Кёгэн. Японский средневековый фарс - Конрад Н. И. - Страница 2
- Предыдущая
- 2/33
- Следующая
Если в Но доблестные рыцари и добродетельные монахи воспевались, то в фарсах они высмеивались. В некоторых комедиях пародируются сюжеты Но.
Кёгэны можно разделить на две группы. Одни содержат элементы социальной сатиры, обличают представителей господствующих классов. Другие изображают быт, семейные отношения, они более добродушны, лишены сатирической окраски.
Фарсы первой группы отражают оппозиционные настроения демократических низов, протест против господства феодалов и буддийской церкви.
Как известно, феодальные князья — даймё — занимали привилегированное положение в средневековой Японии. Даймё мог расправиться с каждым, кто был ниже его по положению, безнаказанно убивал и грабил. О деспотизме и самоуправстве самураев рассказывают почти все фарсы, в которых действует феодальный князь или господин — тоно.
В кёгэне «Два даймё» господа, встретив простолюдина, заставляют его, угрожая оружием, сопровождать их в качестве слуги. В кёгэне «Изменник» даймё приказывает снести голову одному из своих вассалов за то, что тот якобы нарушил его волю. В пьесах «Даймё», «Хризантема», «Человек-конь» и других господин то и дело грозит слуге «всадить в него меч по самую рукоятку».
Однако за жестокостью, высокомерием, спесью самураев скрываются трусость, глупость, невежество. В пьесе «Два даймё» прохожий, получив от самураев оружие, обращает его против них. Перепуганные даймё беспрекословно выполняют приказания находчивого простолюдина: кувыркаются, изображают петушиный бой и т. д. В «Изменнике» даймё верит, что повстречался не с живым человеком, а с духом вассала, которого приказал убить. В кёгэне «Даймё» падкий на лесть господин не замечает, как бессовестно лжет слуга, уверяющий даймё, что он как две капли воды похож на своего предка — знаменитого полководца.
Нередко даймё в фарсах — лгун, нищий хвастунишка. В кёгэне «Удар в нос» он выдает себя за богатого вельможу, но не знает, как прокормить двух своих слуг. В кёгэне «Гусь и даймё» феодал не гнушается украсть у лавочника гуся, чтобы вернуться на родину с подарком.
Кёгэны обличают и буддийских монахов — сюккэ, или бодзу. Монах стремится убедить мирянина в эфемерности, мимолетности всего земного. Вспышке молнии, утренней росе, пламени свечи перед порывом ветра уподобляет он человеческую жизнь и призывает отречься от всего мирского. Однако поступки «святых отцов» расходятся с их словами. Во имя земных радостей они готовы нарушить любую буддийскую заповедь. В одной из пьес настоятель избивает монахиню, не желая делиться с ней полученным от прихожанина подаянием («Плачущая монахиня»). В кёгэне «Подаяния не дали» монах прибегает ко всяческим хитростям, чтобы выманить у прихожанина деньги.
В фарсах «Монах Рорэн» и «Подаяния не дали» показано, что и лоно церкви людей влекут не высокие побуждения: одних прельщает вольное монашеское житье, других — надежда поживиться за счет прихожан.
Среди персонажей японского фарса обращает на себя внимание дьявол Эмма. Буддийская церковь представляла его грозным и беспощадным властелином ада. Он изображался восседающим на воле, держащим флаг с нарисованными на нем отрубленными человеческими головами. Эмму окружают 80 тысяч чертей, которые расправляются с грешниками.
Авторы комедий остроумно использовали одно из противоречий религии: или дьявол Эмма действительно всемогущ, но тогда перед ним бессильны добрые боги и армия буддийских монахов, призванная спасать мирян на земле, или, наоборот, он бессилен перед могущественной церковью, одинок в пустом аду. Творцы фарсов изобразили дьявола голодным, жалким существом. В пьесе «Птицелов и Эмма» дьявол отправляет на землю грешного птицелова, надеясь, что тот будет снабжать его дичью. В другом фарсе, боясь навлечь на себя гнев бога Дзидзо, Эмма освобождает грешника, который благодаря богатым подношениям получил «рекомендацию» доброго бога («Бог Дзидзо из местности Яо»).
Часто пародируются в фарсах отшельники-ямабуси (буквально — «ночующий в горах»), Ямабуси жили в одиночестве в горах, считая, что таким способом приобщатся к «духовной благодати» и смогут совершать чудеса.
