Прощай Атлантида - Фреймане Валентина - Страница 8

Время, когда мы оставили Париж, в общем совпало с тем, когда совершенно естественно и по своей инициативе я начала все больше и увлеченней читать. Началось это примерно в четыре с половиной года. По-моему, этот возрастной рубеж в жизни человека намного значительней, чем мы привыкли думать. С чтения книг по-настоящему началась моя сознательная жизнь. До этого ребенок только наблюдает и запоминает то, что происходит в непосредственной близости к нему, сам участвует в происходящем, так сказать,

социализируется. Читая книгу, присутствуя на театральном спектакле, маленький человек уже смотрит на тс или иные события со стороны и с некоторой дистанции. По-моему, чем раньше ребенок начнет читать, тем лучше. В моем случае это произошло спонтанно, однако детей стоит к этому поощрять, особенно в наше время, когда жизнь затопило море электронных изображений.

Описывая самую раннюю пору своей жизни, я пришла к выводу, что в некотором смысле находилась в ситуации, несравнимой с обстоятельствами большинства знакомых мне детей. Думаю, что сейчас, в начале XXI века, когда человечество сделалось настолько мобильным и путешествия детей даже на значительные расстояния стали обычным делом, это не выглядело бы таким исключением. Для меня очень рано, в возрасте двух, трех лет само собой подразумевалось, что мир велик, одни места не похожи на другие, и это хорошо, ие надо этого бояться. Люди отличаются друг от друга, говорят на разных языках. Но добро всегда есть добро, а зло есть зло. Для меня это было изначальной нормой. Мне казалось совершенно естественным, что я должна знать языки, чтобы общаться с людьми. Обратиться к человеку на его родном языке значит выразить уважение к нему и к тому дому, который он построил и в котором тебя принимает. Примерно такую мотивировку я в детстве неосознанно впитала в семье. Уже ребенком я и на практике заметила, что незнакомый человек, услышав от тебя родную речь, становится приветливым и с удовольствием с тобой беседует.

По-немецки, по-русски и по-французски я начала говорить рано и вскоре после этого читать, в сущности не изучая эти языки, ни один из них я не воспринимала как иностранный. Во время регулярных и длительных побывок в Риге или Юрмале у дедушки и бабушки естественным путем прибавился латышский язык, словарный запас которого был, правда, сильно ограничен бытовыми и детскими темами. К латышскому литературному языку и вместе с ним — культуре я пришла намного позже.

Меня иногда спрашивают, не путала ли я языки в детстве. Кажется, представление, что в голове ребенка может образоваться языковая путаница, живо еще но сей день. Совсем противоположные, научно обоснованные размышления я недавно нашла в одной немецкой научно-популярной статье об исследованиях последних лет. Там убедительно доказывалось, что освоение нескольких языков естественным, игровым путем в раннем, еще дошкольном возрасте развивает определенные мозговые центры, и это облегчает не только изучение других языков, но и запоминание различных теоретических формулировок и терминологии в последующие годы. Если этого не происходит, во взрослом состоянии нагнать упущенное гораздо трудней. Вероятно, важен и общий культурный уровень, при котором образуется подобное многообразие.

Сознаю и то, что сами условия жизни в моем детстве давали немалые преимущества в освоении знаний. Для меня не составляло особого труда овладеть и другими языками, в первую очередь латынью и английским, путем регулярных занятий. А затем уже следующие, новые языки, по крайней мере на уровне чтения художественной и профессиональной литературы, я осваивала с большим удовольствием самостоятельно, без специальной учебы. Многообразие впечатлений рано научило меня наблюдать, сравнивать и вместе с тем анализировать. Сама моя жизнь способствовала этому, предлагая материал для размышлений, эго помогало в любых обстоятельствах общаться с разными людьми, незаметно убирая с моего пути различные проблемы и культурные барьеры. И, что главное, укрепляло во мне непоколебимое убеждение в праве каждого человека на самобытность и многообразие. Когда рассказываю о людях самых разных национальностей, встреченных на моем жизненном пути, меня иногда спрашивают, на каком языке я с ними говорила.

