Её сила и любовь (СИ) - "ilya301090" - Страница 15
- Предыдущая
- 15/33
- Следующая
— С ней всё будет хорошо? – тихо спросила она у отца, когда Хэдли вернулся с аптечкой.
— Надеюсь, милая, – ответил он и погладил дочь. – Иди пока принеси мне из сумки пузырёк со спиртом, хорошо? Он там, с красной крышкой.
Селла кивнула и бросилась выполнять поручение – ей важно было чувствовать себя полезной.
Тем временем Куин аккуратно приподняла голову Конэрк, а Калеун промокнула платком, смоченным водой, её лоб. Конэрк задышала глубже, лицо её перестало быть таким багровым. Через минуту она застонала и открыла глаза. Несколько секунд взгляд её блуждал, затем сфокусировался на встревоженных лицах друзей.
— Что… случилось? – еле слышно спросила она.
Куин облегчённо выдохнула:
— Ты отключилась. Упала в обморок на солнце. Как себя чувствуешь?
Конэрк прикрыла глаза, пытаясь оценить свои ощущения: голова всё ещё гудела, но холодный компресс приносил облегчение. Она заметила платок на лбу и прохладную сырость.
— Лучше… прохладно, – пробормотала она. – Простите… глупо вышло…
— Ничего глупого, – отрезал Хэдли, нагнувшись к ней с фонариком, проверяя реакцию зрачков. – Это тепловой удар, классические симптомы. Сердце и давление вроде стабилизировались. Вот, выпей-ка.
Он помог ей приподняться и поднёс к губам флягу с подсоленной водой – средство от обезвоживания. Конэрк медленно сделала несколько глотков, чувствуя солоноватый вкус на языке. Села и откинулась обратно, устало прикрыв глаза. Ей было стыдно и неловко.
Калеун сжала её ладонь:
— Конэрк, ты нас здорово напугала. Слава богине, обошлось… Но почему это произошло? Ты же не первый день работаешь под солнцем.
Конэрк молчала. В голове роились варианты лжи: сказать, что не выспалась, или что голодна, или еще что. Но, глядя в искренне беспокоящиеся глаза Калеун, она не смогла заставить себя обманывать дальше. Тем более теперь, после обморока, им неизбежно будут вопросы.
Куин, как всегда прямая, задала их первой:
— Конэрк… Ты ведь что-то недоговариваешь. Я заметила, как ты тяжело переносила жару последние дни. Это не просто переутомление, да? В чем дело?
Хэдли кивнул:
— Мы же команда. Если у тебя проблемы со здоровьем, мы должны знать, чтобы помочь.
Конэрк слабо усмехнулась, вглядываясь в потолок навеса: там, между листами обшивки, белел дневной свет. Настало время правды. Она медленно села, опираясь на локоть. Калеун хотела было ее придержать, но Конэрк благодарно мотнула головой – мол, всё нормально. Селла, вернувшаяся с пузырьком спирта, тихонько присела рядом с матерью, стараясь не мешать, но и не уйти – ей тоже было любопытно и важно знать, что происходит с тётей Конэрк.
Конэрк опустила глаза на свои руки – даже сейчас, после слабости, она чувствовала прохладу, струящуюся от земли, и это придавало сил говорить.
— Вы правы… Я не всё о себе рассказала, – начала она негромко. – Я… я не совсем обычный человек. Точнее, человек, конечно, но… – она запнулась, подбирая слова. – Я родилась на ледяной планете. Наш народ называется иттакины. Мы генетически приспособлены к холодному климату.
Она подняла взгляд. Перед ней – изумлённые лица друзей. Лишь Калеун, казалось, в её глазах промелькнуло узнавание, словно она слышала о таком. Куин сдвинула брови:
— Иттакины… слышала легенды. Говорили, на окраинах Галактики живут “северные люди”, которым мороз нипочём, но которые не выносят жары. Это о тебе, выходит?
Конэрк кивнула, благодарная Куин за прямоту:
— Да. Наша генетика настроена на минусовые температуры. При +30 градусах мне уже тяжело, а если выше… – она грустно усмехнулась. – Вот, сами видели.
— Но почему ты молчала? – выдохнул Хэдли. В его голосе не было злости, скорее растерянность. – Мы же могли как-то подстроить распорядок, чтоб тебе легче было.
Конэрк вздохнула:
— Я боялась. Боялась, что вы сочтёте меня слабым звеном или… чудовищем. – Последнее слово она произнесла тихо, с горечью.
