Промышленный НЭП (СИ) - Тыналин Алим - Страница 52

— Товарищ Мышкин, — обратился он, когда они остались наедине в коридоре, — впечатляющая операция. Неопровержимые доказательства.

— Благодарю за оценку, — сдержанно ответил Мышкин, понимая двойственность положения Рожкова.

— Материалы уже направлены в центр?

— Только предварительный отчет. Полный пакет документов будет готов к вечеру.

Рожков понизил голос до шепота:

— Каганович уже знает о провале. В наркомате внутренних дел переполох. Он требует немедленно арестовать всех причастных к операции на заводе и изъять все материалы.

— На каком основании? — напрягся Мышкин.

— Официальная версия — «превышение полномочий наркоматом тяжелой промышленности». Якобы вы проводили оперативные мероприятия без санкции ОГПУ.

— У нас есть санкция Орджоникидзе на проведение экспериментальных мероприятий по обеспечению безопасности промышленных объектов, — парировал Мышкин.

— Я знаю, — кивнул Рожков. — Но игра идет очень серьезная. Срочно доставьте все материалы Краснову. И предупредите его, пусть действует быстро. У Кагановича много сторонников в ОГПУ.

— Спасибо за информацию, — Мышкин крепко пожал руку Рожкову. — Вы рискуете.

— Все мы рискуем, — философски заметил тот. — Просто я верю, что ваш эксперимент действительно нужен стране.

Когда официальная часть оформления протоколов завершилась, Мышкин собрал всю документацию в специальный портфель с замками. Туда же поместили фотоматериалы. Доказательственная база получилась внушительной и неопровержимой.

— Глебов, — обратился он к помощнику, — вы остаетесь здесь для наблюдения за арестованными. Я лично отвезу материалы товарищу Краснову.

— Понял, — кивнул Глебов. — Будьте осторожны.

У проходной завода уже стоял черный автомобиль «эмка» с правительственными номерами. Рядом переминался с ноги на ногу молодой лейтенант в форме ОГПУ, нервно поглядывая на часы.

Мышкин вышел из заводоуправления с портфелем в руках. Он быстро прошел к автомобилю и уселся на заднее сиденье. Машина тронулась, за ней последовал неприметный «ГАЗ-А», в котором сидели люди в штатском.

Мышкин сидел внутри, бережно прижимая к себе сумку с бесценными доказательствами. Машина тронулась, миновала ворота заводской территории и влилась в утренний поток транспорта, направляющегося в центр Ленинграда.

Операция завершилась успешно. Теперь предстояло превратить добытые доказательства в мощное оружие против комиссии Кагановича.

Кабинет Орджоникидзе в наркомате тяжелой промышленности производил впечатление места, где принимаются судьбоносные решения. Высокие потолки, массивная мебель из темного дуба, портреты Ленина и Сталина в тяжелых рамах, географические карты СССР с отмеченными промышленными объектами, все дышало государственной значимостью и ответственностью.

Я прибыл на совещание одним из первых, принеся с собой портфель с документами, добытыми Мышкиным на Путиловском заводе. Ночь не спал, тщательно изучая показания Бахрушина и остальных диверсантов, готовясь к решающему докладу.

Орджоникидзе встретил меня у двери кабинета. Его характерная коренастая фигура с неизменными пышными усами излучала энергию, несмотря на видимую усталость. Серго явно тоже провел бессонную ночь. События на Путиловском заводе требовали немедленной реакции.

— Заходи, Леонид, — приветствовал он меня крепким рукопожатием. — Остальные скоро будут. Что скажешь о материалах? Ты получил их все, без приключений?

— Да, Серго, — ответил я, проходя в кабинет. — Доказательства неопровержимые. Диверсанты дали подробные показания, указали на связь с комиссией Кагановича. Особенно ценны признания Бахрушина, который напрямую контактировал с Валенцевым.

Орджоникидзе удовлетворенно кивнул:

— Отлично. Наконец-то мы можем доказать, что саботаж организован противниками эксперимента, а не наоборот.

