Запретный плод (ЛП) - Ричардсон Аманда - Страница 13

Я быстро вскакиваю, вслепую шатаясь по комнате и ища свой телефон. Я ощупываю свою кровать, но, проверив ее дважды, не нахожу его.

Где он, где он, где он, где он, где он, где он!

Два быстрых стука раздаются в дверь, и прежде чем я успеваю ответить, Лиам распахивает дверь, и комната освещается светом фонарика в его руке.

— Ты в порядке?

Его глаза на полсекунды пробегают по моему лицу, прежде чем он бросается вперед, притягивая меня в свои объятия.

— Черт, Зои, — бормочет он, прижимая меня к своему телу.

Звук его срывающегося голоса и ощущение его голой груди на моем теле отвлекают меня достаточно, чтобы подавить мгновенную панику. Прижавшись лицом к его груди, я делаю несколько спокойных вдохов, позволяя его теплой коже и дымному аромату лакрицы успокоить меня. Он такой твердый, как дерево. Он не двигается, не колеблется, не задает вопросов.

И я... в безопасности.

— Вдохни на десять, выдохни на десять, — приказывает он. Я выполняю его команду, делая ровные, глубокие вдохи.

Десять секунд вдох, десять секунд выдох.

Мы стоим так еще несколько минут, пока время замедляется.

— Генератор скоро все включит,— бормочет он, когда я успокаиваюсь, и его голос хрипло звучит у меня в голове.

— У тебя есть генератор? — спрашиваю я, голос тихий. С тех пор как я переехала к нему, было несколько сильных штормов, но его обычно не было дома, когда они случались... так что я пережила их в одиночку.

— Конечно. Я знаю, что ты не любишь бури.

— Но...

— Я тоже их не люблю. Больше не люблю.

Вес его утешительных слов отдается во мне, и я зажмуриваю глаза, крепче прижимаясь к нему.

К счастью, Южная Калифорния не подвержена ураганам, так что с этой паникой мне приходится сталкиваться нечасто. Я знаю, что это психосоматика. Я знаю, что страх попасть в шторм, как это было с моими родителями, имеет психологический смысл.

Но все равно... когда это случается, это потрясает меня до глубины души.

И хотя Лиам почти никогда не подходит к двери моей спальни, сегодня он меня разыскал.

Потому что он знает, как сильно они меня пугают.

От одной этой мысли я прижимаюсь к нему еще крепче. Вдыхаю его знакомый запах, его теплое, твердое тело прижимается к моему... это мгновенный дофаминовый удар.

— Не могу... дышать. — Он резко задыхается, в его голосе звучит нотка юмора.

Я мгновенно отстраняюсь, чувствуя себя лучше, когда он здесь. Мой пульс замедлился с бешеного до быстрого, а руки почти перестали дрожать.

Когда я поднимаю глаза на его голый живот, света недостаточно, чтобы по-настоящему оценить вид. Должно быть, он уронил фонарик на пол в спешке, чтобы добраться до меня.

И эта мысль приводит меня в полное замешательство и смятение.

— Я пошутил, — говорит он, криво улыбаясь. — Тебе не нужно было отстраняться, маленькая бунтарка.

Маленькая бунтарка. Мое прозвище с давних пор. Я не могу вспомнить, почему он дал мне это прозвище.

Его голос, прозвучавший ночью в Каталине, проплывает в моих воспоминаниях.

Ты чертовски хороша на вкус, маленькая бунтарка.

— Я больше не ребенок. Ты можешь отказаться от прозвища.

Мой голос дрожит сильнее, чем я хотела бы, но адреналин от шторма, объятия, его голос и улыбка, и это прозвище... оно заставляет меня чувствовать себя не в своей тарелке.

Каждый раз, когда я слышу, как он его произносит, я вспоминаю ту ночь и грубость его голоса, когда он заставил меня кончить три раза подряд. Это то, чего я до сих пор не смогла добиться ни с кем другим.

Он открывает рот, чтобы ответить, но тут снова включается электричество, заливая комнату мягким светом. Я слышу, как позади меня пищит мой компьютер, и, переведя взгляд на Лиама, не могу удержаться, чтобы не провести глазами по его обнаженному животу.

На нем зеленые и черные клетчатые пижамные штаны без рубашки. Когда он наклоняется, чтобы взять фонарик, мне приходится отвести взгляд, потому что я понимаю, что краснею.

