Её сила и любовь (СИ) - "ilya301090" - Страница 14

— Нам нужно жильё получше, – продолжила Куин, – Шалаш из корпуса долго не протянет. Может развалиться при первом шторме. Надо строить хижину: собрать брёвна, доски, скрепить гвоздями или верёвками.

— Да, но пока у нас нет ни пил нормальных, ни гвоздей, – заметил Хэдли. – Можно, конечно, выкручивать болты с корабля…

— Я над этим думаю, – вставила Конэрк. – У двигателя крепёж целый, возьмём оттуда. А пилу попробую сделать из обломка обшивки, заточу край. Не идеально, но деревья тут мягкие, должны поддаться.

Калеун тихо добавила:

— И надо бы место для молитвы… или хотя бы символ наш установить, чтобы вдохновлять. Флаг у нас есть, но хотелось бы что-то ещё.

Куин понимающе посмотрела на Калеун:

— Вернёмся к тому дереву душ, что мы нашли. Может, оно станет для нас местом духовным.

Калеун просияла:

— Прекрасная мысль. Я готова провести обряд благодарности там, попросить Эрауллюкс благословить наш лагерь.

Хэдли ничего не сказал, только погладил волосы Селлы, которая уже спала у него на руках. Он всё ещё относился настороженно к религиозному пылу Калеун, но спорить сейчас не стал.

Итак, основные планы были намечены: найти материалы для дома, починить приборы, исследовать окрестности шире и обустроить священный уголок. Однако жизнь, как это часто бывает, внесла свои коррективы раньше, чем они успели претворить планы в жизнь.

========== Холодный секрет Конэрк ==========

Холодный секрет Конэрк

Наступил десятый день пребывания на Хови. Утро выдалось пасмурным – небо затянулось серыми облаками, и в воздухе стояла прохлада. Пока остальные занимались лагером, Конэрк отправилась к ручью, чтобы пополнить запасы воды. Она шла одна: тропинка к воде была уже протоптана и считалась относительно безопасной, тем более днём.

Конэрк несла в руках два металлических контейнера из аварийного запаса, служивших теперь вёдрами. Она старательно отвлекала себя мыслями о деле, лишь бы не думать о своем секрете, который тяготил её всё сильнее. За прошедшие дни Конэрк чувствовала: климат этой планеты слишком тёплый для неё. Днём жаркое солнце выматывало её быстрее, чем остальных. Она начала замечать, что быстро перегревается: пот льёт градом, голова кружится. Поначалу она списывала это на стресс, последствия ранения – при крушении она ударилась боком и получила пару синяков. Но синяки почти прошли, а слабость в жару осталась. В полдень, когда остальные ещё могли работать, Конэрк чувствовала себя разбитой. Чтобы не выглядеть слабой, она вставала раньше всех, работала утром и вечером, а в самое пекло дня пыталась найти повод уединиться в тени.

Сегодня солнце скрылось за тучами – и Конэрк, наоборот, оживила́сь. Прохлада облачного дня придала ей сил. Она быстрым шагом дошла до ручья – узкой ленты холодной прозрачной воды, весело бегущей между камней. Наклонившись наполнить сосуды, Конэрк плеснула пригоршню воды себе на лицо и тихо ахнула от удовольствия: вода была почти ледяная. Для кого-то это могло бы быть неприятно, но только не для неё. Холод бодрил, возвращал ясность мыслей.

Конэрк опустилась на корточки у берега и, не удержавшись, погрузила руки по локоть в стремнину. Лёгкий озноб пробежал по коже – и прошёлся приятной дрожью вдоль хребта. Серые глаза женщины прищурились от блаженства. “Как дома…” – внезапно подумалось ей. И тут же на сердце болью отозвалось слово “дом”. Когда-то, много лет назад, у неё был дом – холодный мир ледяных пустошей, под багровым небом далекой звезды. Мир, где её видели своей, несмотря на странности. Мир, откуда ей пришлось бежать.

…Её детство прошло среди бескрайних снегов планеты Иттаки. Маленькая Конэрк бежала по сугробам, смеясь, а за ней гнался отец, притворяясь снежным монстром. Мороз щипал щёки, но ей было не страшно – их народ был рождён морозоустойчивым. Они называли себя иттакинами – детьми льдов. Вечерами семья Конэрк собиралась у очага, пылавшего синим пламенем горючего льда, и слушала истории старейшин. “Берегитесь тёплых миров, дети, – говорил седой рассказчик, кутаясь в меха. – На тёплых мирах люди с юга боятся и ненавидят таких, как мы. Они называют нас холодными чудовищами”.

