, твой безопасник? — бросаюсь с очередной претензией. — Как именно хотел использовать?

— Что бы он ни предлагал — я бы не согласился.

— Почему? У тебя же есть всё: записи с камер, скрины переписок, личные фото. Может, стоило начать меня шантажировать?

Фразы вылетают резкими, словно оттачиваясь о горло. Саша выставляет руку вперёд — предупредительно, чтобы остановить этот спор, но я бы и дальше носила всё это в себе, если бы не он. Если бы сам не вызвал меня на откровенный разговор.

— Ты сделала неправильные выводы, Оля.

— Неужели?

— Я никогда не пытался подорвать твою честь или репутацию — и не собираюсь. Понятия не имею, каким местом тогда думал, но обещаю: ни тогда, ни теперь, ни когда-либо ещё я не использую это против тебя.

— Чего же ты, блин, хочешь?

Устинов выдыхает, роняя ладони на талию и продолжает, но уже тише и спокойнее:

— Я… хотел бы предложить тебе отношения. Хотел бы, чтобы ты была моей. Моей женщиной — при других обстоятельствах и при других вводных. И мне жаль, что я не тот, кто тебе нужен.

Я прослеживаю каждую реакцию, которая сопровождает эти слова, и понимаю: он говорит всерьёз. Без попытки вызвать жалость, без надежды, без манипуляции. И каждое слово отзывается во мне — то уколом, то теплом — пока я стою на месте, раскладывая эти признания в голове по полочкам и постепенно осознавая: это прощание.

Самое настоящее, чёрт возьми, прощание.

Наверное, поэтому я позволяю Саше подойти, захватить ладонью мою талию и нависнуть сверху, разглядывая моё лицо, мои губы и мои глаза — будто видит впервые. Я чувствую, как к щекам и к низу живота приливает жар, скапливаясь живым, пульсирующим ожиданием.

— Я тебя сейчас поцелую, — предупреждает Устинов, касаясь моих волос и виска. — Постарайся не заехать мне после этого в челюсть.

— Пока не буду, — отвечаю хрипло.

— У тебя слишком боевое выражение лица.

Я знаю. Наверное, это просто отголоски того, что и сама мечтала бы познакомиться при других обстоятельствах — и с другой исходной точкой.

Если это прощание, то я хочу, чтобы оно прошло именно так — как идёт. Легко, беззаботно, пьяно.

Саша медленно наклоняется, его дыхание касается кожи, а нос задевает кончик моего. Чуть сдвинув голову набок, он непривычно мягко касается моих губ — будто это извинение и признание одновременно.

Как только дрожь прокатывается по телу, его руки инстинктивно сжимаются крепче, реагируя на мой отклик.

Я пропускаю его язык глубже и тут же вцепляюсь в его шею, прижимаясь сильнее. Отвечаю лаской — пылкой и жадной, от которой теряется контроль.

То, что мы находимся по разные стороны баррикад, не мешает мне тянуться к Устинову, несмотря ни на что. Наслаждаться мужским запахом, вкусом, твёрдостью. Вспыхивать от того, как легко он ломает мою выдержку — и после мягкости идёт в наступление, задирая вверх майку и вжимая ладонь в мою грудь через тонкое бельё, с такой упрямой настойчивостью, от которой на трусиках скапливается влажность.

Как только под бёдрами ощущается капот автомобиля, Саша присаживается между моих ног, накрывает живот поцелуями и ведёт языком по телу зигзагами — так, что я невольно выгибаюсь ему навстречу.

Шов от шорт предательски натирает, и каждое его движение лишь усиливает напряжение до предела. Раздражающе. Мучительно.

Моё дыхание становится частым, когда Саша стягивает ткань бюстгальтера, освобождая грудь. Его пальцы ложатся на оголённый сосок, и он сдавливает его подушечкой большого, заставляя меня затаить дыхание. Затем втягивает сосок в рот и лижет языком — то широко, то по кругу, то с бессовестной сосредоточенностью, от которой в венах вскипает кровь.

Я выгибаюсь навстречу, сама подставляясь под этот поцелуй — тягучий и слишком интимный, чтобы его можно было пережить молча. Поэтому с моих губ срываются рефлекторный стон и тихие, сбивчивые выдохи.