В кёгэне «Обед и ямабуси» высмеивается ямабуси-заклинатель, в кёгэне «Моление об исцелении поясницы» отшельник изображен незадачливым магом.
Народность японского фарса выражается не только в осмеянии феодалов и духовенства, но и в утверждении положительных идеалов в лице представителей народа.
Плутоватый, никогда не унывающий слуга Таро — один из популярнейших персонажей фарса. Умный находчивый слуга одерживает победу над деспотичным и сумасбродным даймё.
Послушник (симботи) — представитель низшего духовенства — нередко разоблачает настоятеля как ханжу и прелюбодея («Кости, кожа и послушник»). Симботи предпочитает греховную земную жизнь радостям на небесах («Послушник-водовоз»).
Часто встречается в фарсах образ «простолюдина с большой дороги». Кто он — неизвестно, возможно, слуга, отпущенный разорившимся господином, или изгнанный из монастыря послушник, или беглый крестьянин.
Приведенный в господский дом, простолюдин потешается над глупым феодалом («Человек-конь»), а при случае избивает его («Удар в нос»).
Простолюдин-«деревенщина» (инакамоно), попав в город, оказывается таким находчивым и сметливым, что перед ним пасует столичный плут — ловкач и краснобай (сури, или суппа).
Фарсы второй группы изображают семью, нравы и обычаи средневековых обывателей. Семейные отношения не идеализируются в них. В бытовых кёгэнах муж и жена, дочь и отец, тесть и зять, братья вечно не ладят, ссорятся друг с другом.
В пьесе «Зять» жена хочет расстаться с пьяницей-мужем, в фарсе «Храм Инаба» муж не знает, как избавиться от пьяницы-жены. Нередко встречаются образ новобрачного — фатоватого малого, пускающего тестю пыль в глаза, образ доверчивого отца, который, поверив жалобам дочери, вмешивается в ее семейные дела и расплачивается за это.
В комедии «Женщина, вымазавшаяся тушью» показано женское коварство, в пьесе «Бог Дзидзо из Каваками» — мужское непостоянство.
В этой книге представлены главным образом фарсы первой группы, содержащие элементы социальной сатиры.
Как уже говорилось, расцвет жанра кёгэн относится к XIV—XV вв. В это время у власти были сёгуны Асикага. Опираясь на крупных, могущественных князей, они пресекали междоусобицы и распри японских феодалов, добивались объединения страны.
В Японии начался быстрый рост производительных сил. В поместьях богатых феодалов развивались ремесла и торговля, столица Киото превращалась в крупный торгово-ремесленный центр, появлялись новые города. Япония вела оживленную торговлю с Китаем, ее корабли достигали Филиппин и Индокитая. Развивались культура и искусство, которым покровительствовали сёгуны Асикага.
Однако для объединения страны еще не было необходимых предпосылок. Отдельные феодалы обогащались быстрее, чем сёгуны и их союзники. Чем могущественнее становились такие князья, тем сильнее была их оппозиция к правящей группе феодалов.
Недовольство охватывало и другие классы и сословия. Мелкопоместные самураи лишались земли и разорялись. Не все они находили применение своим силам в городах и крупных поместьях. Нередко разорившиеся самураи становились вожаками разбойничьих шаек и грабежом добывали средства на жизнь, некоторые переходили на сторону крестьян и вместе с ними вели вооруженную борьбу против господствующих классов.
Крестьянство находилось в тяжелом положении. К феодальной эксплуатации прибавился гнет ростовщиков и купцов. Начало XVI в. отмечено крупнейшими восстаниями, охватившими всю Японию. Восстания велись под лозунгом «В стране не должно быть самураев». Крестьяне жгли владения своих господ, уничтожали долговые записи, разоряли монастыри.
В XV в. все чаще вспыхивают мятежи и междоусобные распри, которые переходят в долгую разорительную войну.
Особенности эпохи нашли отражение в кёгэнах. Средневековые комедии, несомненно, выражали надежды и чаяния третьего сословия, укреплению позиций которого способствовал рост городов. Во многих пьесах восхваляется столица. Обычно в них изображается простолюдин, идущий в столицу. Он хочет посмотреть на нее, чтобы под старость было о чем рассказать молодым. О столице мечтают и мелкопоместные князья-даймё, прозябающие в глуши. Киото представляется им городом чудес, где собраны сокровища мира. Господин готов простить обманщику-слуге все его проступки, лишь бы услышать от него рассказ о столичной жизни, о городских людях.
- Предыдущая
- 2/33
- Следующая