Троецарствие (СИ) - Алексин Иван - Страница 23

— И вам здравствовать, гости дорогие, — кивнул я в ответ. — Садитесь вон на лавку. Кто таковы будете?

— Я выборный дворянин Борька Доможиров, — огладил бороду старик. — Может помнишь меня, государь? Пять лет назад меня твой батюшка в Касимов воеводой отправил. Ты тогда при Борисе Фёдоровиче состоял.

— Не помню, Борис, — пожал я плечами. — Мал ещё годами был, а людишек возле трона много крутилось. Не обессудь.

— А это Кузька Минин, — кивнул Доможиров на средних лет мужика в добротном кафтане. — Он из посадских людишек будет, но человек в городе уважаемый. Недаром в городской совет выбрали. Вот нас лучшие людишки на поклон к тебе, царь-батюшка и послали.

Я, прищурившись, оглядел будущего спасителя Руси с ног до головы. Мужик, как мужик. Никакой харизмы, позволившей встать ему во главе освободительного движения, не наблюдается. Но встал же! Факты, как говорится, вещь упрямая. Значит, будем с ним работать.

— И с чем послали? — откинулся я на спинку кресла. — Неужто надумали под мою руку пойти. Так то дело доброе. Не хочу я город за измену огню предавать.

— Прости, государь, — неожиданно ответил мне Минин. Так-то лезть со словом впереди Доможирова ему не по чину. — Но лучшие людишки на совете порешили: «Кто будет на Москве государь, тот и нам всем государь». И на том твёрдо стоять договорились. Зачем свой город зорить, царь-батюшка? Прогонишь Шуйского с Москвы, сами тебе ворота откроем.

Ишь, хитрецы какие! Вы там бодайтесь между собой, а наша дело — сторона. После к победителю примкнём. Нет, так дело не пойдёт. И хотел бы мимо пройти, но нельзя. Слишком важное место Нижний в моих планах занимает.

— Совет решил или отец Иоиль?

— Совет, государь, — переглянулись между собой посланцы. — Хотя, не скрою, — продолжил Минин, — что архимандрит на этом особо настаивал.

— Понятно, — скривил я губы. — Мои людишки, значит, будут с ворами, не щадя живота биться, а вы за каменными стенами отсиживаться. Так? Хорошо устроились! Вон, сегодня, я самозванного царевича Петра у города побил. Так ни одна стрела моим полкам в помощь со стены не прилетела!

— Так то твой же воевода был, государь, — стрельнул в мою сторону глазами Доможиров.

— С чего ты взял?

— Так он твоим именем сдачи города требовал.

— Это что же выходит, — ласково улыбнулся я дворянину. — Этак любой шиш, что из лесу выйдет и моим именем грабить начнёт, сразу моим воеводой станет?

— Нет, государь! — побледнел старый дворянин. — Выходит, обманул нас вор! По делам, Господь, и покарал!

— И вас покарает, если от воровства не отойдёте и своему государю не поклонитесь. Сроку вам до утра. Откроете ворота, всех моя милость будет. Даже попа этого шелопутного, что вас с толку сбил, не трону покуда. А если нет! — покачал я головой — Так моё терпение не беспредельно. Иван Грозный за меньшее Новгород жестоко покарал. Вот и вы; не доводите до греха!

— Государь! — в шатёр шальным вихрем ворвался Ефим, оттолкнул было Никифора, замер, почувствовав острие сабли, упёршейся в бок. Навстречу полковому голове шагнули ещё двое рынд. — Там это, — скосил глаза на Никифора мой ближник. — Большое войско к Волге с востока подходит.

Чего⁈ Мне только ещё одного войска тут не хватало! Им что здесь, мёдом намазано? Мне когда город брать прикажите? Тут конкурентов громить, только успевай!

Забыв о царском достоинстве, выскочил из шатра, подбежал к Волге (благо, до реки было чуть больше сотни метров). Рядом замерли рынды во главе с Семёном, нижегородцы, Годунов с Ефимом. Следом потянулись остальные воины, столпились у самой воды, пялясь на противоположный берег.

— Войско говоришь, — процедил я сквозь губы, всматриваясь в массу вооружённых людей, двигающихся к городу. — Сейчас мы посмотрим, что это за войско. Никифор, неси трубу!

Тот, лишь кивнув, бросился обратно к шатру, зачем-то отвесил подзатыльник стоящему у входа стражу, через пару секунд выскочил обратно, держа в руках завёрнутый в материю продолговатый, деревянный ящик.

