Хитрожопый киборг (ЛП) - Майло Аманда - Страница 6

Я — скорость моего наземного передвижения медленнее, чем у него — прибываю к ним через несколько микрот — эээ, минут, как говорят люди, — после того, как он представил себя. Он ведет себя странно — верхняя губа приподнята в ответ, как флемен⁹, нос вздернут вверх, — прежде чем броситься на землю, пытаясь перекатиться поближе к копытам троицы озадаченных лошадей, привязанных к коновязи.

Ему бы лучше удавались его движения, если бы он все еще не был оседлан. Я был бы склонен снять седло, но наблюдать за его борьбой доставляет странное удовлетворение.

Я прохожу мимо этого зрелища, качая головой, как это делают герои западных фильмов, когда молча выражают свое негативное отношение к тому, чему стали свидетелями.

Коновязь находится всего в нескольких шагах от крыльца хижины усадьбы, и я поднимаюсь по ступенькам, готовясь постучать в дверь и спросить хозяев, не хотят ли они обменять одну из своих прекрасных лошадей на не очень красивого, плохо обученного, вороватого осла с плохим характером.

Это напомнило мне… Я поворачиваюсь, наслаждаясь тем, как мои ноги реагируют на сигналы почти без усилий, и одним прыжком покидаю крыльцо, предпочитая поднять свой нож там, где он, вероятно, упал на землю, если мой осел его не проглотил.

Решение забрать свою собственность у придурка, который ее украл, без сомнения, спасает мне жизнь.

Воздух сотрясает выстрел. Позади меня взрывается деревянная шрапнель.

Привязанные лошади вздрагивают и напрягаются, отчего их кожаные поводья, обернутые вокруг столба, натягиваются. Почти так же быстро животные выходят из оцепенения и начинают беспокойно ерзать, заставляя кожу сбруи скрипеть.

Пако поднимается на ноги, его чрезмерно волосатые уши крутятся во все стороны, прежде чем прижаться к шее, а бока вздымаются.

В тот момент, когда раздался выстрел, я инстинктивно нырнул на землю. Я прижался к ступенькам хижины, неудобно устроившись на том, что, как мне кажется, является скребком для обуви¹⁰ — приподнятым лезвием из кованого железа, к счастью, тупым. Осторожно я слезаю с него, чтобы он больше не впивался в мой бок.

Я собираюсь объявить о себе и объяснить, что я здесь не для того, чтобы причинять вред поселенцам, но у меня нет такой возможности.

— ПРОВАЛИВАЙ! — орет мужчина.

— Нет! Пожалуйста! Помогите нам! — плачет женщина, а затем она кричит.

Пыль вздымается у меня под носом, когда я выдыхаю. Какая необычная ситуация. И не только потому, что эта женщина звучит так, словно она в бедственном положении. Нет, я был настолько отвлечен поведением моего непокорного скакуна, что пропустил осмотр жилища, в которое собирался войти. Моя невнимательность чуть не стоила мне жизни.

Я немедленно исправляю эту оплошность, оглядываясь не глазами, а органами чувств. Я могу видеть сквозь деревянные стены и идентифицировать четыре биологические формы жизни. Двое мужчин-людей, одна женщина-человек и маленькая возбужденная искорка.

Один из мужчин умирает.

Другой мужчина, я уверен, тот, кто стрелял в меня, находится возле двери дома. Дверь открыта, что дает ему четкий обзор, если я рискну встать и быть застреленным.

Умирающий мужчина лежит навзничь в той же комнате, а рядом с ним стоит на коленях женщина. Внутри ее тела находится искра. Она, должно быть, беременна. В положении, поправляю я себя.

Форма размером с головастика, которую она носит, обладает лишь крошечным мозгом, но очень заметны подсвеченные сектора, обозначающие страх и возбуждение. Маленькое тельце активно, перекатывается и перемещается в своем наполненном жидкостью мешочке.

Его мать цепляется за него снаружи, баюкая его одной рукой, другую удерживая на ране в области живота мужчины, лежащего на полу, за которую он тоже хватается. В ее мозгу царит настоящий хаос: страх, мучительное страдание, ярость.

Мозг умирающего человека активен в области раскаяния. Но также страха и ярости.

