Маршал северных направлений (СИ) - Романов Герман Иванович - Страница 26

— Отказавшись от штурма Петербурга, а потом от наступления на Свирь, Гитлер поставил под сомнение благополучный для него исход войны. А теперь мы стали заложниками, как его поражений, так и своих собственных неудач. Лучше отходить к старой границе — Черчилль о том меня не зря предупреждал в своем послании. Этот прохиндей что-то пронюхал, и очень важное, о чем я пока не догадываюсь. Но война у нас пошла совсем не так, как надеялись наши недалекие политики…

Карл Густав Маннергейм, фельдмаршал и главнокомандующий вооруженными силами Финляндии говорил сам с собой, причем на русском языке, который он знал в совершенстве всех нюансов, как любой юнкер, окончивший Николаевское кавалерийское училище, и куда больше отслуживший в русской армии, чем в финской. А может все дело в том, что языком местного народа он просто не владел, как все потомственные шведские аристократы, считая его речью той самой черни, что долгими веками служила как шведской короне, хотя прошлое столетие уже угождала русским царям. Но как солдаты они были выше всяких как похвал, а как народ терпелив и трудолюбив, и готов вынести многие тяготы ради достижения заветной цели. Дело в том, что идея «Великой Финляндии» пользовалась популярностью, особенно после поражения в «зимней войне» 1939–1940 года, когда маленькая страна целых три месяца сражалась один на один с великим восточным соседом. Великим без всяких кавычек — население только одного Петербурга, по которому он так любил гулять в юности, равнялась всей Финляндии, с ее городами и весями. И закончилась война так, как и было им предсказано согласно русской поговорке — сила солому ломит. Он ведь советовал уступить, отдать маленькую часть Карельского перешейка и взамен получить вдвое большую территорию в самой Карелии, прекрасно понимая, чем закончится лобовое столкновение двух стран, совершенно несопоставимых по своей мощи.

Сразу же после подписания мира, по которому Россия вернула территории, присоединенные к ней императором Петром Великим, финские политики бросились искать союзника для будущего реванша — поиски закончились сразу как начались. Кто бы сомневался, что им окажется Адольф Гитлер, фюрер «Третьего Рейха» — у этого плебея с челкой была отчетливая «мания величия», и нюх прожженного политика, а они все мошенники и прохиндеи, клейма ставить негде. И понятное дело, тот негласно дал согласие на присоединение к Финляндии по итогам войны всех карельских земель, но настоял, что Кольский полуостров войдет в состав Германии. И хотя желание фюрера пришлось многим политикам в Хельсинки не по «вкусу», они согласились на неформальный союз. Сам Маннергейм вывел линию разграничения между финскими и германскими войсками, что начали пребывать в большом количестве — по деревеньке Ухта, которую финны неоднократно пытались занять во время гражданской войны в России.

Но теперь, после обретения могущественного союзника, можно было решится перейти от войны оборонительной к наступательной, и попытаться завоевать Карелию. И хоть это было непросто, Маннергейм прекрасно помнил про население Ленинградской области и прилегающих к ней территорий, вдвое больших по населению, чем Суоми, а значит с удвоенным мобилизационным потенциалом, он решился вести активное наступление именно в Карелии. Там сосредоточили против четырех русских дивизий 7-й армии семь финских, с двумя егерскими и кавалерийской бригадой в подкрепление. Еще девять дивизий, считая с резервами, должны были наступать на Карельском перешейке против 23-й армии, в которой имелось восемь дивизий, включая две танковые — разведка дала исключительно точные сведения. На этом направлении предстояло действовать только до старой границы — штурмовать Петербург, который должен был отойти Германии, не имело смысла.К тому же там находились бетонные укрепления, а за ними могущественная русская артиллерия, что начиная с девятого сентября устраивала хорошие взбучки немцам, да такие, что фон Лееб отказался от штурма Петербурга. Это стало для Маннергейма первым тревожным звонком, а вторым неудачная попытка для немцев прорыва на Тихвин и Волхов — их танковые дивизии просто увязли в боях с русскими, что заняли укрепленные позиции. Стало понятно, что фронт скоро застынет в «позиционном сидении», и не иначе — у русских слишком много артиллерии.

