Эхо древних звёзд (СИ) - "Charmonium" - Страница 18

Её рефлекторные спазмы горла регистрировались как новые значения в его внутреннем журнале наблюдений. Слёзы, выступившие в уголках глаз – просто физиологическая реакция организма на раздражитель. Кайрос отмечал каждый звук, который издавала девушка, классифицируя их по частоте и интенсивности.

Переход к основному этапу эксперимента был логичным продолжением. Без подготовки, без лишних движений – прижав незнакомку к столу – просто резкий вход, чтобы зафиксировать первичную реакцию. Её мышцы сжались вокруг него, как идеально подогнанные компоненты механизма. Боль, которую он прочитал в её глазах, была просто новым значением в его исследовании.

Каждое движение внутри неё было рассчитано до миллиметра. Угол наклона, глубина проникновения, сила толчков – всё это составляло сложную систему координат.

Кайрос менял параметры как дирижёр оркестра: скорость, ритм, силу воздействия. Наблюдал за тем, как её организм реагирует на различные комбинации раздражителей. Это было не насилие в человеческом понимании – это был научный эксперимент высшей категории.

Когда она достигла оргазма, Кайрос отметил время (3 минуты 12 секунд), интенсивность сокращений мышц (7.8 баллов), частоту дыхания. Его собственный оргазм был просто физиологическим завершением эксперимента – никаких эмоций, только регистрация факта.

Лежа рядом с ней после, он анализировал полученные данные. Это был не секс – это было исследование возможностей тела как биологической системы. Чистая наука без примеси эмоций.

Именно в этот момент он понял главное различие между собой и другими. Для них это было проявление чувств, эмоций, желаний. Для него – сбор данных, расширение границ понимания процессов. Даже когда Кайрос покидал квартиру незнакомки, его мысли были заняты не моральным аспектом произошедшего, а анализом эффективности различных техник воздействия.

Это не было жестокостью или бесчувственностью. Это было следствием его природы – видеть мир через призму формул и уравнений. Понимать жизнь как последовательность взаимодействий различных систем. И если другие существа не могли этого понять – это была их проблема, а не его. А мораль? Мораль – это просто ещё одна переменная в уравнении, которую можно игнорировать при наличии достаточных данных.

Полиция нашла его на четвертый день. Родители забрали его домой, но что-то уже изменилось. Теперь он знал вкус свободы. И хотя вернулся к учебе, внутри него поселилась трещина. Маленькая, почти незаметная, но достаточная, чтобы время от времени напоминать о себе.

В конце года он поступил в Зенотар. Не потому что родители хотели этого, а потому что сам решил так. Теперь, в свои девятнадцать, он продолжает играть свою роль. Перед родителями – идеальный сын, машина для решения задач. Перед другими студентами – загадочный наблюдатель, который всегда стоит чуть в стороне.

Иногда, глядя на Лиру и Лео, Кайрос видел что-то неуловимо знакомое. То же стремление к свободе, которую они сами толком не понимают. То же желание выбить трещину в идеально отполированной поверхности своего существования. Только у них это получается иначе. Они не прячутся за масками, не играют роли. Они просто живут.

"Какие же вы дети," – думал он иногда, наблюдая за их перепалками. Но в глубине души Кайрос завидовал им. За их способность быть собой. За их хаотичность. За их смелость ошибаться. Особенно Лиры. В её действиях есть что-то неподконтрольное. Она делает шаг, потом ещё один, не всегда понимая, куда идет. Но каждый её шаг – настоящий. Без расчётов, без страхов, без многолетнего планирования.

Иногда Кайрос представлял, каково было бы жить так же. Отказаться от контроля. Просто существовать в моменте. Но знал, что не сможет. Его аналитический ум не позволит. Да и слишком долго он учился держать всё под контролем.

По ночам, когда никто не видит, он писал. Не формулы, не аналитические отчеты. Строки. О тех, за кем наблюдал. Об их странной, хаотичной, несовершенной красоте. Эти записи – его маленький бунт против системы. Против родителей, которые никогда не поймут, что потеряли сына, пытаясь вырастить гения.

