Происхождение Второй мировой войны - Тышецкий Игорь Тимофеевич - Страница 10

А ведь всего за неделю до начала компьенских переговоров маршал Фош убеждал специального эмиссара президента Вильсона полковника Хауза: «Я веду войну не ради войны. Если я добьюсь путем перемирия условий, которые мы хотим продиктовать Германии, я буду удовлетворен. Когда цель достигнута, никто не имеет права проливать больше ни одной капли крови» ³⁹. 11 ноября в пять часов утра цель, к которой стремились Союзники, была достигнута. Но кровь с обеих сторон продолжала литься ровно до одиннадцати часов.

Погибали не только американские военные. Британское командование решило, что Монс, город, где англичане получили боевое крещение в 1914 году, должен быть взят обязательно до наступления перемирия. Англичане добились своего. Бои за Монс начались 10 ноября и закончились на следующее утро практически одновременно с подписанием перемирия, когда город был занят канадскими частями. Союзники не только не щадили себя, но и старались уничтожить в последние часы войны как можно больше немцев. Тот же полковник Дауэлл утром 11 ноября обещал своим артиллеристам, что командиры тех расчетов, у которых останутся неизрасходованные снаряды, предстанут перед военно-полевым судом ⁴⁰. Многие американские офицеры и генералы, начиная со своего главнокомандующего Першинга, еще не навоевались и хотели продолжать убивать немцев и дальше. Среди таких вояк был и капитан-артиллерист Гарри Трумэн, будущий президент Америки. Узнав о подписании перемирия, он написал своей невесте Бесс письмо, которое содержало следующий пассаж: «Это позор, что мы не можем вторгнуться и разорить Германию, отрезать руки и ноги у нескольких германских детей и снять скальпы с нескольких их стариков» ⁴¹. Батарея Трумэна буквально накануне 11 ноября получила новые снаряды, дальность стрельбы которых достигала одиннадцати километров. Трумэн подсчитал, что эти снаряды должны достать до находившейся в германском тылу деревушки Эрмвиль и отдал приказ израсходовать на нее весь имевшийся боезапас до одиннадцати часов. Сколько немцев и жителей деревни погибло при этом обстреле, никто не считал. Немцы вели себя куда спокойнее в эти последние дни и часы войны. Но они, конечно, отвечали огнем на атаки и обстрелы Союзников.

Впрочем, в те дни все это казалось мелочью. Мир ликовал! Больше всех радовались в Париже. И хотя небольшой кусочек территории Франции еще оставался оккупированным германскими войсками, хотя Эльзас и Лотарингия еще принадлежали Германии, французы понимали, что ценой огромных потерь они выстояли и выиграли. «Тигр» французской политики Жорж Клемансо, узнав о подписании Компьенского перемирия, не мог сдержать слез радости ⁴². Пока депутаты Национального собрания раз за разом торжественно пели Марсельезу, Клемансо уже 11 ноября отдавал приказы о неотложных мерах и первых назначениях в возвращаемых провинциях. В 1871 году молодой Клемансо был одним из депутатов, подписавших протест по поводу отторжения Германией Эльзаса и Лотарингии. Теперь, спустя почти полвека, он принимал обратно эти земли. В столице Франции тысячи восторженных людей вышли на улицы. А ведь еще несколько месяцев назад с крыш своих домов парижане могли наблюдать далекое зарево последнего германского наступления на Марне. Теперь они ликовали. Это было удивительное зрелище. Среди высыпавших на улицы людей было очень много женщин в черном — вдов от двадцати до шестидесяти лет. Довоенные краски Парижа неузнаваемо изменились, но теперь парижанки понимали, что их мужья погибли не напрасно. «Париж взволнован, — записал в дневнике граф Дерби, новый английский посол во Франции. — Думаю, что вечером мы станем свидетелями грандиозных сцен» ⁴³. Здание британского посольства расцвело иллюминацией. «Здесь оживление. В Париже манифестации, — записал в дневнике генерал Палицын. — Мы рады за наших бывших союзников, рады, что человеческая бойня прекращена, что Entente победила, но на душе тяжело и печально, ибо нет в этом торжестве России» ⁴⁴. Да, Франция торжествовала! Хотя отдельные нюансы уже тогда могли заставить французских политиков задуматься. Рассказывая президенту Пуанкаре о том, как прошло подписание перемирия, маршал Фош заметил: «Немцы приняли условия, которые я им предъявил, но они не признали себя побежденными. Хуже всего, что они действительно не считают себя побежденными» ⁴⁵.