Случалось, что я не знала ответа. Потому что об этом вопросе просто не думала. Так это странным образом продолжалось и потом, вплоть до наших дней.

Смена адреса обозначает в моем жизнеописании куда большие перемены, чем можно было бы предположить. Чаще всего при смене адреса в корне менялась сама моя жизнь, менялась в такой мере, что свою биографию я могла бы поделить не по течению времени, а по адресам моего проживания.

После Парижа с анонимным, то есть начисто забытым домашним адресом, есть два места жительства, которым была уготована самая важная роль в моем становлении: Рига и Берлин. Берлин и Рига. В Берлин мы прибыли зимой 1926/1927 года — вначале отец, а когда он стабильно устроился, мы с матерью. Но спустя десять лет, когда родители из Берлина вернулись в Ригу, я встречала их уже там, поскольку за несколько лет до того, в девятилетием возрасте из начальной школы в Берлине была переведена во второй класс рижской школы. Здесь я жила у дедушки с бабушкой на улице Элизабетес, вначале с гувернанткой, потом без нее. На праздники и каникулы я ездила в Берлин к родителям, и мне часто, как хорошей ученице, разрешали остаться там подольше — не было случая, чтобы я не наверстала пропущенное. Таким образом, мое детство до четырнадцатого года жизни протекало на два дома. Иногда я дольше жила в Берлине, иногда в Риге.

Отец все еще сохранял свою свободную профессию, но был очень занят, надо думать, его консультации и экспертизы пользовались большим спросом. Еще он играл на бирже. В Берлине он, кроме этого, по части зарубежных связей представлял две латвийские экспортные фирмы, не помню, какие. На самом деле, у меня не было и нет почти никакого конкретного представления о его деятельности. Людям нашего времени это может показаться странным, так как по своему опыту знаю, что теперь уже с самых малых

лет прозу жизни не скрывают от детей. Тогда было иначе. Не только потому, что мама дома раз и навсегда устранилась от столь скучной материи, как зарабатывание денег. Мне кажется, основой всего была установка самого отца. Он, человек классической культуры, хотя и был увлечен своей профессиональной деятельностью, все же считал ее слишком грубой и, пожалуй, слишком приземленной, не подобающей темой для бесед со своей королевой и принцессой. К тому же ему, юристу, защищая интересы клиента, полагалось хранить профессиональные тайны. Мне известны только два места, где отец в то время работал по договору. Первым был большой, связанный с химией концерн IG Farben, который меня нисколько не интересовал, зато вторым — крупнейшая в Германии киностудия UFA ("Universum Film AG", Deutsche Film-Aktiengesellschaft), занимавшаяся производством и распространением фильмов. Она вошла в мою жизнь не гой экономической функцией, которая касалась моего отца, а своими художниками и артистами, многие из которых со временем становились нашими знакомыми и друзьями. На данный момент я нахожусь в одном из городов моего детства, Берлине, на Meinekestraße 9, — адрес, рассказ о котором будет очень долгим. Хотя время, проведенное в Риге и Берлине, было поделено почти поровну, жизнь в Берлине, без сомнения, была более насыщена новыми впечатлениями и удивительными событиями. Сменяя друг друга, перед моим детским взглядом проходила вереница ярких личностей . Среди них были и те, чьи имена известны миллионам — ;поди театра и кино, писатели, политики, и те, кто тут же рядом выполняли простую обыденную работу. Никого из них я не забыла.

Своей квартиры у нас не было. Стиль и условия жизни родителей, очевидно, привели их к заключению, что удобнее жить в комфортабельной так называемой гостинице-резиденции, подобной пансиону, где обеспечены все бытовые услуги и люди селя тся на длительные сроки, бывает, что и