Чудесные рисунки боярышни-актрисы (СИ) - Мельницкая Василиса - Страница 5

Она замолчала, не договорив, но Владимир догадался, о чем она хотела сказать. Собственно, этот же вопрос он задавал и себе. И ответа не находил.

И вообще, зачем все это?

Между ними давно ничего нет. И этот выбор сделала Мира. Так зачем Владимир пытается помочь? Его не просили.

— К моему дому, — велел Владимир Федору.

Мира закатила глаза и вздохнула.

— Ты уверен, что это разумно, Володя?

Когда-то она звала его Волькой. Теперь, наверное, детское имя неуместно. И все же Владимира радовало, что к нему обращаются не по имени и отчеству.

— Уверен, — сказал он. — У твоего дома дежурят репортеры. А к моему навряд ли сообразили отправиться. Но если и так, есть черный ход с другой улицы. Федор, езжай туда.

— Я не об этом! — воскликнула Мира, теряя терпение. — Ты что, не понимаешь? Нас уже запечатлели вместе! Тебе припишут связь с актрисой! С актрисой, которую подозревают в убийстве!

— И что? — Владимир повел плечом. — Мира, ты убила Бориса?

— Конечно, нет!

— Это главное. Общественное порицание меня не волнует. Сплетни тоже. Нам нужно поговорить в спокойном месте.

— А как же твоя семья? Навряд ли твоему отцу понравится…

— А это его проблема, не моя, — перебил ее Владимир.

Нашла повод, чтобы переживать! Отцу не понравится? После того, как он жил, не стесняясь, с женой и с любовницей? И пусть законная жена оказалась ведьмой, одержимой бесом, это не оправдывает того, что Владимиру и Владияру пришлось пережить в детстве. Владу повезло, с его рождением у княжеских бастардов появилось хотя бы право родовой крови.

Доехали быстро. Владимир попросил Федора принести какой-нибудь еды из ближайшего трактира. Желательно, горячей. И выпечки. А что толку рефлексировать? Он уже принял решение. И, если помогать Мире, так до конца.

— Не успел поесть? — спросила Мира.

— Я? Я у матушки пообедал. — Владимир не сразу взял в толк, о чем она спрашивает. — А, ужин… Это для тебя. И не надо говорить, что в кутузке тебя вкусно кормили.

— Вообще не кормили, — неожиданно покладисто ответила Мира.

По черной лестнице поднялись тихо, чтобы не тревожить прислугу. В квартире же Владимир давно установил защиту от шума, и работала она в обоих направлениях. Он не слышал никого из соседей, и его никто не слышал. И подслушать не мог.

Мира оглядела гостиную, сияющую чистотой, и улыбнулась.

— Что? — нахмурился Владимир. — Вчера ты застала меня врасплох.

— И сегодня ты подготовился?

— Я всегда так живу, — буркнул он.

И вот чего обижаться? Будто это сейчас важно.

— Ты говори, что хотел, — попросила Мира. — Я домой пойду. Уж прости, но такое чувство, что от меня… воняет. И, кажется, там, где меня держали, водятся клопы.

— Я предпочел бы оставить тебя здесь.

— Что? — пробормотала Мира.

И гадать не нужно, о чем она подумала.

— Тебе не страшно возвращаться домой? — спросил Владимир. — Репортеры устанут ждать, уйдут. Но лучше бы они остались. Кто-то убил подьячего, в доме которого нашли твои солнцерисунки. И солнцерисунки Любомиры Яковлевой. Со сравнительным анализом внешности.

— То есть…

Мира охнула, и ноги ее подкосились. Владимир едва успел усадить ее на стул.

— То есть, доказательства у него все же имелись, — выдохнула она.

— Он тебя шантажировал?

Она кивнула.

— Вот видишь, для убийства мотив есть, — заключил Владимир.

Он поскреб подбородок. И откуда щетина? Утром же брился! И травяные отвары с заговором от роста волос не помогают.

— Я не убивала… — тихо произнесла Мира. — Я даже не знаю, как он умер. Мне не сказали.

— Никто не знает, как. Тело хозяйка дома обнаружила. Сидел Борис в кабинете, за столом, солнцерисунки твои рассматривал. И вдруг умер. То есть, внешних повреждений на теле нет. Или яд дали заранее, или игла с ядом…

— Может, его не убили? — робко поинтересовалась Мира. — Может, он сам умер? Сердце… или удар…

— Вскрытие покажет, — вздохнул Владимир.