Утром он снова надевал маску. Холодный, расчетливый, безупречный Кайрос. Тот, кто всегда знал ответы. Который видел закономерности там, где другие видят только хаос. Который понимает окружающих лучше, чем они сами себя понимают.

Но в этих редких моментах ночного письма... В эти моменты он позволял себе быть… собой. Хотя бы чуточку. Хотя бы настолько, чтобы помнить: он тоже живой. Со своими страхами, желаниями, сомнениями. Просто научился прятать их лучше, чем другие.

Это было его парадоксом: тот, кто больше всех умеет анализировать, меньше всех понимал самого себя. Иногда ему казалось, что вся его жизнь – это один большой эксперимент. Где он одновременно и исследователь, и подопытный. Где каждое действие – часть неведомого уравнения, решение которого он пока не был готов увидеть. И, возможно, никогда не будет готов.

Но это нормально. Потому что в мире, где всё подчинено логике и расчету, самое прекрасное – это неразрешимые парадоксы. Те самые трещины в идеальной системе, через которые пробивается свет. И Кайрос, несмотря на все свои знания и умения, оставался тем самым лучом света, который сам не понимал, почему существует. Но продолжал светить. Просто потому что не мог иначе.

Лекция по физиологии ксендрианцев превратилась в мучительное испытание. Лира сидела в первом ряду, чувствуя спиной тяжелый взгляд Лео. Она знала, что он там – во втором ряду справа, между Элли и Марком – соларианцами, с которыми в последнее время Лео смог наладить контакт. Знала, как он пытается поймать её взгляд, как хочет подойти после занятий.

Люминарий Солт демонстрировал голограмму ксендрианского скелета.

– Обратите внимание на дополнительные шейные позвонки, – говорил он, а Лира механически записывала каждое слово. – Хвост ксендрианцев служит не только для равновесия, но и как дополнительный орган осязания. Их чешуйчатая кожа содержит особые рецепторы...

Кайрос сидел через проход, слегка повернув голову так, чтобы видеть их обоих. Его аналитический ум отмечал каждую деталь: то, как Лира нервно постукивала рукой по столу, как Лео постоянно поправлял волосы, хотя они и так выглядели лучше, чем обычно.

После лекции Кайрос наблюдал, как Лира почти бегом покинула аудиторию, а Лео остался стоять, сжимая в руках коммуникатор. Его плечи были опущены, угол между лопатками увеличился на 12 градусов по сравнению с обычным состоянием. Признак глубокой эмоциональной травмы.

– Приветствую, – Кайрос подошел к Лео, намеренно загораживая ему путь. – Заметил изменения в вашем поведении.

Лео вздрогнул, будто очнулся от транса.

– Это... это заметно?

– Достаточно, чтобы заинтересовать меня.

Кайрос прищурился, анализируя микродвижения лица собеседника.

– Хочешь обсудить?

– Не думаю...

На следующий день в кафетерии ситуация повторилась. Лира сидела за своим обычным столиком, делая вид, что полностью погружена в лекции по ксенобиологии. Лео подходил к приятелям, стараясь выглядеть непринужденно, но его глаза постоянно скользили в её сторону.

Кайрос выбрал момент, когда она осталась одна в учебной зоне. Девушка сидела, уткнувшись в коммуникатор, но её пальцы замерли над экраном, когда он бесшумно опустился на стул напротив.

– Ты избегаешь его, – констатировал ниралиец без предисловий.

– Это заметно? – её голос дрогнул.

– Как сигнал тревоги. – Он наклонился ближе. – Хочешь поговорить?

– Нет! – слишком быстро ответила она, и это было красноречивее любых слов.

– Он сказал тебе те три слова?

Лира замерла, её пальцы сжались на краю стола.

– Откуда ты...

– Анализ поведения. Вычисление вероятностей. – Кайрос чуть наклонил голову. – И ты испугалась.

– Я запуталась, – прошептала она, не поднимая глаз. – Я не знаю, что чувствую. Я не готова...

Его рука метнулась вперед с точностью хищника, захватывая её подбородок и поворачивая лицо так, как ему было нужно. Пальцы с острыми ногтями слегка впились в нежную кожу, не причиняя настоящей боли, но давая понять, что это не будет нежным прикосновением.