Отчим. Куколка для Монстра (СИ) - Дашкова Ольга - Страница 25

Но случилась Виталина.

Черт, эта фраза вновь и вновь прокручивается в голове заевшей пластинкой. Вальтер равнодушно смотрит, поджав сухие губы, ждет ответа, что у нас проблемы.

— Не стоило с ней сближаться.

— Может быть, ты заткнешься? — Я повышаю голос. — И так хреново.

Так погано мне давно не было.

Всего корежит и жилы выворачивает наружу. Со вчерашнего вечера, когда эта девчонка закатила скандал за столом, а потом решила уйти. Надо было позволить ей это сделать, но вернул и сорвался у ворот, на морозном ветру, обжигающем кожу, целовал ее и горел, чувствуя, как это уже переживал. Как покрытый неровными рубцами ожог на спине снова начинает саднить болью и нет от нее спасения.

Сам не помню, как довел ее до спальни, хотел там оставить, закрыть, чтобы сидела тихо и не натворила глупостей. Но остался сам и совершил свои. Потому что понимал: не возьми я ее сейчас, не переболей этим, это бы все равно неминуемо случилось позже.

Этого было не избежать.

Понял это потом, когда все случилось, а еще что не смогу отпустить ее, отдать другому, спокойно смотреть со стороны, как это было раньше, и держать себя, сковывая калеными цепями эмоции.

Не сопротивлялась, сама целовала, кусая губы, царапая плечи до крови, но я не чувствовал боли, лишь свою потребность в этой девушке. Возбуждение разрывало на части, член болезненно упирался в ширинку. Готов был кончить лишь от прикосновения к ее обнаженной коже, к груди.

Дорвался как одержимый, думал, ребра ей сломаю или сделаю больно, возьму грубо, знал, что девственница, даже не спрашивая. Просто знал, как зверь, чуял запах нетронутого лона, лишь я, только я буду первым и последним в ее жизни. А если нет, то не жить ни ей, ни мне.

Соски припухшие, грудь небольшая, в ладони помещается, а я впивался в нее, кусал, засасывая в рот нежную плоть. Трогал влажные половые губы, лаская вдоль промежности, а она выгибалась навстречу, стонала, просила большего.

Взял грубо. Вошел одним толчком на половину длины члена, замер, сходя с ума от того, какая она внутри узкая и горячая. Подобно животному, учуял кровь, опустил голову, опершись на колени, сжал челюсти до скрежета зубов. Член входил медленно, я просил ее расслабиться, стимулировал клитор, но Вита была напряжена, а у самого слюна скапливалась во рту, как хотел попробовать ее на вкус.

Не выдержал, вышел, припал к раскрытой киске губами, начал слизывать ее влагу, кровь, понимая, что никогда бы и ни с кем не позволил себе такого. Но с ней можно. Она МОЯ.

Яйца отяжелели от спермы, все тело покрылось потом и испариной, а когда она кончала на моих губах и языке, пронзая тишину криком, уши закладывало. Долго еще слышал этот крик и чувствовал вкус ее оргазма во рту.

Снова вошел в нее, мышцы сжимали мой член, доили, киска просила спермы. Кончил, изливаясь глубоко внутрь, член пульсировал, а я хрипел, поглощенный удовольствием, которого не испытывал никогда.

Заснула сразу, повернулась на бок, сложила руки под голову. Перед глазами все еще были красные круги, ноги едва держали. Взял с кресла покрывало, накрыл её, оделся, вышел, прикрыв двери, не оборачиваясь, понимая, что могу остаться. Ушел в кабинет, не спал всю ночь, понимая, что случившегося не исправить и я уже обречен.

Случилась Виталина.

Ее имя означает «жизнь», рядом с ней я дышу, так что легкие обжигает огнем. Рядом с ней сердце не похоронено под толстой могильной плитой, оно трепещет, оно вырывается наружу, выламывая ребра.

Вальтер прав, у нас проблемы. У меня проблемы.

— Что там говорили врачи, я ничего не понял.

— Я понял, что все не так хорошо, как могло бы быть.

Белые стены клиники угнетают и давят. Не был в таких давно уже, но они давили на меня месяцами десять лет назад. Тогда я сам лежал в такой же с ожогами, понимая, что потерял брата в страшной аварии.

