Вечное - Скоттолайн (Скоттолини) Лайза (Лиза) - Страница 17

— Да, конечно. — Марко был польщен уже тем, что Буонакорсо так уважительно с ним разговаривает.

— Лишь в том случае, если ты подойдешь, Террицци, — нахмурившись, вмешался Спада. — За время моей службы здесь у меня было много, очень много помощников. Ни один не соответствовал моим требованиям. Даже те, кто хорошо справлялся в Балилле, не воспринимают нашу доктрину так серьезно, как следовало бы. Тебе наверняка такие известны.

— Да. — Марко и сам был из них: во время военных занятий он беспрестанно шутил.

Буонакорсо кивнул:

— Как отметил команданте Спада, подойдет не всякий. Понятия не имею, почему мы не привлекаем к работе больше юношей вроде тебя. Может быть, у тебя есть какие-то идеи?

Марко знал, как ответить, потому что сам это испытал.

— Я считаю, что в школе доктрину фашизма нас учить заставляют, поэтому некоторые ученики относятся к ней как к очередному домашнему заданию.

— Верно подмечено. Наверняка тебя отец вдохновил?

— Да, — отозвался Марко, хотя отец больше разглагольствовал о велоспорте, чем о политике.

Снова вмешался Спада:

— Это избитые истины. Давай-ка проверим твои знания, Террицци. Ты выучил декалог?

— Да.

Спада сложил руки на груди.

— Читай.

Марко не колебался. Декалог молодого фашиста — десять правил, составленных по образцу заповедей Божьих, Марко выучил их наизусть, ведь очень часто слышал в школе и собраниях Балиллы.

Он начал:

— Номер один: сначала Бог и Отечество, все прочие привязанности и долг — после. Номер два: тот, кто не готов вручить Отечеству свое тело и душу и беспрекословно повиноваться Дуче, недостоин носить черную рубашку, поскольку фашизм не приемлет слабости в вере и полумер. Номер три… — Марко безупречно отбарабанил все заповеди, пока не закончил.

— Браво, — улыбнулся Буонакорсо.

— Согласен! — поддержал Терранова.

И только Спада прищурил глаза под набрякшими веками.

— Хм… А эти слова на самом деле что-то значат для тебя, парень? Или ты их просто механически повторяешь?

— Эти заповеди для меня — все. — Марко знал, что они хотят услышать, и понимал, что, хоть и не умеет читать книги, способен читать по лицам. — Я знаю, как много фашизм сделал для Италии, особенно большое значение имеет интерес, который партия проявляет к молодежи. Считаю, важно понимать, что не у всех есть такой отец, как у меня, — тот, кто найдет время научить, направить в нужную сторону их ум и сформировать характер.

— Совершенно верно, — кивнул Буонакорсо.

Спада, нахмурившись, подался к Марко.

— К чему ты клонишь, мальчик?

Тот сглотнул тяжелый комок в горле.

— Я хочу сказать, что фашизм может заменить отца таким детям, чтобы они выросли настоящими фашистами. Как Дуче стал отцом для нашей страны, так и наша партия научит ребят служить Италии.

Буонакорсо расплылся в улыбке.

— Марко, я всем говорил, что ты замечательный юноша, и ты это доказал. Верно, господа?

— Согласен, — ухмыльнулся Терранова.

— Возможно, — скривил губы Спада. — Решайте сами, Романо. В любом случае ему не со мной работать. Мне уже пора на покой.

Буонакорсо повернулся к Марко:

— Должность твоя, сынок.

— Огромное вам спасибо. — Грудь Марко переполняла радость, словно он в кои-то веки получил хорошую отметку.

— Пока не начнется школа, будешь приходить каждое утро. Потом — во второй половине дня. Как моему помощнику тебе нужно будет выполнять мои поручения и все такое, а также сопровождать меня.

— Это просто здорово! — Марко казалось, что перед ним открывается совершенно новый мир, гораздо более важный, чем школа. Здесь он сможет добиться успеха.

— И конечно, тебе будут платить.

— Спасибо! — с гордостью отозвался Марко, и все присутствующие пожали друг другу руки, скрепляя договор.

