Измена. Я (не) вернусь! - Реброва Мила - Страница 2
- Предыдущая
- 2/7
- Следующая
– Он ушёл, мама.
Голос дрогнул.
– Куда ушёл?
– Ушёл, мам. Навсегда.
Она смотрела на меня несколько секунд, потом помотала головой.
– Не говори глупости. Это Вадик. Он тебя всю жизнь любит. Он за тобой с первого класса бегал, надышаться на тебя не мог!
Я закрыла лицо руками.
– Мам, он нас бросил…
– Перестань! Может, ты что-то не так поняла?
– Он собрал вещи и уехал!
Мама замерла.
– Алёна… нет…
– Да, мам. Он сказал, что я больше не могу рожать, что хочет сына. И… и… – меня затрясло, – и у него другая…
Словно плотина прорвалась.
Я разрыдалась.
Бросилась к маме, вцепилась в неё, будто только она могла меня спасти.
– Мам, что мне делать?! Как жить без него?!
Она гладит меня по спине, но я чувствую, как её руки тоже дрожат.
– Нет… Нет… – она шепчет, качая головой. – Вадик так не мог. Не мог, доченька…
Но её голос тоже ломается.
Я всхлипываю.
– Мог, мама. Он ушёл.
– Это не может быть правдой, это какой-то сон…
– Я тоже так думала…
Мама закрывает рот ладонью.
Глаза у неё наполняются слезами.
И вот уже не только я плачу.
Она тоже.
Мы стоим в кухне, обнявшись, и рыдаем в голос.
Хорошо, что девочки в детской и ничего этого не слышат.
***
Мы долго сидели в кухне.
Я всхлипывала, уткнувшись в мамино плечо, а она гладила меня по голове, тихо повторяя одни и те же слова:
– Этого не может быть.
– Нет, Алёна, он так не мог…
Но он мог.
Он ушёл.
Мама тяжело выдохнула, обняла меня крепче.
– Как же так… Господи, как же так…
Я слышала, как её дыхание сбивается, как оно становится прерывистым. Она тоже не верит. Ей тоже больно.
Потому что для неё Вадик всегда был не просто зятем.
Для неё он был сыном.
Я закрыла глаза.
Помню, как ему было шестнадцать. Как они с родителями возвращались с дачи. Как их машина попала в аварию.
В один день Вадим потерял всех.
Я тогда ничего не понимала. Мне тоже было шестнадцать, и в моём мире такого просто не могло случиться.
Но оно случилось.
Помню, как он стоял в дверях нашей квартиры, такой потерянный, с опущенными плечами и пустым взглядом.
Помню, как мама прижала его к себе, погладила по голове, как маленького.
– Теперь ты наш, Вадик, – сказала она тогда.
Он молчал.
Но обнял её в ответ.
С того дня мама стала для него второй матерью. А он – сыном, которого у неё никогда не было.
Она пекла ему пирожки, проверяла, тепло ли он одет, следила, чтобы он вовремя ел.
Когда мы поженились, она плакала так, будто выдавала замуж сразу двоих детей.
А теперь он предал не только меня.
Он предал её.
Мама медленно отстранилась, посмотрела на меня покрасневшими глазами.
– Он вернётся, – вдруг сказала она, срывающимся голосом.
Я покачала головой.
– Нет, мама.
– Вернётся, – упрямо повторила она. – Он не мог просто так. Не мог.
Она всё ещё не верит.
Она отказывается верить.
Я понимаю.
Но я уже знаю правду.
Он не вернётся.
***
Полгода.
Шесть месяцев я жила в этой лжи.
Сначала казалось, что чуть-чуть подождать – и станет легче. Придумаются правильные слова. Найдётся момент, когда можно будет сказать, и это не раздавит их сердца.
Но легче не стало.
Каждый раз, когда девочки спрашивали, когда папа приедет, я улыбалась и говорила: «Скоро».
Каждый раз, когда Кира садилась у телефона, ждала звонка, когда Надя выходила в новой кофте, потому что папа её подарил, у меня внутри что-то ломалось.
Я должна была сказать им правду. Давно.
Но я не смогла.
И теперь момент выбора у меня украли.
– Мам…
Надя стоит в дверях.
Растрёпанные косички, заплаканные глаза, сдёрнутая шапка в руках.
Я даже не успеваю спросить, что случилось.
– Это правда? – её голос дрожит, маленькие пальцы сжимаются в кулаки.
– Что, милая?
– Что папа нас бросил.
Я не дышу.
