Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 26

— Так почти с того света вытащили.

Нет, на тот свет не хочу, не вариант, совсем никак.

— Можно мне попить?

— Да, конечно, моя хорошая.

Кровать начинает приподниматься, обзор открывается больше. Шкаф, тумбочка, на ней тускло светит лампа, значит, за окном ночь или вечер, жалюзи плотно закрывают его.

— Вот так, аккуратно, не торопись. Все хорошо, все будет хорошо, не дай бог через такое пройти, но сейчас все будет хорошо. У нас золотой доктор, самый прекрасный, самый лучший, поставит тебя на ноги.

Хотелось бы не просто на ноги, а на пуанты встать.

Точно, да, помню, был доктор. Невысокий мужчина в медицинской шапочке и маске щупал меня, что-то спрашивал. Я даже отвечала, но все в каком-то тумане, как в замедленной съемке старого кино, которое я наблюдала со стороны, из зрительного зала.

Когда пропадал доктор, прекращались его вопросы и забота, появлялся другой мужчина — с голубыми пронзительными глазами. Он смотрел иначе, в его взгляде было много боли.

А потом я вновь проваливалась в сон, где танцевала на сцене, выбиваясь из сил, кружилась так, что земля горела под ногами. Становилось нечем дышать, а сердце вырывалось из груди, я то взмывала над сценой, то падала, больно ударялась, горела, а потом замерзала.

— Где я? — Напившись воды, я тяжело выдохнула.

Засыпать больше нельзя, надо приходить в себя.

— Так центральная городская больница. У тебя отдельная палата, самый лучший доктор. И даже не знаю, кем приходится тебе тот мужчина, который приходит каждый день и сидит по несколько часов рядом. — Не в меру любопытная медсестра или санитарка — даже не знаю, кто она, — смотрит лукаво, улыбается. — Да не смотри так серьезно, шучу я, шучу. Шутки у меня такие, смены скучные, все спят, поговорить не с кем, а я страсть как люблю поговорить.

— Как вас зовут?

— Я Татьяна, а ты Виталина, я знаю, мы все знаем. Тот мужчина, что тебе привез, такой переполох устроил, наши девчонки до сих пор вспоминают. Кричал, грозился всех наказать, потом начал сорить деньгами, все были в шоке, но доктор его немного успокоил, хотя все равно он на местных наводит страх и ужас. А кто он тебе, тот мужчина? Неужели отец? Нет, быть не может.

Да, Татьяна была слишком разговорчива. Значит, Горн меня сюда привез, начал всем угрожать, чтобы лечили качественно, понятно, а привез сюда из моей комнаты.

Я потеряла сознание в душе — это я помню — после ночи, проведенной вместе. Точнее, даже не ночи, а страстного и горячего секса. Надо же было так — с ложа любви прямиком свалиться в больничную койку. После первого секса на такое способна только я.

— Так что, может, покушаем? Тебе надо кушать, такая тощая, смотреть страшно, вон, одни глазищи на лице. Мне строго-настрого наказали, как придешь в себя и будешь задавать вопросы, сразу начать кормить. Организм так не придет в норму после воспаления с осложнением.

— Есть не хочу, только пить.

— А есть придется. Давай я сейчас по-быстрому сбегаю в холодильник, тот мужчина все приносит каждый день, все свежее. А потом приходится все выкидывать.

— Не выкидывайте, сами ешьте.

— Нам нельзя.

— Собакам отдайте.

— У нас собак нет, обойдутся собаки. Я скоро приду.

— Подождите, постойте, Татьяна, где мой телефон? Мне позвонить надо.

— Да, хорошо, сейчас. Он наказал, если что ты попросишь, все дать.

Женщина достала из тумбочки телефон, протянула мне, а потом вышла из палаты. Я включила телефон, долго слушала, как поступают сигналы уведомлений о сообщениях и непринятых звонках.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Паша, Ксюша, даже Борька несколько раз звонили, директриса академии, которая меня наверняка потеряла. Но, может быть, у Дмитрия хватило ума сообщить, что я загремела в больничку и не смогу приступить к занятиям так скоро.

Набрала подругу, Ксюша ответила с первого гудка, я даже испугалась ее звонкого голоса:

— Вита, Виталина! Господи, это ты, Витка? Ты слышишь меня?

