Развод. Научусь жить без тебя (СИ) - Безрукова Елена - Страница 7

— Лана!

— Всего хорошего, Лера.

Я сбросила звонок и без сил опустилась прямо на пол. Меня будто выпотрошили. Внутри пустота и боль, приправленная горечью разочарования.

Я думала, у меня есть семья, любящий муж, родственники. А по факту оказалось, что у меня нет ничего! Я совершенно одна.

Кроме малыша под сердцем у меня больше никого нет.

Кругом одни предатели.

После разговора с сестрой от меня не осталось ничего.

Я была растоптана, унижена, обескровлена и выпотрошена наживую. Кажется, в организме не осталось ни единой клеточки, которая бы не корчилась в агонии.

Как они могли? Как они все могли?

Предатели!!

Я представила, какой дурой выглядела, когда суетилась по дому, пытаясь создать уютное гнездышко. Или, когда звонила сестре, чтобы узнать, как у них дела. Как там бедная Юленька, которой попользовался нечистоплотный женатый мужик.

Оказалось, что бедная тут только я. У всех остальных все прекрасно. Юленьку никто не бросал, детеныш под присмотром, а сестра с удовольствием привечает будущего зятя. И срать она хотела на то, что это — мой муж, вообще-то!!

Всем на все насрать! На меня — насрать!

Я только мешала им, путалась под ногами, да проблемы создавала своим дурацким беспокойством и заботой.

А ещё я представляла, как они смеялись, наблюдая за моими жалкими потугами сделать всем хорошо.

Боже.…

Да может, в тот самый момент, когда я звонила Лере, у них в гостях был Руслан. Сидел с моей племянницей и нежно поглаживал ее беременное пузо.

От этих мыслей меня затошнило. Сначала немного, а потом все сильнее и сильнее. Настолько, что пришлось бежать в туалет.

Согнувшись в три погибели, я блевала над белым другом и ревела. Потому что вся моя жизнь в этот момент сливалась в унитаз. Все мои надежды и мечты. Моя любовь и вера в ближних.

Такой вот хреновый токсикоз. Добро пожаловать в беременную жизнь.

Чуть позже, когда я, пошатываясь, и придерживаясь ослабевшей рукой за стену, вернулась на кухню, обнаружилось, что телефон нагрелся от десятков, если не сотен, пропущенных звонков.

Я безучастно пролистывала список незнакомых номеров, прекрасно понимая, что за всеми этими цифрами скрывался муж. Пока ещё муж….

По-хорошему, надо бы ответить, выслушать весь тот бред, что он выдаст. Типа: это не то, что ты думаешь, ты все не так поняла, и вообще я белый и пушистый сладкий мамин пирожочек, у которого лапки, и который понятия не имеет как так вышло, поэтому надо понять, простить и все забыть, и конечно же — нервы ему не мотать!

Выслушать всю эту лажу и послать его, попутно подав заявление на расторжение брака.

Потому что нихрена он не пирожочек, и не лапки у него, а хрен, который выпрыгнул из портков и угодил прямиком в мою племянницу.

Такое не прощают.

И тут же по коже прошелся мороз.…

А с чего я взяла, что ему нужно мое прощение? Может, они все, наоборот, облегченно выдохнули, после того как я узнала правду? И Руслан теперь звонил не для того, чтобы извиняться, а чтобы поставить точку в наших опостылевших ему отношениях? Не даром же он всю ночь просидел у койки бедной Юленьки? Небось утешал, держал её за тощую ручку и говорил, что теперь все наладится, что они выставят меня за дверь, а сами заживут долго и счастливо.

Внезапно вспомнилось, каким жадным взглядом Юлька стреляла по сторонам, когда приходила к нам в гости. Раньше я думала, что это — восхищение, а теперь поняла, что это зависть была. Зависть и жадность. Любимая племяха в тот момент уже знала, что носит под сердцем ребёнка от Руслана, и грезила, что займёт мой дом. Поселится в том гнездышке, которое я строила для своей семьи.

Сучка! Почему я никогда не замечала этого?! Что за розовые очки были примотаны к моей физиономии, раз я ничего дальше них не видела?

Теперь же они разбились. Стеклышками внутрь.

А Руслан?

Как он мог?

Как?

