Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 56

Марко рулил домой по набережной Ченчи, и огни, что горели вдоль берега Тибра, в тумане были едва различимы. Он склонил голову, прячась от дождя. Движение было небольшим, и он выехал из гетто. В форме Марко там больше не появлялся, даже ночью. На него обращали внимание, и на лицах прохожих отражались то испуг, то отвращение. Его коробило, что евреи боятся фашистов, но он их не винил.

Марко прибавил ходу, приближаясь к Понте-Фабричио. Он стал плохо спать. Он все еще верил в фашизм, но антисемитизм отторгал, и это разрывало его изнутри. Марко не знал, чем еще может помочь семье Сандро, кроме как позаботиться, чтобы они не голодали.

Его отец с ним согласился. Теперь это было единственное, что их объединяло, хотя они по-прежнему почти не разговаривали.

Марко уже почти добрался до Понте-Фабричио, когда заметил, что позади едет машина. Он с досадой прибавил скорость. Машина тоже покатила быстрее. Оглянувшись через плечо, Марко увидел темный седан. Не понимая, зачем машина пристроилась за ним, Марко поднажал, рискуя поскользнуться на мокрой мостовой.

Двигатель взревел, и автомобиль пронесся мимо; Марко выругался. Внезапно преследователь вильнул вбок и резко остановился, подрезав Марко.

От потрясения Марко вскрикнул. Нажать на тормоз он не успел. Между ним и машиной не хватало места. Он безотчетно дернул руль вверх. Велосипед вылетел на тротуар, едва не задев решетку радиатора автомобиля. Марко соскочил с сиденья, удержавшись на ногах. Велосипед врезался в каменную стену набережной Тибра.

— Что за черт?! — Марко в ярости обернулся. Автомобиль был черным седаном. Он вспомнил, что на таких ездит ОВРА, тайная полиция.

Водитель и пассажир выскочили из авто, их темные силуэты были едва различимы во мраке. Они побежали к нему. Он узнал медвежий силуэт водителя. Стефано. Вторым — тощим — был Кармине.

— Ах ты кусок дерьма! — Стефано схватил Марко за воротник и прижал к каменной стене. Кармине, подбоченившись, наблюдал. Тем временем раздался гудок автобуса, которому седан преградил путь. На набережной собралась пробка — автомобили не могли проехать.

— Пусти! — Марко вырвался, рубашка порвалась. Они могли убить его на месте, и им сошло бы это с рук. ОВРА все сходило с рук.

— Зачем в гетто ездил? Жидолюб!

— Не ваше дело! — Марко потянулся к велосипеду, но Стефано снова его сцапал.

— Думаешь, мы не знаем, чем ты занимаешься? Обедаешь с дружком-евреем? Ездишь туда по ночам? Сношения с евреями наказуемы! Решил, что правила не для тебя? Сдохнешь, как твой брат!

От горя и злости Марко просто взорвался. Он вмазал Стефано, и тот ударил в ответ. Сцепившись, они упали на мостовую. Марко, словно сорвавшись с цепи, обрушил на здоровяка град тумаков. Тот, хрипя, начал бить сильнее. Движение на набережной встало, загудели клаксоны.

Марко лупил Стефано, не обращая внимания на жгучую боль. Кармине закричал на товарища. Стефано оторвался от Марко и бросил его на мостовой. Тот, пошатываясь, поднялся на ноги. Кровь с лица капала на тротуар. Дождь лил ему на спину. Стефано и Кармине запрыгнули в машину, захлопнули двери и умчались.

Придя домой, Марко отправился в ванную умываться. Правая щека опухла, кожа лопнула. Мать спала у себя в комнате, а отец стоял в дверях, сложив руки на обнаженной груди, — вид у него был внушительный, даже в трусах. Он серьезно смотрел на сына.

— Их было двое, Марко?

— Кармине со своим прихвостнем, Стефано. — Марко смыл кровь с раковины.

— Раньше Стефано был стукачом. Его перевели в ОВРА. Говорят, он тот еще садист.

— Похоже на то. — Марко чувствовал, что Стефано наслаждался, избивая его.

— Выходит, они за тобой следили.

— Видать, так. — Марко выключил воду и с опаской ощупал лицо. — Пусть катятся в ад. Мы не оставим Симоне без подмоги.

— Конечно, нет. Я назло им накормлю все гетто.

Марко оглянулся и с удивлением увидел, что отец улыбается.