— Все еще делаешь домашнее задание? — спрашивает он, подходя к моему компьютеру, прежде чем я успеваю его остановить.

— Нет, это не...

Мои щеки пылают, когда экран оживает, и на большом рабочем столе появляется белый документ Word, четкий как день. Я подбегаю к компьютеру и нажимаю кнопку сна. Меньше всего мне нужно, чтобы Лиам, автор, удостоенный наград, узнал, что я пишу глупую романтическую книгу. Но когда наши взгляды снова встречаются, его губы выгибаются вверх, а глаза сужаются, чтобы дать мне понять, что он увидел что-то инкриминирующее.

— Ты что-то пишешь? — осторожно спрашивает он.

Я пожимаю плечами, пытаясь сдержать румянец. — Не совсем. Ничего особенного. Просто глупости, которые я делаю, когда мне скучно или я не могу уснуть.

Он выглядит одновременно очень любопытным и потрясенным.

— Выдумка? — спрашивает он, его голос - низкое мурлыканье.

— Да. Это фантазия. Перестань, — тихо призываю я его.

— Я не… — Он останавливается и вытирает рот рукой, от этого движения мышцы его голого бицепса напрягаются. — Я не знал, что тебе нравится писать.

— Нет, — автоматически отвечаю я.

Не знаю, почему я лгу. Наверное, потому что моя книга принадлежит только мне. Это единственная вещь, которая предназначена только для моего удовольствия. Я хочу, чтобы она была защищена и спрятана. Я знаю, что она никогда не увидит свет, и это то, что приносит мне радость. То, что мотивирует меня справиться с кучей домашних заданий. Если бы Лиам знал, что мне нравится писать, он мог бы задавать больше вопросов об этом. Хуже того, он мог бы захотеть прочитать ее.

То, что он знает, уже плохо.

Он не должен был знать.

Он выглядит так, будто хочет сказать что-то еще, но вместо этого засовывает руки в карманы пижамных штанов.

Мне приходится активно удерживать взгляд на полу, чтобы не позволить ему снова заглянуть в его голый живот.

— Я делал сэндвич, — непринужденно говорит он. — Не хочешь присоединиться ко мне?

Я вскидываю бровь. — Сейчас середина ночи.

— Ты не съела почти ничего из курицы, — возражает он.

— Ты следишь за моим питанием?

Он подходит ближе.

— Должен, учитывая, что ты использовала мои деньги на еду, чтобы сделать маникюр.

Его глаза становятся хитрыми. — Ты голодна?

Мой желудок выбирает именно этот момент, чтобы громко заурчать. С довольной ухмылкой он поворачивается и выходит из моей спальни.

— Черт возьми, — шепчу я, следуя за ним секунду спустя.

Потому что я знаю, что он не собирается надевать рубашку, и мне придется притворяться, что я не пялюсь на него еще как минимум десять минут.

Когда я занимаю место на острове, Капитан Суши обнимает мои икры и прыгает вверх, положив большие лапы мне на бедра. Целуя его в лоб, я слышу смех Лиама.

— Он так мурлычет только с тобой. Я думаю, это потому, что он запечатлел тебя.

Я нахмуриваю брови. — Как это возможно? Он был у тебя много лет до того, как я с ним познакомилась.

Лиам перестает нарезать помидор и смотрит на меня, волосы спадают ему на лоб.

Проклятье. У меня сводит живот, когда его губы подергиваются от удовольствия, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на безудержных бабочек, порхающих внутри меня.

— Ты не помнишь тот день, когда я привез его домой?

Я наклоняю голову. — Я была там?

Его губы изгибаются в сторону, когда он опускает взгляд и снова принимается за нарезку. — Да. Тебе было девять. Это была неделя, когда мой отец..., — пожимает он плечами. — В общем, мы с братьями провели большую часть той недели, возвращая животных из его зверинца, и каждый решил взять одного с собой. К чести отца, он заботился о них и нанял лучших помощников, но, конечно, его судебное разбирательство означало, что безопаснее было пристроить животных до того, как их заберет служба контроля за животными. Чейз взял одного из петухов, Майлз - карликовую козу, и, конечно, я взял капитана Суши. Он был молод и уже одомашнен.