Я чувствовала себя ненужной и бесконечно одинокой, и что самое страшное — я не знала, как жить дальше.

Я не умела жить без него.

…. Весь день прошел словно в тумане.

Большую часть времени я стояла у окна и смотрела на улицу. Стеклянным взглядом скользила по окнам в домах напротив, по облакам, по прохожим. Не могла ни за что зацепиться, не могла дышать.

Иногда срывалась в слезы, иногда была готова биться об стену и выть раненой волчицей, а иногда жаждала кровавой расправы. Такой, после которой все предатели ещё долго и с содроганием будут вспоминать мой выход.

Беда в том, что сил не было, ни для выхода, ни для расправы.

Я просто пока была на таком дне, что света белого не видела.

А как иначе? Мне тридцать пять. Долгожданная первая беременность. И такой удар от самых близких.

Как жить дальше?

Около пяти вернулся Кирилл:

— Ты как? — спросил он, едва переступив порог, а я не нашла в себе сил изображать радостную болонку, которой всё нипочем, и горько развела руками.

— Никак. Кофе будешь? Ужинать - Аню подождем, — мне нужно было хоть чем-то себя занять, иначе снова накатит истерика.

Кир слегка поморщился, но кивнул:

— Давай кофе.

Пока он переодевался и мыл руки, я хозяйничала на их кухне. Достала кружки, включила кофемашину…. и по привычке выбрала ту крепость, которую любил Руслан. Я пила более мягкий вариант, Кир вообще предпочитал сладкий с молоком. Но я, блин, все равно нажала то, что нравилось моему мужу. Он везде! Даже в таких мелочах пророс в меня, и я не знала, как его оттуда выкорчевать!

— Скотина, — прошипела себе под нос и выплеснула горячее содержимое кружки в раковину.

— Надеюсь, это не про меня? — раздалось за спиной.

Я вздрогнула, украдкой мазнула ладонью по щеке, стирая одинокую соленую каплю и наигранно бодро ответила:

— Случайно выбрала не то.…

Кирилл подошел ближе и, встревоженно заглядывая в глаза, спросил:

— Плачешь?

— Нет! Ты что?! — возмутилась я, — просто, просто…

На последнем слове у меня предательски сорвался голос.

Просто я размотана в хлам и у меня нет сил держаться.

— Лан, — неловко произнес он, но я только замотала головой и закрыла лицо ладонями. В его присутствии было ещё труднее держаться. Мы столько лет друг друга знали, что я под его встревоженным взглядом чувствовала себя голой.

— Всё хорошо, — получилось пискляво и настолько убого, что Кир не выдержал.

— Ай, к черту все, — с этими словами он сгреб меня в охапку и прижал к своей груди, — скажи, что мне сделать, чтобы тебе стало легче. Все, что угодно.

— Пусти, — я попыталась отстраниться, но сил не хватило. Я даже с пеленой слез не могла справиться. Они душили меня.

— Хочешь, я ему морду набью? В асфальт закатаю? Хочешь, разнесу в хлам весь его бизнес и принесу его тебе на блюдечке? Мы у него всё-всё отберем. Выгоню его из офиса. Ты только скажи.

Вместо ответа я горько всхлипнула и зажмурилась.

Разве можно что-то сделать с этой болью в груди? Можно как-то выдавить ее оттуда? Залатать чёрную рану, из которой хлестала отравленная предательством кровь?

Я мотнула головой:

— Пусти.

— Шалашовку эту малолетнюю где-нибудь в лесу закопаю, — продолжал он, все больше входя в раж. — Напугаю так, что сраться от собственной тени станет.

— Не станет. У неё защитник есть.

Кир выругался некрасиво и в голос:

— Дебил это, а не защитник! Дебил! Если тебя променял на тупорылую дудку с раздвинутыми ногами.

Я не хотела думать про чужие раздвинутые ноги, но фантазия сама накинула картинок. Я представила Руслана с Юлькой. Как они целуются, как он обнимает ее, раздевает. А эта сучка, закусывая зубы, смотрит на него снизу вверх, потом жадно облизывается. Словно наяву видела, как они наслаждаются друг другом и им глубоко похрен, как это по отношению ко мне. К родной тетке, к жене!

Но ещё больнее было представлять, как он склоняется к ее животу и шепчет всякие нежности ребёнку. Ее ребёнку, не моему!