Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 57

На Виа-Фиората — одной из самых очаровательных улочек в Трастевере — выстроились двухэтажные дома, окрашенные в персиковый, розовый и мятно-зеленый. В цветочных ящиках росли маргаритки и плющ, каскадом струившийся вниз. В воздухе пахло свежестью, по ночному небу рассыпались звезды, но мысли Элизабетты были заняты Нонной и ее воспалением легких.

— Ну, как ты поживала? — Марко поцеловал ей руку.

— Заботилась о Нонне.

— Знаешь, ты ведь не обязана.

Элизабетта удивленно посмотрела на него:

— Я люблю ее, Марко.

— Да, но все равно ты за нее не в ответе. У нее есть Паоло.

— Но живу-то с ней я.

— Знаю, но нельзя жить ради нее.

— Ничего подобного и нет, — огрызнулась, защищаясь, Элизабетта.

— Правда? — Марко сжал ее руку. — Мы могли бы видеться куда чаще, но ты всегда предпочитаешь сидеть дома и присматривать за ней.

Элизабетта понимала, что он прав, но ей стало обидно.

— У меня есть обязательства, которых у тебя нет.

— А еще у тебя есть мое кольцо. И я хотел бы, чтобы ты его носила. — Марко поднял ее руку, разглядывая пальцы без украшений. — Оно тебе так пойдет.

Элизабетта не нашлась с ответом. Кольцо она хранила у себя в шкатулке и время от времени примеряла. Но никогда не надевала надолго.

— Так что ты решила насчет свадьбы? Ты уже готова?

— Прости, пока нет, — неохотно выдавила Элизабетта.

— Но почему?

— По той же причине, по которой не могу так часто гулять с тобой. У меня много обязанностей. Мне сейчас непросто.

Марко остановился и ласково посмотрел на нее своими темными глазами.

— Для того я и нужен — чтобы облегчить тебе ношу. Мне хочется помогать тебе до конца жизни. Ты так много трудишься, я хочу разделить с тобой этот груз.

Его слова тронули Элизабетту, но отмахнуться от собственных чувств она не могла.

— Я ценю твое предложение, и все же мне нужно справляться самой.

— У нас не так уж много времени. Похоже, война непременно будет, — нахмурился Марко. — В такие тяжелые дни разве не хочется иметь рядом надежное плечо? Мы с тобой — муж и жена… Могли бы жить отдельно…

— Но я не могу переехать от Нонны. У нее, кроме меня, никого нет.

— Ну вот опять. Паоло мог бы получше расстараться. Ты не из их семьи.

Непонятно почему Элизабетту эти слова уязвили.

— Но она мне все равно что родная.

— Нет. Кровь есть кровь.

— У Паоло жена и собственная семья, так что дел у него побольше моего. Нонна одна, Марко. Я живу с ней и не могу от нее отвернуться. Да и не хочу.

— Хорошо. — Марко взял ее за руку. — Но я все равно не понимаю, почему ты не носишь мое кольцо.

Элизабетта сглотнула тяжелый комок в горле.

— Я еще не готова согласиться.

Марко огорченно вздохнул:

— Это из-за Сандро?

— Нет, — ответила Элизабетта, но голос ее прозвучал неуверенно. — Прежде чем выйти замуж, мне нужно кое-чего добиться.

— Например?

— Например, стать журналисткой или писательницей.

— Но ты ведь сейчас ничего не пишешь?

— Сейчас не пишу — но только потому, что у меня много дел. Для меня помочь Нонне сейчас важнее собственных желаний и важнее свадьбы. Ну как ты не понимаешь?

— Не понимаю, — мягко, но настойчиво возразил Марко. — Но могу поддержать тебя, чтобы тебе не приходилось так много работать.

— Но это мой долг. Моя жизнь. — Элизабетта была настроена серьезно, но ей было больно видеть разочарование, мелькнувшее на красивом лице Марко. — Хочешь, я верну тебе кольцо?

— Нет. Конечно, нет. Пусть оно будет у тебя, cara. — Марко раскрыл ей объятия, притянул к себе и поцеловал в лоб. — Я потерплю.

— Спасибо. — Элизабетта прижалась к его груди. — Пожалуйста, постарайся понять.

— Постараюсь, — покорно вздохнул Марко.