— Если бы я убила, я б солнцерисунки забрала, — добавила Мира. — Как их могли счесть уликой? Это же глупо, оставлять такое!

— Я так следователю и сказал, — кивнул Владимир. — Но он, похоже, не шибко верит тому, что у женщин есть мозги.

Мира фыркнула.

— Но вот я считаю, что тому, кто убил Бориса, если его действительно убили, выгодно, чтобы подумали на тебя. И… ты же одна живешь?

— Одна, — кивнула Мира.

— Как бы чего и с тобой не случилось. Поэтому лучше оставайся. Здесь безопасно. Еду сейчас принесут. Ванная есть, вода горячая. Полотенца там чистые. И постель свежая, утром поменяли. Из одежды возьми что-нибудь. Рубашку там… не знаю… Завтра вместе съездим к тебе, возьмешь, что нужно.

Мира смотрела на него широко распахнутыми глазами. И рот приоткрыла. Вот же…

— А я у матушки переночую. Все одно, она не спит, волнуется. Я ничего не успел объяснить. Когда статью о тебе в газете увидел, все бросил и… — Он опять вздохнул. — Здесь абсолютно безопасно. Тебя никто не побеспокоит.

— По… почему? — Мира вдруг скривилась, будто надкусила кислое яблоко. — Что изменилось? Вчера ты ясно дал понять, что не желаешь меня видеть. А сегодня…

— Если не понимаешь, считай, что это блажь.

Владимир не то, чтобы не знал ответ, но… признаваться не хотелось.

И, в конце концов, даже если он ведет себя, как придурок, потому что до сих пор любит Миру, он имеет право знать, почему она его предала. Он поможет ей, а она ответит. Он ее из квартиры не выпустит, пока она не ответит.

И, возможно, тогда он сможет отпустить прошлое.

Глава шестая, в которой Любомире предлагают остаться

Блажь?

Мира смотрела на Владимира, силясь понять, серьезен ли он. Внешне вроде бы да, и взгляд не отводит. И шутками такими раньше не забавлялся. Но ведь… пятнадцать лет… И, по сути, Мира ничего о нем не знает.

А что, если поверить? Взять — и поверить?

Если бы Мира Владимиру была безразлична, разве появился бы он в полицейском участке? Исключительно справедливости ради? Возможно. Но ведь и домой привез, о безопасности заботится… и вообще…

— Володя…

В дверь позвонили. Владимир пошел открывать, а после позвал Миру на кухню. Она в квартире имелась, но по назначению определенно не использовалась. Стерильная чистота, идеальный порядок и отсутствие даже намека на уют.

На столе Федор оставил покупки: пару судков, глиняный горшочек, закрытый промасленной бумагой, и пакет, одуряюще пахнущий выпечкой.

В животе заурчало. Мира ничего не ела со вчерашнего дня.

— Вот тут… — Владимир показал на стол. — И посуда… — Он махнул рукой в сторону буфета. — Разберешься? Прислуги нет, извини.

— Разберусь, — ответила Мира. — Спасибо.

— Поговорим потом, хорошо? Я пойду, матушка волнуется. Она ничего не скажет, но я знаю. Успокоить надо. Понимаешь?

— Понимаю, — согласилась она.

И поймала себя на том, что завидует. Ее матушке никогда-то дела не было, чем занята дочь. Мигрень. Вечная мигрень…

— Только не уходи, — попросил Владимир. — Я дверь запирать не буду, но не уходи. Не думай, что помешаешь. Это мой выбор.

Мира промолчала, так как оставаться не собиралась. Поест — это да. Потому что голодна до безумия. А дальше…

— Мира… — Владимир вдруг очутился совсем рядом. Не коснулся, но… — Мира, я не отступлю. И если ты уйдешь, если с тобой что-то случится… будет сложнее. Но и только. Это никак не поменяет моего отношения к ситуации. Поэтому пообещай, что останешься.

— Клятву дать? — усмехнулась Мира. — На крови?

Как же тяжело смотреть ему в глаза и играть безразличие! И так хочется отступить, сделать шаг назад, но ноги словно приросли к полу. А в пронзительно-голубых глазах… нежность? И кажется, что Владимир вот-вот коснется губами губ.

А еще он — менталист. Это Мира помнила. Потому заморгала часто и отвела взгляд. Может, он и не пытается ей что-то внушить, но ложь почувствует.