Бесшабашный. Книга 3. Золотая пряжа. История, найденная и записанная Корнелией Функе и Лионелем Вигр - Функе Корнелия - Страница 11

Вокруг нее, как дым, роились мотыльки – крылатые тени былой любви, единственные оставшиеся у нее помощники. Или нет, есть еще один. Стекло хрустело под каблуками сапог Доннерсмарка, когда он шел к ней – хромой солдат, служивший когда-то матери Амалии. Он отверженный, навсегда уже не такой, как те, кто орет за стенами, даже если ему еще какое-то время удастся это скрывать.

– Восстания на севере захватывают всё новые районы. Трудно сказать, когда Кмен вернется в Виенну.

Фея вытащила из каштановых волос осколок стекла. Теперь она вновь носила их распущенными, как и ее сестры. Это ради Кмена она одевалась, как смертные женщины, укладывала волосы в высокую прическу, как они, спала в их домах и подарила ему тысячи сыновей, превращая людей в человекогоилов. Как же он мог так предать ее?! Кмен… даже в его имени теперь ощущается привкус яда.

Доннерсмарк прислушивался к доносившимся с улицы крикам. Сегодня они звучали громче, чем накануне. В крыше лопнуло еще одно стекло. Фея подняла руку. На мгновение она представила себе, как стекло превращается в воду, смывающую их всех – толпу за стеной, солдат Кмена и его куклу-жену… Ей все труднее было сдерживать гнев.

– Я уже не могу поручиться за вашу безопасность.

Доннерсмарк больше не опускал глаза, когда говорил с ней. Он не боялся смотреть на нее.

– Я сама в состоянии позаботиться о своей безопасности.

– Во всем городе волнения. Амалия приказала сжечь вашу карету. Она распускает слухи, что все, чего вы ни коснетесь, проклято.

Кукла демонстрирует удивительный талант интриганки. Какая прекрасная возможность завоевать сочувствие подданных, после того как она утратила их любовь, выйдя замуж за гоила. Чернь даже уже забыла, какое сильное отвращение испытывала к ее сыну – Принцу Лунного Камня. Теперь Амалия – только скорбящая мать.

– Что с ребенком?

Доннерсмарк покачал головой:

– Никаких следов. Его ищут трое моих солдат – последние, кому я еще доверяю.

Сама Темная Фея послала десятки мотыльков на поиски сына Кмена, но пока ни один не вернулся. Она разглядывала осколки под ногами. Ее разбитая клетка. А тот, кто ее в ней запер, очень-очень далеко. Или нет. Она сама заперла себя в клетке.

Доннерсмарк не уходил. Ее рыцарь после предательства короля.

– Что вы собираетесь делать?

И правда, что? Трудно освободиться от любви. Если скрутил однажды связующую нить, вряд ли разорвешь, а она сплела прочно.

Темная Фея шагнула под деревья, которые сама и велела здесь высадить. Обычно они росли только на берегу озера, породившего ее и сестер. Она сорвала два стручка с семенами, висевшие на ветвях среди густой листвы. Вскрыла первый, и на ладонь ей выпрыгнули две крошечные лошадки, такие же зеленые, как сам стручок. Они принялись расти, как только Фея поставила их на мраморную плиту. Из второго стручка выкатилась карета. Она росла, выпуская усеянные бледно-зелеными цветами и листьями побеги. Колеса и оси были черными, козлы, обтянутые кожей, и скамьи внутри – тоже черными, как ее боль, черными, как ее гнев.

Доннерсмарк стоял столбом, как все они стояли, оказываясь свидетелями колдовства: недоверие, тоска, зависть во взгляде… Им тоже очень хотелось бы так уметь.

Карета, лошади. Темная Фея взмахнула рукой. Теперь ей не хватало только кучера. Опустившийся ей на палец мотылек расправил черные бархатные, словно присыпанные золотой пыльцой, крылышки. Головка и тело его переливались изумрудной зеленью.

– Хитира, Хитира, – прошептала Фея мотыльку, – ты помог мне его найти, а теперь должен увезти меня от него.

Мотылек расправлял крылышки, пока легко не коснулся ими ее пальцев, словно поцеловал, и, слетев на землю к ее ногам, превратился в молодого человека. Черные одежды на нем казались присыпанными золотой пыльцой, как крылышки мотылька, а его тюрбан и жилет переливались изумрудной зеленью. Бледное лицо юноши выдавало, что он давно уже покинул этот мир. Хитира… одно из немногих имен, которые она помнила. Принц Хитира влюбился в Темную Фею больше ста лет назад и остался верен ей даже после смерти, как и множество тех, кто подпадал под их с сестрами чары. Они привыкли считать, что любовь смертных вечна. Откуда же ей было знать, что любовь Кмена окажется такой мимолетной?

