Под знаком Альбатроса (СИ) - Гришин Алексей - Страница 21

На размокшей дороге под холодным солнцем, сменившим черные дождевые тучи, под чавканье копыт и скрип несмазанных колес Линч узнал новости за прошедшие семнадцать лет.

То, что островитяне объявили Гибернию своей землей, он знал еще до того, как ушел в море. Ну объявили и объявили, в конце концов крестьянину не все равно, кому налоги платить?

Казалось бы. Если б этим все и ограничилось. Но нет, этого имперцам оказалось мало. Оказывается, именно сейчас стало безумно важно, как кельты молятся. То, что уж почти сотня лет прошла с того момента, когда осенила очередного императора гениальная идея — стать главой собственной церкви на своей земле, к этому уж все привыкли. Пролились тогда реки крови, но вроде как договорились, что кельты остаются в истинной вере.

Да, платят налоги чуть побольше, пустили на свои земли фермеров-островитян, но и только. Когда Линч уезжал из Гибернии, на Зеленом острове было спокойно. Люди распахивали плодородную землю, собирали урожаи, выращивали скот. Не все были богаты, но все были сыты.

А сейчас повозка ехала по грязным улицам когда-то ухоженных поселков, из домов выходили посидеть в лучах холодного зимнего солнца даже не бедняки — оборванцы в латаных-перелатаных одеждах. Вначале показалось, что все нищие с окрестных графств собрались к этой дороге, чтобы поглазеть на возвратившегося из дальних стран новоиспеченного капитана. Но нет.

Чем ближе подъезжали к Дрогеде, тем хуже выглядели давно не крашенные дома, чернее становились крыши, в былые времена каждой осенью покрывавшиеся свежей соломой. Когда-то. И тем больше заплат было на выцветших зимних плащах встречавшихся мужчин и женщин.

Ба, да мы уже близко! Вот, вот уже сейчас начнется земля Микки Каллена! Помнится, была у него симпатичная такая дочка, на которую заглядывались все окрестные парни. Как она сейчас? Ясно, что замужем, но взглянуть на нее все равно было бы здорово…

Да… но где же? Линч даже привстал, желая рассмотреть с детства знакомую крепкую ограду. Странно. Ведь вот где-то здесь… ну да, вот и ветлу проехали, под которой парни постарше частенько назначали свидания. Наверное, и та красавица здесь с кем-то впервые целовалась. Китова задница!

На месте когда-то большого и красивого дома чернел обгоревший и обвалившийся остов.

— Эй, приятель, тут же Каллены жили! — Голос моряка невольно дрогнул. Возница молча кивнул, не отводя глаз от дороги. Пришлось крепко встряхнуть его за плечо. — Какого демона, я же вопрос задал!

Скупое пожатие плеч и тот же равнодушный взгляд. Лишь когда дорога повернула и пожарище исчезло из вида, прозвучал сиплый голос:

— Спокойней, добрый господин из септа Линчей, не надо кричать. Хорошо, что мы сейчас одни, а в городе будьте потише. Сейчас крикунов не любят. Вон и старый Микки, тоже кричал, когда его дочкой красные кафтаны угостились. Так кричал, так кричал, за топор аж схватился. Ну и что? Добрые солдаты его с сыновьями закололи, в дом всех побросали, да и запалили. Сухо тогда было, дом, говорят, знатно горел. А дочку с женой, ну их в дело употребили. Старая Туила еще ничего, а девка громко орала. Ну, как люди сказывают, меня-то там не было.

— А где они сейчас? — Глупый вопрос, но ничего другого в голову не пришло. Из нее, кажется, вообще все мысли вылетели, оставив после себя шум, как после хорошего удара дубинкой.

— Не знаю. Уехали. Что-то нашли на пожарище, продали, да и уехали. Куда? Никому не сказали. Может, уже и сгинули давно.

Нашли на пожаре? А сама ферма, за которую можно было выручить хорошие деньги? А богатая земля, немаленькое стадо?

— Ферма… — Возница словно услышал невысказанный вопрос. — Она к новому хозяину отошла, который с Острова приехал. А как иначе? Они, Каллены, стало быть, они ж бунтовщиками оказались, на солдат с топором кидались, так-то. А господин губернатор бунтовщиков не любит, у него с ними разговор короткий — казнить и все отобрать. В казну, то есть себе, стало быть.