Мне было двадцать восемь, я хотел мстить, хотел во всем разобраться, знал, что все случившееся произошло не просто так, это не было несчастным случаем, и мои догадки оказались правдой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Вы кто?

В коридор из палаты вышел невысокий мужчина в белом халате, с надвинутой на брови шапочкой и маской на лице. Мы в больнице, в той, что была ближе к дому, не приходилось выбирать. Нашел Виту лежащей в душевой, решил, что она упала и ударилась, но все оказалось хуже.

Девушка вся горела, горячая кожа, бледная, тяжелое дыхание. Выключил воду, взял на руки, завернул в одеяло. Кричал Вальтеру, чтобы вызвал «скорую помощь», перепугал всех в доме. Поразила реакция Инны, она лишь стояла в стороне, прижав руки к груди, и смотрела, не задавая вопросов, не интересуясь, что с дочерью.

«Скорую» ждать не стал, водитель подогнал машину к крыльцу, загрузились вместе с Вальтером, ехали, казалось, целую вечность. Но когда передали девушку медикам, напряжение не спало. Ждали в приемном покое, потом, спустя несколько часов, когда Виту, после того как пришлось дать денег, положили в отдельную, самую лучшую палату, перебрались к ней.

— Так кто вы ей?

— Отчим, я ее отчим. Что скажете?

— Мать у нее есть или только отчим и его друг?

— Мать есть, но она приедет позже.

— Все не так радостно, как бы хотелось. Двустороннее воспаление легких. Почему она такая худая в девятнадцать лет?

— Балерина.

— Понятно. Так вот, анализы еще не все готовы, но что имеем, то имеем. Но это не все, мне очень не нравится ее сердце. Жалобы были?

— Не знаю, Вита почти восемь лет живет в академии, без понятия, на что она там жаловалась, мы с ее матерью не так давно вместе.

— Хорошо, будем лечить. И перестаньте всем вокруг совать деньги и пугать мой персонал. Мы не бросим ее и сделаем все, чтобы вылечить. И хорошо, что быстро привезли.

Доктор ушел, я даже имени его не спросил, сел в кресло, опустил голову, зарываясь пальцами в волосы. Стоит закрыть глаза, как вижу ее, картинки яркими вспышками, как она танцует, как летает над сценой. Как злится, кричит, а потом как стонет в своем оргазме.

Кто бы мог подумать, что месть Туманову, заключающаяся в том, чтобы разрушить его компанию, которую он присвоил себе, подделав документы, после гибели своего партнера, будет такой несладкой.

Привкус горечи и пепла на губах. Потому что я сам чувствую этот дым и огонь, в котором я снова горю. Но он уже другой, он только для меня.

С трудом открыла глаза, выныривая из пустоты и темноты.

Тело словно невесомое, ватное, во рту сухо, так что язык с трудом шевелится, прилип к нёбу. Запах лекарств, хлорки и сладких духов. Белый потолок, неяркий свет, слышу хорошо, ощущая чье-то присутствие.

— Ну наконец-то, привет, спящая красавица. Как у тебя дела?

Не сразу, только спустя несколько секунд фокусирую взгляд на человеке перед собой. Это женщина, голубая шапочка, такого же цвета рубашка, наверное, доктор или медсестра. Круглое приятное лицо, большие глаза, на носу веснушки.

Не знаю, как у меня дела. Понятия не имею.

— Какой сегодня день?

— Бог дал, шестнадцатое с утра было.

— Шестнадцатое чего?

— Января, конечно, каникулы закончились, нас накрыли будни. Хотя какие у нас тут каникулы? Да и хорошо, что они закончились, то обмороженные, то поломанные.

Голова не соображает совсем. Как шестнадцатое января? Я должна быть в академии, а не на больничной койке. Пытаюсь подняться, но сил нет даже на это.

— И куда ты собралась? Марафон бежать? — У женщины странное чувство юмора, мне нравится. — Нет-нет, тебе надо лежать, у тебя строгий постельный режим.

— А что случилось? — Голос хриплый, в горле скребет болью.

Смотрю по сторонам. Хочу поднять руку, но выходит с трудом, в вене игла, от нее трубка, капельница. Пахнет странно, как в академии в столовой, когда уборщица моет там пол.