Хитира молча сел на козлы. Доннерсмарк все еще разглядывал карету и лошадей, не веря своим глазам, будто все это ему снится. Но сном была любовь Кмена, и пришла пора пробуждаться.

Подобрав подол платья, Фея в последний раз огляделась вокруг. Осколки. Только они и остались – мертвые, как застывшая вода. Что же еще, кроме смерти, получишь, связавшись со смертным?

Доннерсмарк распахнул дверцу. Темная Фея давно, гораздо раньше, чем он сам, поняла, что он последует за ней. Он пришел защитить ее, но надеялся, что и она защитит его – от того, кто шевелится в его груди.

Стражи Кмена преградили дорогу зеленым лошадям, но Хитира однажды уже провел их даже мимо единорогов ее сестер. При виде мертвенно-бледного лица Хитиры дворцовая гвардия бросилась врассыпную. Пока Доннерсмарк открывал ворота, Фея взглянула на балкон, с которого Тереза Аустрийская объявляла о бракосочетании дочери. Амалия не показывалась.

Быть может, Фея и оставила бы ее в живых.

Быть может.

Три нападения за последние несколько дней: два – на пограничные пункты, а третье – на Кмена. Телохранители действовали так тупо, что Хентцау пришлось убить злоумышленника самому. Он приказал казнить телохранителей и пригрозил собственноручно вырезать язык каждому, кто воспримет эти события как лишний повод пожалеть об исчезновении нефритового гоила. Тем не менее шепот не прекращался: «Сначала короля покинул нефритовый гоил, а теперь Фея… Кмен обречен на смерть, как и его сын».

Покушавшийся на короля преступник, сумевший пробраться в королевскую палатку, был не из мятежников человеческого рода, которые поднялись на борьбу с захватчиками (их-то мотивы Хентцау понимал хорошо). Нет. Это был ониксовый гоил. Всего несколько недель назад они короновали одного из своих и объявили его законным королем гоилов. Король без реальной власти, союзник Альбиона и Лотарингии и предатель собственного народа. Ничего удивительного. Ониксы всегда были паразитами. Они всегда жили за счет тяжкого труда подданных, при их власти процветали только гоилы, родившиеся с ониксовой кожей. Хентцау приказал набить голову злоумышленника каменными личинками и отослать Ниясену, самому могущественному их лорду. Резиденция Ниясена располагалась в Лотарингии, но его шпионы рыскали повсюду.

Слишком много псов… Хентцау положил под язык пилюлю из тех, что прописал ему от боли в груди лейб-медик Кмена. Эти пилюли почти не помогали, как и прописанные доктором Амалии в Виенне, поэтому Хентцау послал одного из своих солдат в подземный лес к северу от королевской крепости, в котором обитают рудные ведьмы. Их зелья обжигают даже гоильские языки, но только благодаря им Хентцау не умер от ран, полученных в день Кровавой Свадьбы.

Ему бы вернуться под землю! Там не понадобятся ни пилюли, ни рудные ведьмы. Но идиот-квартирмейстер выделил ему под кабинет комнату в башне, с окном, пропускающим так много света, что Хентцау скоро ослепнет на оба глаза. Он попросил заложить окно, но солдаты, понимавшие толк в кладке, похоже, как один пали в перестрелке с мятежниками.

Кмен любил располагаться на постой в человеческих замках, несмотря на все их окна и башни. Из этого они выгнали одного голштинского дворянина, который, перед тем как бежать, отомстил, напустив в подвалы зараженных крыс. Тридцать человек из личного состава Хентцау попали в лазарет: дневной свет до того измучил их, что они все равно ночевали в подвале. Чем дольше они оставались на поверхности земли, тем более восприимчивы становились к человеческим болезням – ониксы любили приводить этот факт, утверждая, что гоилам нечего делать на поверхности. Но ни Хентцау, ни король не забыли, что происходило, когда они довольствовались жизнью под землей. Там было слишком много богатств, которых так алчут люди: не только золото, серебро и драгоценные камни. Железная руда и уголь, газ, нефть – все, что добывается из-под земли, стало за последнее время гораздо дороже того, что растет на полях.