— Это я, и не кричи так. — Мой голос тихий, но улыбаюсь.

— Господи, что с тобой случилось? Мы здесь все ничего понять не можем, где ты, куда пропала? На звонки не отвечаешь, сообщения не читаешь, вообще нет в сети. Я уже не знала, что думать, хотела папу подключить, чтобы по своим бандитским каналам пробил тебя. Или морги начать обзванивать, а директриса-жаба телефон твоей матери не дает. Вита, что с тобой? Ты не молчи!

— Все нормально, живая я, приболела немного, простыла. Заработала пневмонию, в больнице лежала почти без сознания. Сейчас все хорошо, сейчас я в мире живых, морги отменяются, и первым делом звоню тебе.

— Ой, ты не представляешь, что у нас было! Директриса грозилась тебя отчислить, кричала так, что стекла дрожали. Симона качала головой, не понимала, кто теперь будет исполнять Джульетту, но больше всех Белла Францевна переживает, спрашивает о тебе каждый день.

— Очень трогательно, передай всем привет. И Авдееву с Афанасьевой, я скоро встану на ноги и такой балет им выдам — закачаются!

— Борька тоже волновался и я. Ты не представляешь, как я волновалась.

— Спасибо тебе, милая, но у меня все хорошо.

— А кто тот мужчина, который звонил Марии Кирилловне? Отчим, да, это он был?

— Он звонил?

— Наверное, я не знаю. Но все как-то успокоились, а Кирилловна сказала, что позвонили и ты будешь позже, но я не поверила. Ты представляешь, не поверила, мало ли к каким аферистам и в какую передрягу ты попала. Сама говорила, твоя мамаша ненадежная, еще и отчим.

— Ладно, Ксюша, не накручивай, у меня все хорошо. Я надеюсь, что все будет хорошо. Ты сильно не переживай и на кровати моей не спи, приеду — проверю. Давай, пока, целую тебя, устала.

— Я завтра тебе напишу и позвоню. Выздоравливай, моя милая.

Ксюша отключилась, и в палату зашла Татьяна:

— А вот и я, все разогрела, сейчас будем кушать. Так, подожди, еще выше тебя поднимем, вот столик.

— Я правда не хочу.

— А придется. Что здесь у нас: грибной суп-пюре с гренками и пирог с семгой, а еще на десерт запеченная груша с карамелью. Слушай, ресторанная еда, тот мужчина так постарался, да?

От аромата чего-то вкусного практически закружилась голова, живот заурчал. Да, пару ложек надо съесть, иначе я так совсем не встану на ноги, не то что на пуанты. А Тиграну надо будет сказать спасибо.

И Дмитрию надо будет сказать спасибо, ведь мог просто забить на меня, оставить в комнате, уехать куда-нибудь на пару дней, мать даже не пришла бы проверить и спросить, как у меня дела. Она, наверное, и в больницу не приезжала, а вот он приходил.

Я видела его.

Я помню.

А если не видела, то чувствовала, что он рядом. И мне это придавало сил.

— Скажи ей.

— Почему именно я? Больше некому?

— Может быть, потому что ты мать? От тебя это будет слышать не так тяжело и больно.

— Ты видел, какая она нервная? Ей кто бы что ни сказал, она все принимает в штыки. Нет, я не могу и не буду этого делать.

За дверью палаты голоса. Мать и отчим. Они думают, что я сплю и ничего не слышу. Но я слышу каждое слово, и эти слова меня напрягают.

Что мне должны сказать? Из-за чего мне будет больно? Снова загадки.

— И вообще, пусть это делает доктор, это его специфика и обязанность. — Мать говорит громким шепотом.

Это третий за неделю ее визит ко мне, можно сказать, перебор. Я думала, вообще ее не увижу, и нисколько бы не огорчилась. Но даже хорошо, что ее посещения разбавляли визиты Горна.

Он только и делал, что смотрел тяжело, хмуря брови. Я не хотела ничего у него спрашивать или требовать объяснений о том, что произошло. Почему это произошло, как так вышло, что между нами случился секс?

Я не жалею, нет, это было бы глупо. Но отчетливо помню каждое его прикосновение, каждый поцелуй, укус, шепот, горячее дыхание, движения в моем теле, свои ощущения. И чем больше я прихожу в себя и иду на поправку, тем чаще и отчетливее это вспоминаю.