Селла широко раскрытыми глазами посмотрела на неё:
— Ты совсем не чудовище, тётя Конэрк! Ты же хорошая! Просто… особенная.
Конэрк не сдержала тёплой улыбки, услышав детское заверение. Калеун тоже покачала головой:
— Мы не посчитаем тебя чудовищем. Мы все – изгнанники и изгои, каждый со своими странностями. В этом и есть наша сила, что принимаем друг друга.
Хэдли, правда, был по-прежнему озадачен:
— Но ты ведь не слабое звено, Конэрк. Разве что скажи нам, как лучше организовать работу. Будешь трудиться рано утром и после заката, а в полуденное время отдыхать в тени. Мы справимся. Разве мы не команда? – Он пытался говорить мягко, хотя внутри чувствовал укол – почему она сомневалась в них?
Куин, молчавшая дольше всех, наконец заговорила. Голос её прозвучал хрипло, но твёрдо:
— Я рада, что ты сказала нам правду, Конэрк. Да, лучше бы сразу, но понимаю, почему молчала. Федерация, небось, не жаловала ваш народ?
Конэрк горько усмехнулась:
— Можно и так сказать. Нас считали мутантами. Многие иттакины прятались или выдавали себя за обычных – как я. Потому и имя у меня не родное.
— Как твоё настоящее имя? – тихо спросила Селла, придвинувшись ближе.
Конэрк посмотрела на девочку и неожиданно улыбнулась сквозь слёзы, блеснувшие на глазах:
— Снежинка. Меня звали Снежинка на родном языке. – Она слегка смутилась. – Но когда попала в мир людей… стало Конэрк. Это прозвище, производное от кода, что дали мне в лагере беженцев. Оно прижилось.
Куин положила руку ей на плечо:
— Для нас ты можешь быть и Снежинкой, если хочешь. Но имя – дело твоё. Знай лишь: мы тебя не бросим из-за этого. Наоборот, спасибо, что доверилась.
Калеун кивнула горячо:
— Да, сестра. Эрауллюкс учит принимать освобождённые души во всём их многообразии. Ты – дитя холода, но сердце твоё горячо добром. Мы рады, что ты с нами.
Хэдли улыбнулся чуть виновато:
— Прости, если мы дали повод сомневаться. И впредь, пожалуйста, говори, если плохо. Мы придумаем, как облегчить тебе жизнь тут.
Конэрк обвела всех глазами – в них стояли слёзы облегчения. Сколько лет она скрывала природу, опасаясь гонений, и вот – её маленькая новая семья принимает её.
— Спасибо… друзья, – только и смогла сказать она, после чего выдохнула и привалилась спиной к ящику, чувствуя приятную слабость. – Честно говоря, думала, будет хуже.
Куин фыркнула:
— Ну уж ужасом нас не пронять. Повидали мы всякое. – Она поднялась на ноги. – Главное, теперь всё ясно. Будем планировать наши работы с учетом твоих особенностей. Значит, жаркие полдни ты отдыхаешь или делаешь что-то в тени. Ночью, наоборот, тебе карты в руки – сможешь нести стражу, когда нам зябко будет.
Конэрк улыбнулась:
— С радостью. Ночью я – как сова, в самой лучшей форме.
— Вот и отлично, – заключил Хэдли. – Будем чередоваться на ночном дозоре с тобой.
Калеун погладила Конэрк по руке:
— Я очень рада, что теперь между нами нет тайн. – Она посмотрела на остальных. – Ведь нет больше тайн?
Селла вдруг подала голос:
— У меня есть тайна! – Все обернулись удивленно к ней, и девочка смущённо потупилась. – Я… я тайком забрала одну штуку с корабля. Вон, там спрятала, – она указала на угол палатки.
Хэдли всплеснул руками:
— Милая, что же ты утаила?
Селла вскочила, порывшись в своей кучке детских “сокровищ” – среди которых были гладкий камешек, цветной кусочек пластика, пружинка, – и вытащила небольшой потрёпанный плюшевый мишка. Игрушка была видавшей виды, с одним оторванным глазом.
— Мой мишка… – тихо сказала Селла. – Я не сказала, потому что стеснялась брать лишний вес… Но я очень хотела, чтобы он был со мной.
На несколько секунд повисло молчание, а затем взрослые рассмеялись – тихо, с облегчением. После драматичного признания Конэрк это милое детское откровение сняло последние остатки напряжения. Хэдли прижал дочь к себе:
— Глупышка, конечно, бери своего мишку. Он тоже член нашей общины, – улыбнулся он.
- Предыдущая
- 15/33
- Следующая