— Здесь или поедем дальше? — спрашивает Устинов, отрываясь от моего тела и выпрямляясь во весь свой громадный рост.

Решение нужно принять сейчас и немедленно, и оно не требует слов. Я разворачиваюсь к капоту, опираюсь руками о металл и медленно оглядываюсь через плечо, ловя его взгляд. Прямой. Хлёсткий. Обжигающий до основания.

Саша вжимается в мои лопатки стальной грудью, стирая расстояние до нуля. Наклоняется и снова тянется к моим губам, сплетая их с моими, цепляя языком — голодно и без права на паузу.

С плеч слетает рубашка. Топ сбивается вверх, а пуговицу на шортах мы пытаемся расстегнуть вдвоём. Немного неловко, путано, со смешком.

Когда воздух касается бёдер, я вздрагиваю от резкого контраста — жара мужского тела и прохлады вечера.

Пульс бесится.

Саша снимает футболку, и, когда прижимается, я дрожу снова — от того, как волоски на его груди касаются моей кожи, оставляя за собой искры.

Я не знаю, чего жду от этого прощания… Наверное, удовольствия, закрытия гештальта и облегчения. И оно приходит, когда Саша протискивается в меня короткими толчками, растягивая и подстраивая под себя — со сдавленным шипением сквозь зубы, не дожидаясь, пока я приму устойчивую позу.

Мои пятки отрываются от земли с каждым последующим движением, а пальцы сжимаются на капоте, потому что он входит всё глубже и мощнее, не оставляя между нами ни миллиметра пустоты.

Его бёдра бьются в мои, задавая темп, от которого перехватывает дыхание. Кожа хлопает о кожу с глухим, влажным звуком, сводя с ума сильнее, чем хриплое дыхание у самого уха.

Царапнув кожу на щеке, Устинов сминает мою ладонь в своей и припечатывает к капоту. Пальцы скользят, сплетаются, и он вдавливает их в металл — толкаясь с такой амплитудой, что я захлёбываюсь в стоне, забывая, где воздух, где земля и есть ли под ногами опора.

Это дико неудобно — такой вот секс. На природе. В лесу. Со спущенными шортами и холодом под животом, когда Саша прогибает меня ниже, двигаясь в ритме, при котором невозможно думать — ни о месте, ни о проблемах, ни о последствиях. Он встречает мой оргазм, вливаясь в меня тяжело, рывком — сквозь спазмы, с глухим выдохом, наваливаясь сверху, будто сам теряет опору.

Проходит бесконечное количество времени, прежде чем я собираюсь с духом, освобождаюсь из плотного кольца рук, поправляю волосы, перевожу дыхание и, с подкашивающимися коленями, переступаю болтающиеся на щиколотках вещи. С вызовом смотрю на Устинова и указываю в сторону реки.

По внутренней стороне бедра стекают белёсые капли — густые и липкие, как яркое напоминание о том, что между нами произошло. Об этом напоминает и болезненная чувствительность, и сведённые мышцы, и плотное ощущение, будто его член всё ещё внутри — тяжелый, большой и твёрдый.

Саша подхватывает меня под бёдра — легко, будто я ничего не вешу, — и несёт в сторону реки, оставляя позади одежду, автомобиль и остатки здравого смысла.

Я зарываюсь носом в его шею. Вдыхаю. Запоминаю. Он — солёный, горячий, первобытный. И я решаю: у каждой хорошей девочки обязательно должен быть свой плохой мальчик — тот, кто испортит ей репутацию и сделает счастливой одновременно.

Кто раскроет в ней и светлое, и тёмное. Вселит уверенность — и подожжёт изнутри огонь. Сорвёт маску приличия и заставит забыть ориентиры, к которым она привыкла. Тот, кто сумеет пройти сквозь броню — и не отступит, пока не дотронется до самого сердца. Пусть даже ненадолго.

***

Вода оказывается по температуре, как чай, и я проплываю несколько метров вдоль берега, позволяя телу расслабиться. Но стоит выйти на сушу — сразу становится зябко.