В первый учебный день Элизабетта стояла перед зеркалом, поворачиваясь туда-сюда и рассматривая свое отражение в темной юбке и новеньком бюстгальтере. Он ее совершенно разочаровал. Сверху были нашиты милые фестончики, но чашки смахивали на конусы из учебника геометрии. Полностью их заполнить было нечем, поэтому они мялись на кончиках, будто хмурились. Продавщица заверила Элизабетту, что размер подобран верно, и ей оставалось лишь думать, будто у нее неправильная грудь. Жаль, что некого было об этом расспросить, а мать домой так и не вернулась.

— Как тебе, Рико? — спросила она, и кот, безмолвно сочувствуя, посмотрел на нее.

Элизабетта снова повернулась к отражению и почти решилась запихать в чашечки носки, но так было бы только хуже. Она надела белую рубашку от формы Балиллы, застегнула ее и с облегчением заметила, что под тканью видны контуры бюстгальтера, как бы в подтверждение покупки.

Жесткий хлопок бюстгальтера был достаточно плотным и скрывал соски, так что другие девочки, может быть, наконец заткнутся. Элизабетта оделась, покормила Рико и отца, потом поцеловала обоих на прощание.

Она взяла ранец и покинула дом, выйдя на оживленную, залитую солнцем улицу, где сновали торговцы и школьники, создавая своей формой черно-белый подвижный узор. Ветерок, что дышал осенью, взбодрил Элизабетту, ей не терпелось оказаться в школе, снова начать заниматься и почаще видеть Марко и Сандро. Они встречались и летом, но между ними ничего не происходило — разве что в воображении Элизабетты. Казалось, Сандро поцеловал ее целую вечность назад, и она гадала, всегда ли романтические отношения такие ненадежные. Она надеялась, что новый бюстгальтер изменит ситуацию.

Элизабетта шагала по улицам с цветущими белыми и розовыми олеандрами в глиняных горшках, с навесами из зеленого плюща, которые прогибались под тяжестью свежей поросли. Местами под золотистой, оранжевой и розовой штукатуркой домов проглядывали обнажившиеся участки кирпича, что придавало строениям еще большее очарование. Бакалейная и сырная лавки уже готовились к открытию, железные ставни с грохотом отворялись. Возле табачного киоска мальчишка-газетчик с грохотом уронил свою ношу. Элизабетта не покупала газет и ничего не писала с тех пор, как произошел казус с Гуалески, который больше в ресторан так и не вернулся. Нонна уже забыла о происшествии, а Паоло поглядывал на Элизабетту с жалостью, и от этого ей становилось еще хуже.

Она вовремя добралась до liceo — школы, располагавшейся в неброском строении серого цвета, огражденном невысокой каменной изгородью. Школа стояла на мощенной булыжником largo — маленькой площади. Ученики толпились перед школой, проводя время до первого звонка за болтовней.

— Элизабетта! — окликнул ее сзади Марко, она повернулась и увидела, как он приближается к ней на своем велосипеде. Парень с ухмылкой спрыгнул на землю, черная форма была ему, как всегда, к лицу, за лето Марко, как ей показалось, стал еще сильнее. Темные волосы блестели от бриллиантина, загар потемнел, отчего улыбка парня просто сияла.

— Ciao!

Марко, благоухающий средством для волос, расцеловал ее в обе щеки, и чувства Элизабетты пробудились вновь. Он улыбнулся кому-то позади нее.

— Гляди, а вон наш Сандро! Ciao, брат!

— Ciao, amici![58] — Сандро слез с велосипеда и тоже расцеловал Элизабетту в обе щеки.

В противоположность Марко, от Сандро пахло обычным мылом, и Элизабетта никак не могла решить, какой аромат нравится ей больше. За время каникул лицо Сандро вытянулось и похудело, подчеркивая умные голубые глаза, плечи стали шире, натягивали форму.

— Слушайте, — предложил Сандро, — а давайте после школы вместе пойдем к реке.

— Отличная идея, — кивнул Марко. — Элизабетта, тебе не нужно на работу?

— Только вечером, — радостно отозвалась та. — Я пойду.

Сандро коснулся ее плеча.

— Принесу тебе suppli, как в прошлый раз. Помнишь тот день?