Мозг мужчины-агрессора на пороге жилища… трудно прочесть. О, я узнаю возбуждение, трепет вызова. Но в остальном содержимое его черепа освещено тревожным образом, с которым я незнаком.

Не желая стоять и превращаться в мишень, я нахожу электрическое поле Пако и сосредотачиваюсь на его мозге. Некоторые из моих людей настолько отточили этот свой природный навык, что могут изменять эмоции. Все, что я когда-либо делал под водой, — это контролировал движения, и, к счастью, это единственное умение, которое мне сейчас нужно. Я начинаю использовать экстрасенсорную силу, чтобы коснуться его долей. Мое намерение — побудить его выйти на крыльцо. Я не верю, что мужчина-агрессор внутри застрелит его. Более вероятно, что он ошибочно предположит, что Пако — ездовое животное и, следовательно, ценный товар.

Прежде чем я нахожу в голове Пако точку, которая побуждает его идти вперед, он делает это по собственной воле, его странный хвост раскачивается из стороны в сторону, когда он взволнованно бьет себя по ляжкам. Его шея опускается, а уши медленно ползут вперед от любопытства. Его шаги мягкие и осторожные. К моему удивлению, он бегло обнюхивает меня и поднимается по ступенькам крыльца с поразительной ловкостью для такого дородного создания.

По счастливой случайности, я не единственный, кого ошеломило восхождение осла: в мозгу стрелка тоже загораются области удивления. И, воспользовавшись его рассеянностью, я встаю, поднимаюсь по ступенькам и набрасываюсь на него.

Мы падаем на пол, и он смягчает мое падение. Это единственное преимущество приземления на него сверху. Мне не нравится его запах. Я хочу оказаться подальше от этого как можно скорее.

Однако при непосредственном контакте я внезапно получаю абсолютный контроль над двигательной функцией его мозга. Я вижу, как в его голове вспыхивают тревога, неверие и ярость, но он не может даже сопротивляться мне.

Я бросаю на него беглый взгляд. На нем саржевые брюки бордового цвета в черную полоску, кремовая рабочая рубашка и коричневый жилет. Сапоги для верховой езды потертые, но приличного качества. Шляпа слетела с головы, и от нее так же сильно пахнет, как и от него самого. Я встаю, удерживая его распростертым на полу, не давая доступа к двигательным навыкам.

Когда он нейтрализован, я смотрю на двух других обитателей-людей или, скорее, пытаюсь. На пути стоит осел, занимающий большую часть скромной домашней кухни. Деревянные стены и полы из деревянных досок. Удивительно для лачуги. Согласно моим исследованиям, в большинстве из них есть пригодные для эксплуатации земляные полы.

— Шевелись, Пако, — говорю я ослу.

Он этого не делает. Он вытягивает шею и приближает нос к умирающему.

Умирающий мужчина одет в коричневые парусиновые брюки и фланелевую рубашку в тонкую вертикальную полоску выцветшего зеленого оттенка. У него довольно внушительная борода.

Женщина, склонившаяся над ним, издает прерывистый звук. Всхлипывает, понимаю я, присмотревшись к ней повнимательнее.

Ее волосы, заплетенные в косу, цвета степной травы. То есть цвета Пожара Прерий, вида летнего проса с яркими верхушками.

Ее платье, темно-коричневое в светлую крапинку, полностью разорвано на плече, рукав и часть боковой планки свободно свисают, обнажая полоску ключицы и обтянутую тканью грудь. Ее шея элегантной формы, но пестрая по цвету, с темными пятнами, каждое из которых, возможно, длиной в палец. Ее лицо скорее длинное, чем широкое, и когда она бросает на меня дикий, испуганный взгляд, я вижу, что оно тоже расцвечено, возможно, в синяках. Хотя я читал о людях, у которых есть родимые пятна, так что, возможно, у нее просто одно из них на половине лица.

Но, осматривая ее, я решаю, что, судя по состоянию ее платья, это, скорее всего, синяк. Тем не менее, во всех фильмах мужчины всегда задают очевидный вопрос — и я, таким образом, вежливо делаю то же самое.

— Ты ранена, маленькая леди? — спрашиваю ее, используя уважительную форму обращения, которую, как я часто слышал, герои видеофильмов используют по отношению к женщинам, пытаясь вести себя по-рыцарски.