Вот только что за этим последует, фельдмаршал не ожидал — немцы начали переброску всей танковой группы на московское направление, о чем шли намеки. Но русские поступили совсем не так, как следовало — вместо того, чтобы начать контрнаступление, перейдя Волхов, они стали перебрасывать освободившиеся дивизии на Свирь, причем быстро, и всеми способами — такой прыти от своих бывших соотечественников Маннергейм не ожидал. Войска перебрасывали по железной дороге нескончаемыми потоками, по обводному каналу, автотранспортом по дорогам, по Ладожскому и Онежскому озеру, причем все это было продумано заранее. Ведь две их дивизии перешли Свирь, когда немцы еще вели наступление на Тихвин, сражаясь на захваченном плацдарме. И не простые дивизии, из двух полков отборных стрелков и двух полков пограничников сформированные — егерские по самому названию, и по тем действиям, что начали творить. За ними почти сразу появились две стрелковые дивизии, обстрелянные и пополненные — ситуация на Петрозаводском направлении стала стремительно ухудшаться, для финнов, конечно. Четыре дивизии это слишком много, на такие резервы противника никто не рассчитывал. И действовали «рюсся» вопреки обыкновению расчетливо и быстро, чего за ними никогда не наблюдалось.

По вырвавшейся вперед группе «О» генерал-майора Ойнонена, в которую входили обе егерские и кавалерийская бригады, усиленных двумя отдельными батальонами, был нанесен удар с двух сторон, причем в тыл финским егерям вышли их русские «коллеги», и показали, что в выучке не уступают, а вот вооружены намного лучше. К тому же на каждый финский батальон русские выставили полк, да еще с артиллерией и многими минометами Командующий Карельской армией генерал-лейтенант Хейнрикс правильно оценив обстановку, приказал группе отходить, и «блицкриг» на этом закончился — русские отогнали финнов от Онежского озера, и заняли линию железной дороги на Петрозаводск, восстановив сообщение.

Но это было только начала того кошмара, что не давал Маннергейму спать вторую ночь. На Олонецком направлении стала группироваться целая русская армия, та самая, 4-я. что вела успешные бои с танковой группой генерал-полковника Гепнера. При той огромной протяженности театра, между Ладожским и Онежским озерами, рассчитывать на плотность фронта не приходилось — русские сосредотачивали явно превосходящие армию Хенрикса силы. Сражение начиналось как встречное, в котором решающая роль принадлежит резервам. И фельдмаршал отдал приказ на выдвижение 2-го армейского корпуса, в котором насчитывалось две дивизии — и это было все, и так в Карелии уже было больше половины от имеющихся в Финляндии дивизий, но даже этого могло не хватить…

Территории Советского Союза (заодно «прихватив» кусок Норвегии), которые финские политики рассчитывали получить как «компенсацию» за наказание «агрессора». И от этой идеи в Хельсинки никогда не отказывались, и никогда про нее не забывали…

— Кирилл Афанасьевич, финны не так сильны, прямо скажу — упрямы, стойко воюют, но они не немцы. Каждый из их генералов прекрасно понимает, что взять новых солдат просто неоткуда. Они уже потеряли порядка тридцати тысяч убитыми, а это целый «возраст», считайте, в землю закопали — их страна дальше нести такие потери не сможет. А потому и надобно вести войну именно на изнурение. Фронт очень протяженный и разреженный — вы же сами готовили все наработки по наступлению, а теперь план необходимо настойчиво и целеустремленно внедрять в жизнь, и, не взирая ни на что, ни на какие обстоятельства, гнуть свою линию.