Деревенщина в Пекине 3 (СИ) - Форд Крис - Страница 25

— В этом наши взгляды абсолютно совпадают, — отвечает Ван Мин Тао с явным облегчением. — Именно поэтому слышать подобное для меня настоящий шок.

— Знаете, мой отец никогда не поднимал руку ни на мать, ни на нас с братом, — продолжает будущий зять, и в его голосе звучит неподдельная гордость. — Хотя, как однажды призналась мать после бокала вина, поводы для этого случались, особенно в начале их совместной жизни. Дело в том, что отец сам вырос в семье, где физическое наказание было нормой. Мой дед часто бил его за малейшую провинность, как когда-то прадед бил деда.

В комнате воцаряется тишина, наполненная тяжестью затронутой темы. Хоу Ган делает паузу, решаясь на личное признание, которое обычно не делается перед посторонними:

— Стоя в очередной раз на горохе в углу, с разбитой губой, отец поклялся себе, что никогда не ударит ни свою жену, ни будущих детей. Уже тогда он понимал, что отношения нужно строить на понимании, а не на страхе и боли. И это обещание он сдержал, несмотря на все трудности. Если честно, сейчас отец даже не рискнул бы поднять на меня руку. У меня разряд по боксу, а папа — интеллигент до мозга костей, типичный офисный клерк, — жених позволяет себе короткий смешок, разряжая напряжённую атмосферу. — Даю вам слово, что никогда не подниму руку ни на жену, ни на наших детей, — последняя фраза адресовывается хозяину дома.

До Тхи Чанг внимательно изучает лицо молодого человека, пытаясь определить степень искренности заявлений. Её взгляд скользит от Хоу Гана к Ван Япин и обратно. В этом взгляде читается скептицизм, основанный на суровом жизненном опыте. Вьетнамка и не думала деликатничать:

— Если всё продолжится в том же духе, и кто-то из вас двоих не претерпит кардинальных изменений, такие браки, согласно статистике, заканчиваются разводом через семь-десять лет. В любой другой стране это произошло бы раньше, но китайский народ отличается исключительным терпением. К тому же, как мы уже обсудили, ваша судебная система крайне неохотно оформляет разводы. Государственные структуры будут биться за сохранение вашей семьи не менее двух лет, особенно в свете последних социально-демографических инициатив Центрального комитета. Так что всё в ваших руках.

Ван Япин, прислушивавшаяся к разговору со смесью возмущения и растерянности, внезапно меняется в лице. Её глаза сужаются, а губы искривляются в гримасе неприкрытой враждебности:

— А промолчать ты, стерва, не могла? — выпаливает она, вкладывая в каждое слово максимум яда.

До Тхи Чанг даже не вздрагивает. Она поворачивается к дочери бизнесмена с выражением спокойного достоинства на лице:

— В вопросах, которые считаю важными, я никогда не молчала, не молчу и не собираюсь молчать. Господин Ван производит на меня исключительно благоприятное впечатление. Ван Япин, ты знаешь, что такое симпатия и дружеские отношения?

Она делает небольшую паузу, давая вопросу повиснуть в воздухе, затем продолжает:

— Это когда ты говоришь то, что думаешь и не думаешь, что говоришь. Я никогда не планировала фильтровать свои мысли в общении с де-факто партнёром по бизнесу.

Ван Мин Тао, ощущая, что ситуация вновь балансирует на грани открытого конфликта, решительно вмешивается:

— Давайте всё-таки вернёмся к основной цели нашей встречи. Времени у нас не так много.

— Господин Ван, я считаю необходимым составить дополнительное соглашение. Приглашайте своего юриста, будем формулировать условия. Я тем временем свяжусь с моими консультантами. Прошу понять меня правильно: я полностью доверяю вам, но абсолютно не доверяю вашей дочери. Насколько понимаю, на вашего будущего зятя вы не планируете ничего оформлять?

Хоу Ган, услышав вопрос, реагирует на неловкую ситуацию мгновенно. Он приподнимается с дивана, поднимая руки в примирительном жесте:

— Господин Ван, я знаю, что вы относитесь ко мне с доверием, но в данной ситуации прошу не рассматривать меня как участника соглашения. Это ваше учредительное соглашение, и в нём должны стоять подписи двух основных учредителей. Я не могу и не хочу вмешиваться в этот процесс.

