Хитрожопый киборг (ЛП) - Майло Аманда - Страница 7

Она сгибается, содрогаясь, вместо того, чтобы ответить мне. Пако вытягивает шею, пока его нос слегка не касается ее спины. Он треплет ее за косу, но она не обращает на него внимания. Ее мозговая деятельность хаотична. Она сильно сосредоточена в доле, противоположной разуму, поэтому она может находиться в этом недостижимом состоянии до тех пор, пока не успокоится.

Я оглядываюсь по сторонам, мне немного любопытно, что меня окружает. Мы находимся в маленькой кухне, стены которой аккуратно оклеены газетами. Это то, что поселенцы делают как форму утепления, по крайней мере, так мне подсказали мои исследования. Интересно, что у единственного окна над раковиной хозяева дома выложили нижнюю часть газет так, чтобы создать декоративный край, как если бы это была занавеска¹¹.

Как необычно.

По деревянным половицам разбросаны расписные фарфоровые осколки. Полагаю, остатки чайного сервиза. Рядом с обломками стоит чугунная сковорода, которую странно видеть на полу.

Стена над плитой, оклеенная газетой, слегка пожелтела, за исключением формы, которая соответствовала бы чугунной сковороде, что привело меня к выводу, что кто-то снял ее со стены и каким-то образом сбросил на пол.

Недалеко от меня стоит деревянный стол с двумя деревянными стульями, поставленными косо.

Мое внимание возвращается к человеческой женщине, когда она начинает что-то шептать мужчине, к которому прижимается.

— Давление, которое ты оказываешь, — говорю я с любопытством. — Твоими руками. Ты пытаешься остановить поток жизни из раны этого поселенца, не так ли?

Я поражаюсь. Это прямо как в видео. Хотя я чувствую запах его крови. Я не чувствовал запаха крови на видео.

Цокая копытами, Пако неторопливо подходит к круглому столу, который, похоже, был отодвинут к стене. Предметы, лежащие на нем, в основном кажутся опрокинутыми.

— Мой муж, — начинает женщина, но у нее вырываются рыдания. — Он ранен.

Это все, что ей удается сказать, ее голос прерывается от сдавленных рыданий.

Однако ей не нужно ничего больше говорить. Поселенец, ее муж, действительно ранен. Я наблюдаю, как в мозгу ее партнера гаснет огонек.

О, некоторые процессы продолжают выполняться, но они отключаются. Потому что он мертв.

Женщина падает на него, рыдая.

Очевидно, Пако считает, что усугубить страдания женщины — это правильный ответ. Это становится очевидным, когда он медленно придвигается ближе и проводит губами по ее косе — затем прикусывает ее, втягивая в рот.

Женщина протестующе всхлипывает, пытаясь сильнее прижаться к своему мертвому партнеру, словно ища защиты.

— Убирайся, Пако! — резко приказываю я. Я не выкрикиваю команд. Я человек, обычно полностью контролирующий свои эмоции.

Женщина всхлипывает. Она все еще прижимает руки к ране своей мертвой пары, как будто у нее есть шанс спасти его, если только она не откажется от надежды и усилий.

Я прочищаю горло, и со второй попытки мой голос звучит тише.

— Пако. Убирайся, — приказываю я.

Когда я протягиваю руку, чтобы поймать его за уздечку, он уворачивается от моей хватки. Не только его голова, но и вся передняя половина тела отворачивается так быстро, что его передние копыта отрываются от пола.

Однако более удивительным, чем его быстрое уклонение от моей руки, является резкое вздрагивание женщины.

Я смотрю на них обоих. Любопытно, что в мозгу у обоих горит одна и та же область. Это часть доли, которая готовится к атаке, когда побитая жертва понимает, что она не может убежать.

Не имея намерения нападать ни на кого из них, я прекращаю движение в пользу наблюдения.

Пако восстанавливается быстрее, чем человек. Его ухо, которое оставалось зафиксированным в мою сторону, слегка опускается, и голова осторожно поворачивается ко мне, виден белок глаза, когда он смотрит на меня.

С почти хореографической точностью женщина делает почти то же самое с противоположной стороны.

Я игнорирую осла и обращаюсь к человеческой женщине, используя свои навыки разговорного языка, приобретенные благодаря популярным вестерн-фильмам о Траксии.