Я лишь хмыкнул, пряча улыбку. Довольно допотопная подзорная труба, а они с ней как с самым великим сокровищем носятся. Правда, нет их ещё на Руси. Да и эту, голландец Иоганн Липперсгей только этой зимой изобрёл. То-то, наверное, Бертон удивился, когда узнал, что заказанный мной в прошлом году предмет, буквально за неделю перед его приездом в Миддельбург изобрели! Сам голландец ехать на Русь, к сожалению, отказался, но заказ на ещё двадцать таких штук взял. Эх! Англичанин как раз к осени ещё один рейс мог сделать да мне платить нечем. Где же вы, мои меха? Где вас, мои сибирские воеводы, черти носят?

Между тем ткань бережно размотали, резной ларчик осторожно открыли и вытащили длинный, металлический патрубок с линзами.

— Вот надёжа, — Никифор бережно протёр линзы грязным рукавом. — Прими.

— Ох, бестолочь, — покачал я головой, — Учишь вас, учишь, — я всмотрелся через трубу на тот берег, замер, не веря своим глазам, и широко улыбнулся. — Да ну! Легки черти на помине!

— Господь, с тобой, государь! — тут же перекрестился Сысой.

— Со мной, Никитка, со мной! — улыбнулся я своему секретарю и смерил насмешливым взглядом парламентёров. — Ну, что, холопы мои верные. Будем воевать или по-хорошему ворота откроете?

— Дальше топи непролазные. Не уйти нам от погони, атаман. Что будем делать?

Подопригора с ответом не спешил. Казак поскрёб ложкой по котелку, собирая остатки каши, тщательно прожевал, отмахиваясь от надоедливой мошкары, облизав ложку, сунул её за голенище сапога. Жмущиеся к костру воины, терпеливо ждали, не сводя с командира напряжённых взглядов.

Девятеро. Всего девять человек у него к концу похода осталось. И только двое, Сава Лыткарь да Мишаня выжили из тех, кто с ним из Новгорода в Эстляндию ушёл. И скорее всего и они все в этом проклятом краю гнить останутся. Это если в плен к свеям не попадут. Или, что ещё хуже, к местным. Тогда совсем плохо будет. Очень уж много кровушки его люди пролили. Теперь всё. Теперь уже их кровь рекою льётся. И дёрнуло же его обратно на Север вернуться. Нужно было, как государь советовал, к Пскову уходить. Так нет же, решил всех перехитрить да с богатой добычей обратно вернутся.

А как всё поначалу хорошо шло! В Литве появление его отряда не вызвало ни у кого подозрений. Мало ли вооружённых отрядов по Великому Княжеству Литовскому шляется? И не счесть! Тут каждый магнат под своей рукой маленькую армию содержит. В крупные города, Яким, благоразумно не совался, безобразничать своим людям не позволял, за постой и жратву платил серебром, не торгуясь. Чего к такому щедрому пану цепляться? Тем более, что казаки из его отряда нет-нет да обмолвятся, что самому гетману великому литовскому Яну Ходкевичу служат.

В общем, от желающих вступить в идущий пощипать подлый свеев отряд, отбоя не было и, к моменту вступления в Эстляндию, Подопригора имел под рукой девять сотен всадников.

Их не ждали. Война между Швецией и Речью Посполитой уже два года как сошла на нет, выродившись в мелкие стычки на пограничье. Внезапно ворвавшемуся в страну крупному конному отряду, поначалу было просто нечего противопоставить. Подопригора прошёлся по всему краю кровавым ураганом, оставляя за собой трупы и пепел и, даже дерзая, появляться в окрестностях таких крупных городов как Везенберг и Раппель.

А затем терпение у шведов лопнуло. Из Ревеля, для поимки и разгрома обнаглевших литвинов, выдвинулись крупный конный отряд, за голову Якима объявили большую награду, вконец обозлённые крестьяне выступили у загонщиков проводниками.

Какое-то время Подопригора ещё держался, ловко лавируя между выставленными шведами заставы и даже подставил под удар шведов польские земли, отступив в Ливонию. Заполыхало и там. Но всё чаще случались стычки, всё тесней сжималось кольцо из застав и пикетов, всё больше росли потери. Часть наёмников ушла, не получив вовремя обещанную плату.

И тогда Яким решился на отчаянный шаг, вновь бросившись в Эстляндию, намереваясь, оставив далеко позади преследователей, уйти на Русь к северу от Чудского озера. И нарвался на авангард шведской армии Делагарди.