Несколько более сдержанно встретили победу англичане. Хотя и они, конечно, ожидали исход компьенских переговоров с нетерпением. Накануне британская The Times провела среди своих подписчиков успешную кампанию. Каждому, кто перевел на счет газеты полкроны, редакция обещала выслать срочную телеграмму с известием о заключении перемирия ⁴⁶. Но столь массового уличного ликования, как в Париже, в английской столице не было. Все-таки Британия не подверглась оккупации и серьезным разрушениям. А вот людские потери страны были огромными. В Лондоне в эти дни не только радовались, но и скорбели. Английский генерал Генри Вильсон вспоминал встреченную им на улице пожилую женщину, лицо которой было в слезах. Удивленному генералу она сказала: «Я плачу, но я счастлива! Потому что теперь я знаю, что трое моих сыновей, убитых в этой войне, погибли не зря!» ⁴⁷ И уже тогда, в первый же день наступившего мира, английские политики стали задумываться о будущем балансе сил в Европе. Вечером 11 ноября Черчилль ужинал вместе с премьер-министром Ллойд Джорджем. Они обсуждали возможную помощь поверженной и голодавшей Германии. И оба уже тогда понимали, что «восстановление Европы без помощи Германии невозможно» ⁴⁸. Они имели в виду не только экономику, но и будущую безопасность в Европе.

Когда наступило перемирие, президент Вильсон еще спал. Поэтому об окончании войны он узнал лишь утром, за завтраком. Правда, отмечать победу американцы стали сразу, как только в печать просочились сведения о прибытии германской делегации в Компьен. В Америке мнения разделились. Конечно, и там все радовались победе. Тем более что, обращаясь 11 ноября к американцам, президент объявил: «Все, за что сражалась Америка, достигнуто» ⁴⁹. Но многие военные были недовольны скорым прекращением войны, в которую Соединенные Штаты вступили гораздо позже стран Антанты. Главнокомандующий Американскими экспедиционными силами генерал Джон Першинг считал, что войну надо было продолжать вплоть до полного разгрома германской армии. Еще десять дней, самонадеянно утверждал он, и «мы окружили бы всю германскую армию, пленили бы ее и обесславили». Такой же жесткостью отличались и призывы экс-президента США Теодора Рузвельта. «Мы должны продиктовать мир под угрозой наших пушек, — требовал он, — а не беседовать о мире под аккомпанемент пишущих машинок» ⁵⁰. Гораздо больше, однако, американцев волновали послевоенные планы Вильсона. Гробовым молчанием были встречены в Конгрессе слова президента: «Великие нации, которые собрались вместе, чтобы покончить с вооруженным империализмом, объединились теперь для достижения такого мира, который отвечает надеждам всего человечества на независимое правосудие, воплощенное в организацию более справедливую и долговечную, чем эгоистичные желания могущественных государств» ⁵¹. Вудро Вильсон имел в виду идею создания Лиги Наций, и у многих американских политиков, традиционно ориентировавшихся исключительно на американские интересы и ценности, ход мыслей президента вызывал непонимание и тревогу.

В проигравшей Германии господствовали, естественно, совсем другие настроения. Большинство немецких обывателей не понимали, как такое могло случиться. На протяжении всей войны германская пропаганда уверяла немцев, что победа не за горами. Конечно, люди не могли не замечать огромных жертв, но им объясняли, что это неизбежно, поскольку страна противостоит практически всему миру. И борется с ним очень успешно. Да, в Фатерлянде многого не хватает, люди вынуждены туже затянуть пояса, но все это временно и скоро закончится победой. Действительно, на Востоке один из главных противников — Россия уже выбыла из борьбы, и по Брест-Литовскому мирному договору Германия оккупировала огромные и богатые территории. На Западе в течение нескольких месяцев германские войска развивали успешное наступление вглубь Франции. Правда, последнее время армию преследовали неудачи, но, в конце концов, это немцы стояли под Парижем, а не Союзники под Берлином. К тому же германская пропаганда никогда не чуралась фальсификаций и грубой лжи. Читатели бременской газеты Weser Zeitung, например, незадолго до перемирия могли узнать из нее, что британский флот под красными флагами движется к Вильгельмсхафену, чтобы передать братский привет восставшим германским морякам, что маршал Фош погиб в результате покушения, а король Георг V отрекся от престола, что отношения между Соединенными Штатами и Японией «крайне обострились», и т. д. ⁵² Даже если многие и не верили всему, что писали германские газеты, немцы были очень далеки от ожидания военной катастрофы. Как вспоминал британский журналист Филип Гиббс, ему впоследствии приходилось часто слышать в Германии «миф, который прочно засел в головах большинства немцев и который ничто не могло поколебать. “Наши армии никогда не были разбиты в боях, — уверяли его собеседники. — Они получили предательский удар в спину, революцию в тылу, поднятую коммунистами и евреями”» ⁵³. Чуть позже именно эту риторику в полной мере использовал Адольф Гитлер. Сам он на момент перемирия находился в госпитале в Померании, где лечился от временной потери зрения в результате газовой атаки, предпринятой Союзниками в середине октября. Новость в госпиталь принес местный пастор, и Гитлер был в шоке от услышанного.