Ван Япин бросает на жениха взгляд, полный возмущения, и глубоко вдыхает, решая поставить Хоу Гана на место после подписания документов.

— В таком случае предлагаю следующий вариант: я оформляю долю на дочь, но в уставе, именно в базовом документе, а не в каких-либо дополнительных доверенностях, фиксируем моё единоличное право управления компанией до момента её вступления в брак, без необходимости получения каких-либо согласований, — предлагает Ван.

— Это приемлемо, — кивает вьетнамка. — Пожалуйста, сформулируйте точную юридическую конструкцию, я направлю её своим консультантам, владеющим китайским языком, для анализа. Должна признать, это наиболее нестандартное учредительное соглашение в моей практике.

Ван Япин мрачно переводит взгляд с отца на вьетнамку и обратно, её челюсти плотно сжаты — видно, как под кожей перекатываются мышцы от напряжения. Она с трудом сдерживается от комментариев, понимая, что находится в меньшинстве.

— Не переживай так. Всё это делается в твоих же интересах. Как бы ни сложились обстоятельства, твой отец, дай бог ему долгих лет жизни, не заберёт всё с собой в могилу. Я, как человек примерно твоего возраста, скажу откровенно: у тебя исключительно благоприятные стартовые условия. Ты можешь многому научиться и кардинально измениться, особенно с таким мужем, который тебе достался, — она слегка кивает в сторону Хоу Гана. — Поверь моему опыту: судьба раздала тебе далеко не худшие карты. Вопрос лишь в том, как ты ими распорядишься.

— Тебя забыла спросить!

— Благодарю за этот великолепный урок наших культурных различий.

Лавирую между столиками с тяжелым подносом, балансируя его на напряженных пальцах. В воздухе витает аромат специй и жареного имбиря. Мраморные поверхности столов отражают приглушенный свет стилизованных китайских фонарей, создавая особую вечерню атмосферу. Краем глаза замечаю скучающий взгляд бармена, механически протирающего бокалы. Его движения почти гипнотические — круг за кругом мягкая ткань скользит по хрустальной поверхности. Вечер понедельника — традиционное затишье в ресторанном бизнесе. Алкогольная карта практически не востребована, бармен вынужден изображать занятость.

Приближаюсь к столику, где сидит группа бизнесменов в тёмных костюмах. Их галстуки слегка ослаблены — признак завершения трудового дня и перехода к неформальному общению. Они негромко переговариваются, иногда бросая взгляды на экраны смартфонов.

— Пожалуйста, цыплёнок Гунбао, — произношу с профессиональной улыбкой, аккуратно устанавливая в центре стола блюдо на несколько персон.

Острый аромат маринованного имбиря и соевого соуса поднимается от керамической посуды.

В этот момент мой телефон настойчиво вибрирует, передавая импульс через ткань к коже. Правилами ресторана категорически запрещено не только использовать, но даже доставать мобильные устройства в общем зале. Обычно я игнорирую входящие вызовы во время рабочей смены, отложив все личные дела до перерыва или окончания работы. Сегодня, однако, вибрация не прекращается — звонящий настойчиво набирает мой номер снова и снова, словно речь идет о крайне важном деле.

Быстро доставляю остальные заказы, стоящие на моем подносе — жареные баклажаны для пары у окна, утку по-пекински для семьи из четырех человек, суп с тофу для пожилой дамы в углу. Мои движения отточены до автоматизма, руки помнят правильный угол наклона при сервировке, глаза фиксируют малейшие детали, которые могут потребовать внимания — почти пустой бокал, нехватка салфеток, упавшая на пол палочка для еды.

Завершив первичное обслуживание своего сектора, перехватываю взгляд Лю Кая, коллеги, обслуживающего соседние столики. Делаю едва заметный жест — наш неформальный код, обозначающий просьбу о кратковременной подмене. Лю Кай незаметно кивает, его лицо сохраняет профессиональное выражение, но в глазах мелькает понимание.