Маленькая Конэрк тогда не верила: как могут ненавидеть просто за то, что тебе нравится снег? Но годы спустя юная Конэрк ощутила правду этих слов. Её планета стала мишенью Федерации – богатые недра привлекли корпорации, и тысячи иттакинов обратились в беженцев. Она сама покинула родной мир подростком, и с тех пор вынуждена была скрывать свою природу.

…Воспоминание сменилось другим: уже взрослая Конэрк в тесной каюте контрабандистов, кто-то грубо толкает её к стене. “Ты мерзкая иттакинская ведьма!” – кричит напарник, обнаруживший, что Конэрк ночью охлаждает каюту до инея на переборках. Он замахивается кулаком, и она едва успевает увернуться. “Таких, как ты, надо было всех на льдине утопить!” – шипит он. Конэрк в ужасе бежит из каюты, дрожа не от холода, а от обиды и гнева…

Конэрк резко очнулась от воспоминаний, понимая, что её руки почти занемели в ледяной воде. Она вытащила их, тяжело дыша. Сердце колотилось. “Хватит,” – сказала она себе. “Это в прошлом. Теперь эти люди – мои товарищи. Они другие… Не такие, как тот подонок.” Но внутренний голос шептал: “А если они тоже отвернутся? Если испугаются?”

Конэрк сжала кулаки, борясь с этой мыслью. Она не знала, как им сказать правду. Да, она иттакин – генетически адаптированный к холоду человек. Она может выжить при -50 легко, зато жара её убивает. Это не заразно, не опасно для других, но сколько предрассудков она повидала…

Наполнив оба контейнера водой, Конэрк взвалила их на коромысло из обрезка трубы. Настроение её было подавленным. “Скажу,” – решила она про себя, – “но позже… Пока справлюсь сама.” Ведь впереди столько забот – дом, еда, безопасность. Зачем волновать их своими странностями, если можно обойтись?

Она вернулась в лагерь к полудню. Облака рассеялись, солнце припекало всё сильнее. Пока Конэрк шагала по открытой поляне с водой на коромысле, пот струился у неё по вискам. Голова начала кружиться – жара подкралась незаметно. Возле навеса её встретила Селла с радостным возгласом: девочка хотела помочь и взять у неё хотя бы кружку воды напиться. Конэрк улыбнулась через силу, опуская тяжёлые баки на землю. Перед глазами плыло; она моргнула несколько раз, отгоняя чёрные точки.

— Тёть Конэрк, можно я хлебну? – попросила Селла, уже зачерпнув кружкой из бака.

— Конечно, солнце, пей… – хрипло прошептала Конэрк. Горло пересохло. Она тоже хотела пить, но в голову словно ударил паровой молот. “Не сейчас…” – отчаянно подумала она, чувствуя, как ноги подкашиваются. “Нет…”

— Селла… позови… – начала она, но договорить не успела: перед глазами всё потемнело. Конэрк рухнула на землю без чувств, едва успев отклониться от бака, чтобы не опрокинуть воду.

Селла вскрикнула от испуга, выронив кружку. На крик тут же сбежались все, кто был рядом: Хэдли, Калеун и Куин. Хэдли мгновенно подхватил дочь на руки, оглядываясь за возможной угрозой, но увидел лишь лежащую без сознания Конэрк. Куин опустилась на колени рядом с ней, касаясь шеи в поисках пульса.

— Жива, – коротко бросила она. – Пульс слабый, но ровный.

Калеун присела с другой стороны, потрогала лоб Конэрк и ахнула:

— Она горит… и пот вся в испарине. Как будто тепловой удар.

— Солнечный удар? – удивился Хэдли. – Но сегодня же не так жарко…

— Не так жарко для нас, – тихо сказала Куин, указывая на руки Конэрк. Все взглянули: пальцы Конэрк были сине-багровыми, губы тоже чуть посинели. Будто она переохладилась, а не перегрелась.

Хэдли подался вперёд, вглядевшись: правда, кожу Конэрк покрывал липкий пот, но одновременно казалось, что ей холодно – мелкая дрожь пробегала по телу.

— Давайте в тень её, быстро, – скомандовала Куин. – И воды на лоб.

Калеун побежала за своим платком, Хэдли – за аптечкой. Куин на руках подняла легкое тело Конэрк и отнесла под навес, уложив на расстеленный спальный мешок. Селла смотрела испуганно, глаза широко раскрыты.