Маргарет Тэтчер - Костюченко Ирина - Страница 18

В то же время, Маргарет понимала, что трусость и слабость — это не то, что британцы прощают своему правительству. Особенно когда у руля стоит женщина, претендующая на звание единственного мужчины во власти. Да и все естество Мэгги кричало: это наступление на демократию, на свободу, на мир. И прежде всего — на ее мир и ее правила.

Она понимала, что в западне. Шансов выбраться из нее с достоинством — мало, выскользнуть — еще меньше, победить — вообще один против ста. Но если она сделает ставку на драку — победа будет огромна, и ее плоды позволят ей осуществить куда больше, чем было сделано до сего момента.

Если бы члены Парламента знали, какая старая пиратская песня крутилась в голове у премьер-министра, когда она готовила свое выступление! Но они предпочитали упражнения в остроумии.

— Мы наконец получим пробу сплава, из которого сделана «железная леди», — долетели до Маргарет слова Инока Пауэлла, депутата, несколько лет назад изгнанного с позором из партии тори.

— Считаю своим долгом напомнить, что после неудачных внешнеполитических авантюр главу кабинета министров принято заменять, — с неприкрытым сарказмом напутствовал Маргарет лидер партии либералов Дэвид Стил.

Лейбористы критиковали правительство за то, что оно «довело страну до войны», консерваторы вопили о падении престижа Великобритании и партии. И все были недовольны тем, что впервые за 26 лет их заставили поломать свои планы и прибыть на работу в субботу!

Маргарет вышла на трибуну. Она окинула взглядом зал — все эти кислые, раздраженные, насмешливые, скептичные лица.

— Парламент собрался в этот субботний день, чтобы разобраться в ситуации, представляющей огромную важность. Мы здесь потому, что впервые за много лет британская территория подверглась нападению со стороны другого государства. Уверена, что парламент полностью поддержит меня в презрении к этому акту немотивированной агрессии.

Премьер-министр сделала паузу, чтобы набрать в грудь воздуха. И она продолжила — четкими, рубленными фразами — доносить до изнеженных джентльменов те смыслы, которые были для нее простыми и непреложными истинами.

— Я должна сказать, что Фолкленды были и остаются британской территорией. И ничей агрессивный выпад не в состоянии изменить этот факт. Первоочередной задачей правительства является освобождение островов от оккупации и возвращение их под контроль британской администрации в ближайшее время… Чтобы вам было еще понятнее, отмечу: «мы будем работать над скорейшим РЕШЕНИЕМ конфликта, а не над его РАЗРЕШЕНИЕМ, на что многие рассчитывают», — последнее предложение она подчеркнула особым, тем самым «проповедническим голосом», который когда-то отмечала у собственного отца.

Практически все члены парламента, какой бы партии они не принадлежали, ожидали от выступления Маргарет примерно одного: растерянности, проявлений паники, смущения, попыток переложить ответственность и поисков виновного. Вместо этого джентльмены увидели несгибаемого борца с железной волей и поистине британским упрямством. В тот день Маргарет словно сконцентрировала в себе все то, за что англичане обожали своих эпохальных лидеров: принцессу Боудикку, противостоявшую римским захватчикам, Елизавету Тюдор, разгромившую испанскую «Непобедимую армаду», славного победителя Наполеона Веллингтона и еще более славного победителя Гитлера — Черчилля.

Еще там, на трибуне, по реакции зала Маргарет поняла: она выстояла в первой битве. Теперь нужно было выиграть войну.

После выступления состоялась встреча с заместителем министра обороны сэром Фрэнком Купером. Дочь Маргарет Кэрол поставила перед ними на стол холодную ветчину, наспех нарезанный салат и бутылку джина.

— Как вести военные действия? — просто спросила премьер-министр.

— Отдайте приказ об отправке военного контингента и начале военных действий. Только вы имеете право и обязаны это сделать — иначе колеса не закрутятся. Создайте маленький военный совет. Несколько человек с реальным военным опытом, минимум бюрократов. Каждый день проводите встречи, чтобы разрабатывать план и получать отчет. Поменьше рассуждений, требуйте карты и цифры, — ответил Фрэнк, поддевая кусок мяса вилкой.

— Как же быть с королевой? Ведь с ней тоже нужно согласовывать подобные решения!

— Нужно. Но по моим данным, Букингемский дворец не будет чинить вам препятствий. А формальности — предоставьте их помощникам. У вас есть чем заняться, — ответил он уверенно.

— К чьим советам есть смысл прислушиваться, а кого игнорировать? — поинтересовалась Маргарет.

— Четких требований нет — все важные решения принимаете вы. Но самое худшее, что вы можете сделать — позволить кому-то поколебать вашу уверенность и вовлекать вас в бесконечные споры, советы и обсуждения, — парировал Фрэнк.

— Правильно ли я понимаю вас: когда вам или кому-то из будущего совета понадобится какое-то решение, даже жесткое — я должна буду его вам обеспечить, и это будет лучшее, что я смогу сделать? — спросила Маргарет.

Замминистра смутился от такой прямоты, но совладал с собой:

— Откровенно говоря, именно это нам и нужно. Остальное будет зависеть от нашего министерства, генералов и солдат.

— Что ж, — ответила премьер-министр. — Можете на меня рассчитывать и не сомневаться, что я сделаю все от меня зависящее… Я слишом хорошо помню, что за тем столом, за которым сейчас сидим мы, в 1938 году сидел Нэвилл Чемберлен, разглагольствуя о чехах как о каком-то далеком народе, которому мы ничего не должны. А потом началась война, в которой погибло 50 миллионов невинных людей.

Маргарет стукнула кулаком по столу так, что на нем зазвенела посуда. Фрэнк решил воспользоваться неловкостью, чтобы выйти в курильную комнату — Маргарет ненавидела запах табака, и он это знал.

— Мама! — раздался сдавленный голос Кэрол, как только за заместителем министра закрылись двери. — Ты же понимаешь, что… этих ребят могут…

— Что солдаты могут погибнуть за свою страну, ты хочешь сказать? — спросила Маргарет.

— Да! — ответила ей дочь. — Ты к этому готова? Что ты скажешь их родителям, женам, детям?

— Я уже думала об этом, — тихо ответила Мэгги. — В войне не бывает без смертей. И когда… И если… Я решила, что буду писать письма каждой семье. Сама. От руки. Я понимаю, что письма — слабое утешение, но это лучшее, что я смогу сделать в данной ситуации.

— Сколько бы их ни было? — спросила Кэрол.

— Сколько бы их ни было, — эхом ответила Маргарет.

И, надо сказать, она сдержала обещание, написав 258 писем в течение двух месяцев.

«Полный итог моей политической деятельности будет подведен только на Страшном Суде. Эта мысль меня смущает, волнует и тревожит»…

Маргарет дописывала второй том своих воспоминаний. Но не перед историей, не перед «мировым сообществом», не перед призрачным «будущим» или даже собственной совестью она должна была отвечать. Спрашивать ее будет сам Бог — как она понимала его. А в ее представлении это есть некто похожий на ее собственного отца, строгий, взыскательный, сам безупречный и не оставляющий пространства для маневра. От него не спрячешься — ни за возвышенными речами, ни за макияжем, ни за искусственной улыбкой. Он положит на одну чашу весов все твои честно заработанные баллы, а на другую — все остальные, где тебе повезло, где ты подсмотрела, где поленилась, где выехала за чужой счет.