— Да тебе это нравится?

— Еще как, — хохотнул отец. — Нет ничего лучше доброй драки.

Марко улыбнулся, чувствуя, что они снова сближаются. Больше они не враждовали — у них появился общий враг. Он смыл кровь с полотенца и повесил его на вешалку.

— Так что же нам теперь делать?

— То же самое, что и раньше, только будем умнее.

— Как это?

— Есть у меня одна идейка.

Марко расстегнул рубашку и посмотрел на свое отражение в зеркале. На груди и животе проступили розоватые пятна.

— А что с велосипедом?

Элизабетта ждала за дверью спальни Нонны, пока доктор Пасторе закончит осмотр: у старушки снова обострился бронхит. Элизабетта тревожилась за Нонну, ей вспомнился день смерти отца. Сам доктор об этом разговора не заводил, и она старалась забыть о том ужасном утре.

Доктор Пасторе с тех пор полысел и потолстел еще сильнее, а с Элизабеттой стал держаться более неприветливо, хотя приходил всегда, когда Нонне требовалась помощь, даже по вечерам — старушку в округе все уважали.

— Доброй ночи, Джузеппина. — Доктор Пасторе появился на пороге, держа свой видавший виды черный саквояж. — Вам нужно отдохнуть.

— Тогда что ж вы мне мешаете? — отрезала Нонна, но доктор Пасторе покинул спальню и закрыл за собой дверь.

— Как она? — спросила Элизабетта и затаила дыхание, ожидая ответа.

— Вредничает, как обычно. — Доктор Пасторе направился к выходу, а Элизабетта пошла за ним, торопясь вступиться за Нонну.

— Она не любит болеть. И знает, что нужна в ресторане. Нонна очень ответственная. К тому же болезнь затянулась…

— Она поправится, со временем. Сейчас ей нужен отдых и лечение.

— Но почему она не поправляется? Что с ней такое? Это длится несколько месяцев.

— У нее пневмония.

— О нет… А пневмония хуже бронхита или лучше?

— У нее слизь в легких. — Доктор Пасторе уже открыл входную дверь, но Элизабетта задержала его, уцепившись за рукав пиджака.

— Я волнуюсь. Когда я пришла домой с работы, Нонна была вялой. Это так на нее не похоже.

— Буквально только что она держалась бодряком, — невозмутимо отозвался доктор Пасторе.

— Оживилась из-за вашего прихода и ради сына. — Иногда Элизабетте казалось, что лишь она в целом свете по-настоящему понимает Нонну. — Я вижу ее каждый день. Она скрывает, что ей плохо, вот что меня тревожит. Нонна ведь уже немолода.

Раздался крик Нонны:

— Нельзя ли потише, Элизабетта? Я больная, но не глухая!

Доктор Пасторе закатил глаза:

— Видишь? Никакой вялости. Лечение требует времени. А теперь мне и правда пора. До свидания.

— Я позвоню, если ей станет хуже?

— Хорошо. — Доктор Пасторе развернулся и зашагал по улице.

— Доброй ночи. — Элизабетта уже собиралась закрыть дверь, как вдруг заметила, что к ней спешит Марко в нарядном пиджаке и брюках. Они хотели прогуляться вечером, но Элизабетта обо всем забыла, вернувшись домой и обнаружив, что Нонне стало хуже.

— Buona sera, Элизабетта! — Марко быстро поцеловал ее в губы; от него пахло пряным лосьоном после бритья, обычно ей нравился этот аромат, но не сегодня.

— Прости, Марко, я сегодня не могу.

— Почему? — Лицо у Марко вытянулось. — Такой чудесный вечер.

— У Нонны пневмония, доктор только что ушел. Ей нужно отдохнуть. Я должна остаться.

— Хорошо. Тогда, может быть, я войду? Не обязательно куда-то идти.

— Нет, не стоит. Мы потревожим Нонну, а ей нужно отдохнуть.

— Тогда быстро прогуляемся? — Марко нежно коснулся ее руки.

— Не хочется оставлять ее одну…

— Мы ненадолго, просто вокруг квартала.

— Уходи или оставайся, — прокричала из своей комнаты Нонна, — только будь добра, дай мне поспать!

Марко улыбнулся и взял Элизабетту за руку.

— Идем, cara.

— Хорошо. — Она позволила ему вытащить себя из дома и закрыла за собой дверь.