Вздохнул и замолчал. До самой Дрогеды, встретившей гостя раскисшей улицей и стоявшими по сторонам когда-то крепкими домами. Нет, они и сейчас не покосились — кельты строили основательно, чтобы детям и внукам оставить. Однако подгнившие двери, наверное, все еще могли удержать на улице незваных гостей, но прежнего впечатления маленькой крепости дома вовсе не производили.

Навевали тоску и черные наличники, которые в былые времена рачительные хозяева чистили и красили каждую весну, и крыши, как и в деревнях, покрытые темной, изрядно подгнившей соломой.

Спаситель и его присные, как же отличался сейчас этот город от прежнего, оставшегося в памяти самым светлым и самым веселым, покинутый пусть и в поисках лучшей доли, но все равно с сожалением.

Да какой там город! Так, обычный городишко, но он не шел ни в какое сравнение с такими же в той же Зеландии, Галлии или Кастилии. Да что там, в далеких Чайне или Сиаме эдакое убожество надо было еще поискать.

Лишь в самом центре копыта зацокали по брусчатке и тут же экипаж остановился.

Около двухэтажного дома, такого же угрюмого, как и остальные. Разве что покрупнее других, да на темной двери намалевана частью выцветшая, частью съеденная частыми дождями и редкими снегопадами птица. Понятно, что летящая, но породы совершенно неузнаваемой.

Знакомый дом, запомнившийся светлым в летних солнечных лучах — таверна «Парящая чайка». Знаковое место, где впервые вырвавшийся из-под родительского присмотра юный Эймон надрался, как старый боцман. На спор, со старшим сыном трактирщика.

— Значит, говоришь, Пэдди здесь живет? — Расплатившись, Линч легко скинул с повозки невеликий багаж.

— Нет, такого я не говорил, — просипел возница. — Но искать его лучше здесь. Если сейчас его и нет, так скоро появится, будьте уверены, добрый господин из септа Линчей. Прощайте, удачи вам. Думаю, сейчас удача всем нам не помешает.

И под цокот копыт, вскоре сменившийся хлюпаньем в лужах, скрипучая повозка потащилась назад в сторону Дублина. Получивший щедрую плату извозчик ждать в Дрогеде попутных пассажиров посчитал делом безнадежным.

Его пассажир подхватил чемоданы и уверенно вошел в таверну.

М-да… В той же Зеландии за подобное эту забегаловку закрыли бы сразу после открытия. Навсегда, да еще и хозяина бы высекли на площади, прилюдно, чтоб другим неповадно было оскорблять горожан эдаким непотребством. Да что Зеландия, в той же Чайне в опиумных курильнях на самых дальних задворках самых зачуханных портов порядка было побольше.

Объедки на полу, залитые прокисшим пивом столы, за которые невозможно было сесть, не изгваздав рукава. Да и штаны, надо сказать, потому что лавки тоже, кажется, никто и никогда не протирал.

Сумрак едва-едва разбавлялся светом из затянутого чем-то мутным окна и тусклым огнем закопченной лампы, с кухни тянуло горьким запахом пережаренного мяса и подгоревшего хлеба, чадящий камин давал больше дыма, чем тепла. Родина, прости господи.

Темные силуэты дюжины посетителей. Кто такие? В этой полутьме с трудом женщину от мужчины отличишь, куда уж тут лица разглядывать.

Странно, из той давней эпической пьянки с сыном трактирщика запомнилось именно бьющее сквозь оконное стекло яркое солнце. И, конечно, страшная рожа самого хозяина, вытащившего в лоскуты пьяных пацанов на задний двор, чтобы проспались и не оскорбляли своим гнусным видом достойных горожан.

Кстати, вон там, за едва просматривающейся стойкой, не он ли? Ну-ка, пристроим багаж в углу, да и подойдем, поздороваемся. Интересно, вспомнит ли?

— Здравствуйте, мастер Эддан. Не признали? — спросил на кельтском.

Косматый широкоплечий трактирщик в светлом, возможно даже относительно белом, фартуке присмотрелся, пожал плечами.

— Нет, господин приезжий, извините, не узнаю. Приходилось бывать в наших краях?

Моряк улыбнулся щербатой после давнишнего абордажа улыбкой.

— Я Эймон. Эймон Линч из Таллиоллена. Помните, я дружил с вашим Киэном. Давно, правда.