На улице было многолюдно, Марко спешил к Пьяцца Венеция, и сердце его гулко билось от предвкушения. Его вызвали к комендаторе Буонакорсо, которого перевели на работу в Partito Nazionale Fascista — Национальную фашистскую партию. Личный кабинет комендаторе теперь находился в Палаццо Венеция, главной резиденции фашистов — в самом сердце Рима. Даже у Дуче был там свой кабинет, Муссолини выступал с речами с легендарного балкона дворца.

Десятки фашистских офицеров в черной форме поспешно входили и выходили из палаццо Венеция, садились в ожидавшие их машины или целыми группами удалялись прочь. Военных в столице стало намного больше, в воздухе реяло волнение — война неумолимо надвигалась. Палаццо Венеция стало самым важным зданием во всей Италии, и Марко не терпелось заглянуть внутрь. Дворец построили в 1400-х годах, так что вид у него был средневековый: зубцы на крыше напоминали парапет замка, а башня взмывала в голубое небо.

По бокам у входа стояла вооруженная охрана — строгие образцовые служаки, не то что развеселые караульные в Палаццо Браски. Марко решительно отсалютовал им, они ответили тем же, а после проводили его в кабинет службы безопасности, где он назвал свое имя. Повсюду туда-сюда сновали фашистские офицеры с серьезными лицами, все разговоры велись приглушенно. Никакой болтовни, смеха или шуточек, как в палаццо Браски.

Марко отвели в Зал подвигов Геракла — великолепный сводчатый холл из мрамора, покрытый расписными фресками с изображением Геракла, сражающегося со львами, быками, гидрой, ланью и кентаврами. Он с благоговением взирал на величественные фрески, понимая, что оказался совсем рядом с кабинетом Муссолини, Sala del Mappamondo — Залом карты мира. Дуче славился тем, что усердно трудился, поэтому свет в его кабинете горел до поздней ночи, хотя некоторые сплетничали, что это просто показуха. К кабинету Дуче примыкала отдельная спальня, где, как утверждалось, он спал со своей любовницей и другими женщинами.

Марко напряг слух, пытаясь уловить голос Дуче: возможно, вождь как раз говорит по телефону или с кем-то беседует, — но в холле царила тишина. Он не знал, верить ли сплетням, поскольку Дуче многие завидовали, каждый рассказывал о нем свое. И сам Марко ощущал связь с Муссолини, ведь ему удалось пожать ему руку. Конечно, Марко питал отвращение к антисемитским расовым законам, но, возможно, поступи он сюда на службу, сможет добиться их отмены.

Новый кабинет комендаторе Буонакорсо был величественнее и элегантнее прежнего: натертый до блеска паркетный пол, картины на стенах, мраморные статуи, хрустальная люстра. Его украшенный резьбой письменный стол был больше и роскошнее, и Буонакорсо казался внушительнее и могущественнее только потому, что стоял за ним. В остальном комендаторе не изменился: те же подстриженные и умащенные маслом усы, отглаженный темный мундир и начищенные высокие сапоги.

Буонакорсо встретил Марко без улыбки, с официальным видом. Он жестом указал на стул напротив своего стола.

— Присядь, Марко.

Тот повиновался.

— Ты знаешь, что я о тебе высокого мнения. Ты мне не безразличен.

— Спасибо, синьор. — Марко надеялся получить повышение, но теперь подумал, что, скорее всего, он ошибся.

— Вместе с партией ты переживал взлеты и падения, верно?

— Да, синьор.

— Я так гордился тобой тем вечером, когда Дуче произносил речь. Ты так быстро исправил ситуацию. Превратил позор в победу Fascio. — Но взгляд Буонакорсо снова помрачнел. — Однако до меня дошли слухи о твоей стычке с ОВРА. Говорят, ты водишь дружбу с евреями, помогаешь им и сочувствуешь.

Марко насторожился. Кармине и Стефано наверняка доложили Буонакорсо о его ночных поездках.

— Марко, тех, кто снюхался с евреями, могут выгнать из партии. Ты должен это знать. Таких уже сотни. Мы не потерпим pietisti. Это касается и тебя.

Сердце Марко упало. Pietisti — жалостливыми — называли тех, кто с сочувствием относился к евреям.

— Я заступился за тебя после произошедшего с твоим братом Альдо. Но если ты будешь продолжать возиться с евреями, я больше помочь не смогу.