— Что ж, мэм, ужасно приятно познакомиться с вами.

У нее перехватывает дыхание, и она приподнимается повыше, чтобы наблюдать за мной обоими глазами. Ее руки, пропитанные кровью, обнимают округлый живот.

— Вы хотите, чтобы я оставил этого человека живым или мертвым? — спрашиваю я, махая в сторону безмолвного ковбоя, которого мысленно приковал к месту в другом конце комнаты.

— Он… Он застрелил Джоэла, — говорит она странным, бессвязным тоном. — Он сказал… его наняли убить моего мужа и доставить меня к его… его боссу.

У нее блестящие глаза цвета васильков.

— Так это плохой человек? — спрашиваю я, указывая на нападавшего мужчину.

Она отрывисто кивает.

— Хотите, чтобы я убил его? — спрашиваю я.

Теперь уже более твердо она снова кивает.

Я подхожу к мужчине, который сейчас яростно вырывается из моей власти, и заставляю его подняться на ноги. Затем я сворачиваю ему шею.

Он с глухим стуком падает на пол, подергиваясь.

— С-спасибо, — выдавила женщина, ее зубы стучат. Вероятно, от стресса. Может быть, шока, если я хоть немного разбираюсь в человеческом мозге.

Медленно поворачиваясь к ней, я рассматриваю ее в течение одного удара сердца.

— Послушайте, — начинаю я, обычное начало среди траксийцев, судя по всему, что я изучил. — Могу я взять лошадь этого мертвого ковбоя?

Рот женщины приоткрывается, и я аплодирую себе за то, что сумел скрыть содрогание, когда струйка слизи вытекает у нее из носа и капает куда-то на ее пропитанное кровью и слезами платье. Она даже не пытается вытереться. Люди — грязный вид, я никогда не знал об этом.

— Мэм? — я подсказываю.

— Ты… что? — тихо спрашивает она. Ее организм неэффективно дрожит. Зрачки кажутся слишком большими по сравнению с тем, какие они были раньше — судя по активности ее мозга, это реакция страха. Ее глаза бегают вверх-вниз по моему телу, и она еще больше сгибается над выпирающим животом. Ее взгляд устремляется к моему лицу — или, возможно, к моей голове.

Моя голова… Внезапно я вспоминаю, что мужчине полагается снимать шляпу, когда он находится в присутствии дамы. Я срываю свою, и женщина отшатывается к плите, руки взлетают вверх, она принимает позу, при которой внутренние стороны ее предплечий оказываются между мной и ею, ладони раскрыты, пальцы широко расставлены, словно чтобы отгородиться от… чего-то

Нахмурившись, я прижимаю шляпу к сердцу и медленно объясняю:

— Если вам не нужна лошадь мертвого ковбоя, могу я взять ее? — я указываю на Пако. — Вы можете взять в обмен этого осла, если хотите. Он мог бы работать вьючным животным, — я, прищурившись, смотрю на него. — Хотя у меня есть сомнения. Если я могу быть откровенным, я считаю, что у него испорченный характер.

Она опускает руки с каждым моим словом, и хотя слезы все еще текут из ее глаз, она больше не склонилась в рыданиях над своей парой, так что я начинаю надеяться, что мы сможем завязать настоящую траксианскую беседу.

Но она больше ничего не говорит. Я поднимаю брови.

— Ну? Что вы на это скажете? — мне приходит в голову, что после этого заявления во многих фильмах, которые я смотрел, актеры улыбались, так что, возможно, мне тоже следует улыбнуться. Игнорируя нервы и прошлые неудачи, я стискиваю зубы, растягиваю губы настолько, насколько они могут растянуться горизонтально, и приподнимаю верхнюю губу, чтобы обнажить свою сияющую улыбку, показывая ей острые зубы.

(Я решил не стачивать их. Мне советовали сделать эту процедуру, как большинству йондерин, но мне не хотелось иметь плоские зубы, как у травоядных.)

Она вздрагивает и отшатывается. Ее дыхание становится прерывистым, влажным от слез.

Я замираю в ожидании. В видео, которые я смотрел, всегда было показано, как герой терпелив и вежлив с дамами. Но, возможно, я не улыбаюсь должным образом. Хотя я практиковался улыбаться, выплывая на поверхность океана в полдень и вглядываясь в свое отражение в воде, я не уверен, что овладел этим навыком.