Скажи на милость (ЛП) - Ричардсон Аманда - Страница 11

Или он?

Это маленькое настойчивое чувство, которое преследовало меня более десяти лет, снова подкрадывается ко мне. Зачем еще ему это делать? Почему еще он так заботился о сестре своего лучшего друга? И если это все было для шоу, как он посмел?

Он заслуживает того, чтобы знать, что он действительно чертовски сбивает с толку. Он должен знать, что ему следует отступить от моей жизни, если он настаивает на том, чтобы исчезнуть из нее, потому что это несправедливо по отношению ко мне.

Мои ноги двигаются раньше, чем я успеваю думать.

При этом движении Чейз отрывается от своего телефонного звонка, и выражение его лица не меняется, когда он наблюдает, как я пересекаю комнату самой красивой вечеринки, которая когда-либо была, направляясь прямо к нему.

И я уверена, что тоже выгляжу чертовски злым.

Хорошо.

Он должен знать, что все это ненормально.

Он хочет уйти из моей жизни? Отлично. Но он не может выбирать. Все или ничего, и, откровенно говоря, если мне придется сказать ему, чтобы он пропадал и забрал с собой все его деньги, я это сделаю.

Как только я достигаю его, я вижу, что он заканчивает звонок. Его рука тянется к моей, и он тащит меня прочь, выглядя злее, чем я себя чувствую.

О, чертовы нервы.

ЧЕТВЕРТАЯ ГЛАВА

СПОР

Чейз

— Не устраивай сцен, Паркер, — рычу я, и ее возмущенное выражение почти вызывает у меня желание улыбнуться. Я киваю, когда мы проходим мимо удивленных зрителей . Я уверен, что меньше всего ей хочется, чтобы ее гости задавались вопросом, почему она так зла на вечеринку по случаю помолвки, хотя меня охватывает легкий трепет, когда я думаю о том, как это я ее так сильно разозлил. Я открываю первую попавшуюся дверь — офис — и втягиваю ее внутрь, прежде чем закрыть ее. Как только мы оказываемся внутри, я отпускаю ее руку и делаю шаг назад. — Теперь ты собираешься сказать мне, почему ты выглядишь так, будто собираешься на меня наброситься?

Она усмехается, и, находясь так близко к ней, я чувствую запах ее духов. Это духи? Он легкий и цветочный, с тонким ароматом роз и свежесрезанных цветов. Нет, это должно быть ее шампунь.

— Я думаю, ты уже знаешь, — обвиняет она. Ее щеки порозовели, а дыхание пахло шампанским. Ах. Тогда жидкое мужество. Это должно быть весело.

— Почему бы тебе не просветить меня? — спрашиваю я, держа губы прямыми. Если она заподозрит, как меня это забавляет, я могу не выбраться из этого офиса живым.

— Лебеди , — шипит она.

Мои губы дергаются.

— У тебя проблемы… с лебедями? — легкомысленно спрашиваю я.

Она делает нерешительную попытку оттолкнуть меня, но я не двигаюсь с места.

— Да, лебеди, — жестоко говорит она. — И шампанское моего года рождения, икра, все эти испытания, на самом деле… это чертовски чересчур, Рейвэдж.

Использование ею моего старого прозвища вызывает во мне трепет. Я покачиваюсь на каблуках, засовывая руки в карманы брюк. — Ты удивлена, что это слишком? Ты же знаешь, Паркер, я ничего не делаю наполовину.

Особенно, когда дело касается ее.

Поэтому она злится?

Потому что я зашел слишком далеко?

Ее глаза сузились.

— Не знаю, — признается она все еще хриплым и напряженным голосом. — Я больше ничего о тебе не знаю.

Я не знаю, что на это сказать, поэтому выбираю следующий лучший вариант: нажимать на ее кнопки.

— Хорошо, тогда я думаю, что мы закончили здесь, — подстрекаю я, делая шаг к двери.

— О нет, — рычит она, скаля зубы и притягивая меня назад за переднюю часть моего пиджака. — Ты никуда не пойдешь. Не раньше, чем я скажу тебе, насколько все это неуместно.

Проклятие. Насколько я помню, она такая же дерзкая, но мое стремление к контролю побеждает. Последнее, что я хочу делать, это оставаться в этом офисе с ней. В такой близости. Не в силах прикоснуться к ней. Тем более, что она помолвлена с другим.