Сердце резко проваливается куда-то вниз, а в голове только одна мысль: нет. Не сейчас. Я ещё не готова.
– Кто тебе это сказал?
– В школе… – Надя шумно втягивает носом воздух. – Девочка какая-то… Или мальчик… Я не помню. Они смеялись и сказали, что папа ушёл в другую семью. Что у него новая жена .Что… что он больше никогда не вернётся.
Я смотрю на неё и не могу сказать ни слова.
Она ждёт.
Ждёт, что я рассмеюсь, покачаю головой и скажу: «Глупости, милая. Это просто слухи».
Ждёт, что я скажу ей ложь.
Но я не могу.
Я вижу, как в её глазах загорается надежда. Как она ищет подтверждение, что это неправда.
Но я не могу её обмануть.
– Мама… – она делает шаг ко мне, шепчет, словно боится произнести это вслух. – Он правда нас бросил?
Я открываю рот, но слова не идут.
Что я могу сказать?
Что он собрал чемодан и ушёл, не оглянувшись? Что я рыдала ночами, но он ни разу не позвонил? Что я молилась, чтобы он одумался, но его не волновало, как мы тут без него?
Что он выбрал другую семью, другого ребёнка, другую женщину?
Я сглатываю и тихо киваю.
– Да.
Я слышу, как Надя резко втягивает воздух.
И всё.
Она падает на колени прямо в прихожей и закрывает лицо руками.
– Значит, правда…
И рыдает, захлёбываясь слезами.
Громко, надрывно, срываясь на всхлипы, сжимая шапку так, что пальцы белеют.
Я не могу её остановить. Не могу сказать ничего такого, что бы сделало этот момент легче.
Опускаюсь рядом, хватаю её в охапку, прижимаю к себе, глажу по голове.
Она дрожит в моих руках, цепляется за мою кофту, давится всхлипами.
– Он же нас любил, мама… – её голос ломается. – Он же говорил… Он обещал…
Я обнимаю её крепче, глажу по голове, целую в макушку.
– Наденька, солнышко, тише…
Но она уже не слышит.
Вдруг тихие шаги.
Я вздыхаю, поднимаю голову и вижу, как Кира стоит в дверях детской.
Глазки сонные, волосы растрёпаны. Она зевает, тянет к себе плюшевого зайца, а потом видит Надю.
Видит, как сестра рыдает.
– Надя? – тихонько спрашивает она. – Ты чего плачешь?
Надя резко поднимает голову.
– Папа нас бросил!
Голос полный боли. Громкий. Почти крик.
Кира моргает.
– Чего?
– Папа ушёл! Его больше не будет!
– Нет… – Кира качает головой, смаргивая слёзы, которые ещё не понимает. – Нет, это неправда!
– Правда! – Надя вскрикивает, глядя на неё с отчаянием. – Он не любит нас, Кира! У него теперь другая семья!
– Ты врёшь!
Кира топает ножкой, сжимает своего зайца.
– Ты врёшь! Папа скоро вернётся!
– Не вернётся!
– Вернётся!
– Нет!
– Вернётся! – Кира уже плачет, захлёбывается, губки дрожат. – Он обещал!
– Он солгал!
Я сжимаю виски, тяжело дышу.
– Девочки…
– Он не бросил нас! – Кира трясёт головой, шмыгает носиком. – Он не мог… он не мог…
Надя вскакивает, лицо залито слезами.
– Он ушёл, Кира! Он собрал чемодан и ушёл!
Кира смотрит на неё, потом переводит взгляд на меня.
– Мамочка… – её губы дрожат. – Это правда?
Я сглатываю.
– Правда, солнышко…
– Папа не любит нас?
Я резко выдыхаю.
Боже, как же больно…
– Нет, Кирюш… Это не так…
– А как?
Я не знаю, как объяснить это четырёхлетнему ребёнку.
Как сказать, что её отец выбрал другую семью?
Кира всхлипывает, утыкается в зайца.
– Я хочу к папе…
Надя взрывается.
– Его нет! Папа не придёт! Папа нас не хочет!
Кира рыдает в голос.
– Нет! Я хочу к нему! Хочу, чтобы он меня обнял! Хочу, чтобы он пришёл! Хочу, хочу, хочу!
Она падает на колени, качается взад-вперёд, ревёт так, что у меня сердце разрывается.
Я бросаюсь к ней, обнимаю, глажу по спине, но это не помогает.
Рядом рыдает Надя.
Обе мои девочки.
- Предыдущая
- 2/7
- Следующая