Он подошел к большому дубовому столу, заваленному бумагами:

— У меня тоже есть новости. Статья в «Экономической газете» произвела фурор. Звонили из нескольких наркоматов, интересовались деталями эксперимента. А главное, звонил Поскребышев, просил подготовить для товарища Сталина аналитическую записку по промышленному НЭПу.

Это действительно важная новость. Поскребышев, личный секретарь Сталина, никогда не действовал по собственной инициативе. Если он запросил материалы, значит, сам Сталин проявил интерес к эксперименту.

Дверь кабинета открылась, и вошел Киров. Сергей Миронович выглядел бодрым, несмотря на ранний час. Его открытое лицо с характерными усами и проницательными глазами выражало решительность.

— Доброе утро, товарищи, — энергично поздоровался он. — Я только что из Ленинграда, прямым поездом. Наши ленинградские газеты перепечатали материал из «Экономической газеты», поднялась целая волна обсуждений на предприятиях.

Следом за Кировым появились еще несколько человек: Вознесенский с папкой экономических выкладок, Мышкин с дополнительными материалами по операции на Путиловском заводе, и профессор Величковский, представлявший научное обоснование эксперимента. Вся моя команда.

Когда все расположились вокруг большого стола для совещаний, Орджоникидзе встал, выглянул в приемную, вызвал помощника и приказал ни в коем случае не отвлекать его.

— Товарищи, — начал он, возвращаясь к столу, — ситуация достигла критической точки. События последних дней дают нам шанс переломить ход борьбы в пользу промышленного НЭПа. Но действовать нужно решительно и быстро. Леонид Иванович, доложите о результатах операции на Путиловском заводе.

Я поднялся, раскладывая на столе документы:

— Вчера ночью, как вы все знаете, на Путиловском заводе предотвращена крупная диверсия. Группа вредителей пыталась вывести из строя систему охлаждения мартеновских печей, что могло привести к катастрофическим последствиям: взрыву, человеческим жертвам, остановке производства на несколько месяцев.

Я разложил фотографии, сделанные во время операции:

— Диверсанты захвачены с поличным. Все дали признательные показания. Особенно ценны показания организатора диверсии, бывшего инженера завода Бахрушина, который связан с аппаратом Кагановича.

Я передал присутствующим копии протоколов допросов:

— Бахрушин признался, что получал указания непосредственно от Валенцева, члена комиссии Кагановича, редактора идеологического отдела «Правды». Валенцев также передавал деньги для оплаты исполнителей.

Киров, внимательно изучавший документы, поднял голову:

— Это серьезные обвинения, товарищ Краснов. Валенцев влиятельная фигура. Что еще стало известно?

— Бахрушин раскрыл всю цепочку организации диверсий, — продолжил я. — Оказывается, авария в Нижнем Тагиле, которую Каганович приводил как доказательство вредности нашего эксперимента, тоже организована его людьми. И на ближайшие дни планировались еще несколько диверсий на экспериментальных предприятиях.

Мышкин дополнил мой доклад техническими деталями операции:

— Показания подтверждаются вещественными доказательствами. У диверсантов изъяты инструменты для вывода из строя системы охлаждения, самодельные устройства для создания короткого замыкания. В квартире Бахрушина обнаружены схемы завода с отмеченными уязвимыми местами и крупная сумма денег в рублях.

— То есть теперь у нас есть неопровержимые доказательства того, что диверсии на наших предприятиях организованы противниками эксперимента, а не являются результатом новых методов управления? — уточнил Орджоникидзе.

— Именно так, Серго, — подтвердил я. — Более того, мы установили связь этих диверсий с конкретными членами комиссии Кагановича.

Киров задумчиво потер подбородок:

— Это меняет всю картину. Особенно в сочетании со скандалом вокруг Лопухина.

Действительно, публикация в «Литературной газете» о плагиате Лопухина произвела эффект разорвавшейся бомбы. Теоретик из Института марксизма-ленинизма, готовивший идеологическое обоснование против промышленного НЭПа, оказался обычным плагиатором, списывавшим у буржуазных экономистов.