— При всем уважении, если ты хочешь продолжать кричать на меня, думаю, я сойду. Когда ты будешь готова поблагодарить меня, ты знаешь, где меня найти.

Я снова отступаю и через полсекунды понимаю, что мой ответ был совершенно неправильным.

— Ты , — кипит она. — Ты не можешь войти в мою жизнь в одну из самых счастливых ночей в моей жизни. Ты должен был остаться в моем прошлом, — добавляет она более мягким голосом.

— Один из самых счастливых дней в твоей жизни? — спрашиваю я, моя челюсть твердеет. — Тогда скажи мне, Паркер, почему ты выглядишь так, будто собираешься на чертовы похороны?

Я позволяю своим глазам медленно осматривать ее тело и трахаться , если это платье не подходит ей как перчатка. Мои глаза впиваются в нее, когда я поднимаю брови в немом вопросе. Ее рот открывается, а затем закрывается. Я сокращаю расстояние между нами. — Или ты могла бы уточнить, почему это должна быть одна из самых счастливых ночей в твоей жизни? Предполагалось, что… то, как ты выразилась, говорит мне все, что мне нужно знать.

Ее кулаки сжимаются по бокам.

Ладно, может я ее немного несправедливо провоцирую. Подталкивая ее к признанию того, что я хочу услышать. Но я не могу не задаться вопросом, почему моя финансовая помощь и мое присутствие здесь сегодня вызывают у нее практически пену изо рта. Как всегда с ней, я нахожусь на грани между желанием подтолкнуть ее и подстроить под свои прихоти, пока она не скажет все красивые слова, и желанием убедиться, что она держится подальше от меня по той же самой причине.

— Я хочу знать, почему, — просто говорит она, выглядя теперь более смиренно.

Я пожимаю плечами. — У меня есть все эти чертовы деньги, и мне не на что их тратить. Это меньшее, что я могу сделать для сестры моего лучшего друга.

Она закатывает нижнюю губу между зубами и смотрит в сторону. Ее руки разгибаются, и она скрещивает руки.

— Тебе не нужно было делать все это, — натянуто говорит она. Ее брови нахмурены, когда она снова смотрит на меня. — Я найду способ отплатить тебе. И ты не будешь платить за мою свадьбу.

Я поднимаю руки вверх, молча сдаваясь. — Отлично. Как хочешь, Паркер.

— Ладно, — фыркает она.

Вздохнув, я потираю рот.

— Он делает тебя счастливой? — Я спрашиваю.

— Что? — спрашивает она, внезапно снова разозлившись.

— Деклан.

— Он Дилан, — шипит она.

— Ты не ответила на мой вопрос, — строго говорю я ей.

Ее рот приоткрывается, и она выглядит так, будто не знает, что сказать. — Ага. Он делает меня счастливой.

И я знаю... я знаю... я не должен задавать ей этот вопрос.

Пусть лгут лживые собаки и все такое. Но я должен знать. Какая-то маленькая извращенная часть меня должна знать.

— Он обращается с тобой как с обедом из семи блюд, Паркер?

Она перемещает ее вес и смотрит в сторону.

Я потратил годы на изучение языка тела. Из-за характера моей внеклассной деятельности я должен следить за тем, чтобы женщины, с которыми я работаю, получали удовольствие. Я научился читать каждый вдох, каждый мышечный рывок, каждое мыслимое выражение лица. Когда мои сабвуферы слишком увлечены сценой, чтобы говорить вербально, я могу расшифровать их мысли по языку тела. Мы используем вербальные и невербальные стоп-слова не просто так. Это полезный инструмент, который, безусловно, пригодится в такие времена.

А Паркер? Она чертовски легко читается.

На моем лице появляется безразличие, пока она втягивает глоток воздуха.

— Ага. Обед из семи блюд, — быстро говорит она.

Маленькая лгунья.

Я бездумно играю со своим кольцом, изучая ее. Она не собирается открываться мне сегодня после того, как почти не разговаривала со мной в течение восьми лет. Но по какой-то чертовой причине я хочу, чтобы она признала свой фарс. И не только потому, что я не терплю лжи. Джульетта мне не подчиняется. А потому, что я хочу быть прав.