Восьмая наложница (СИ) - Буланова Юлия - Страница 41
- Предыдущая
- 41/75
- Следующая
— Жизнь часто бывает несправедлива. И у несправедливости этой тысяча граней', — сказала я тихо. — Так устроена жизнь. Иногда плохие вещи, просто, случаются и не в нашей власти изменить их. Мы можем лишь принять их. Чтобы жить, а не гореть в огне собственных мыслей, сожалений и обид.
Глава 30
И вот, казалось бы, всё теперь должно стать хорошо. Мы в относительной безопасности. Между нами больше не стоит стена недопонимания.
Но нет.
Наверное, это какой-то странный закон мироздания. Если в жизненное уравнение внести ребёнка оно мгновенно становится нерешаемым.
Я думала, что Киан и Джин поладили. О любви, конечно, речи нет. Но они вполне нормально общались. Не ссорились. Находили темы для разговоров.
Думала.
У нас вторые сутки не прекращается скандал. Пятый принц ревновать изволит.
Какие занятия или игры?
Позиционная война и нет ни малейшего намёка на возможность переговоров.
Кажется, что это всё мне выпало за спокойствие последних пяти лет. Джин всегда был очень спокойным ребёнком и никогда не доставлял особых проблем. Конечно, нас пятеро взрослых на одного мальчишку, но всё же…
— Предлагаю запереть принцев в одной каюте, — прошипел Лей сквозь зубы ни к кому конкретно не обращаясь.
— Подерутся, — уже без каких-либо эмоций отвечает Шен.
— А мы у них сначала оружие отберём, а потом запрём, — не сдаётся целитель. — А, даже, если и подерутся. Даст Богиня, не поубивают друг друга
— Пошли, — скомандовал я, поднимаясь на ноги.
— Куда? — удивился Лей.
— Запирать их каюте. Однако, мне придётся составить им компанию. Ни еды, ни воды до тех пор, пока мы спокойно не поговорим. Шен, никого не впускать и не выпускать, пока я не разрешу. Даже, если они, действительно, устроят драку.
Молодые люди разделились. Лей вежливо препроводил Киана в его каюту, а Шен, буквально, притащил туда упирающегося Джина.
— Не хочу! — орал ребёнок. — Отпусти меня немедленно!
Но это же Шен. Он и взрослого скрутить может.
Киан, что удивительно, лучше всех нас вместе взятых переносил истерику. Видимо, когда Лисёнок перестал вести себя, как взрослый, разрывая шаблоны дяди, последнему полегчало. А мы-то к хорошему привыкли, что у нас ребёнок — чистое золото.
— Вы не покинете это место, пока мы не решим ваш конфликт, — заявляю твердо и жестко, обводя взглядом двух участников конфликта.
— Не хочу! Уходите! Не хочу!
— Джин, мы не уйдём, пока ты не расскажешь, что тебя так беспокоит, — я стараюсь быть спокойной, напоминая себе, что сын не всегда может контролировать свои эмоции. А последние события, похоже, совсем выбили почву у него из-под ног.
— Ничего! Меня ничего не беспокоит! Уйди! Ты меня не любишь!
— Люблю. Очень сильно люблю. Что тебя расстроило? Лисёнок, скажи мне, пожалуйста.
— Не любишь. Ты хочешь быть с ним! — уже ревёт ребёнок. — Вот и уходи. Ты мне не нужна!
Я делаю глубокий вдох. Это ужасно обидно слышать, но Джиндзиро это не со зла. Просто, расстроен и напуган. А мне нужно научить его справляться с данными эмоциями. Кому станет лучше, если я сейчас разозлюсь, наору на него или по заднице шлёпну?
Этим я распишусь в собственном бессилии, хоть как-то повлиять на ситуацию. Да и опускаться до уровня пятилетки не хочется. Я же, в отличие от него, свои чувства умею держать под контролем.
— Почему ты считаешь, что моё желание быть рядом с принцем Кианом доказывает, что я не люблю тебя? — сын обиженно складывает руки на груди и молчит. — Я люблю тебя. И ты всегда будешь самым важным мальчиком в моей жизни. Но кроме тебя у меня есть другие интересы. Мне нравится учиться новому, слушать, как Шен играет на цитре или флейте, общаться с девочками, читать, в конце концов. Но ты же не заявляешь, что я тебя не люблю на том основании, что мы с Леем решили вечером попить чая.
— Ты общаешься с ним не так, как с остальными! И он… не так. А я не хочу, чтобы он стал нам семьёй. Он нам не нужен. Нам было лучше без него.
Киан порывался что-то сказать, но я остановила его движением руки. Пусть Джин выговорится.
— Тебя тревожат перемены. Понимаю. Всё происходит слишком быстро. Ты боишься нового и непонятного. Это нормально. И злиться — это нормально. И даже обижаться. Но подумай сам. Принц Киан, уже, твоя семья. Хочешь ты того или нет. Он — твой дядя. Просто, раньше он был далеко и не знал тебя. А теперь этот человек будет рядом.
— Семья — это лишь те, кого я люблю, — Лисёнок упрямо вздёрнул носик. — Кровное родство не имеет значения!
— Правильно. Кровное родство не имеет значения. — соглашаюсь я, чем ввожу в замешательство сына, решившего спорить до хрипа с любым моим высказыванием. — Надо судить не по крови, а по поступкам. Разве твой дядя не постарался защитить тебя от Императора и его гарема, забрав с собой на юг? Разве он не был к тебе добр?
— У него были скрытые мотивы! Свои мотивы!
— Допустим. Но у всех людей есть свои причины поступать так, а не иначе. Иногда мы не спешим озвучивать их. Ты, тоже не обо всём нам рассказываешь. И это правильно. Но, прежде чем обвинять человека в том, что у него, якобы, были скрытые мотивы, ты напрямую спросил о них? Ты выслушал ответ? Нашёл в нём ложь? Или не посчитал нужным решив, что уже научился читать людей, словно открытые книги, а осознав свою ошибку разозлился?
Джин всё ещё дулся, но уже не кричал. И, как мне показалось, начал коситься на дядю с некоторым сомнением.
— Я готов ответить на все вопросы твои вопросы, Джиндзиро, — осторожно произнёс Киан.
— Зачем вам моя мама? — ребёнок начал с наболевшего.
— Это сложный вопрос. Поэтому мой ответ будет длинным. Ты готов выслушать его полностью и лишь тогда сделать выводы?
— Да. Но я пойму, если вы лжёте.
Я кивнула, подтверждая. Лисёнок, действительно, чувствовал враньё. Но лишь если человек имел намерение ввести собеседника в заблуждение. Если же добросовестно заблуждается, то слова его воспринимаются, как правда.
— Я даю слово не лгать.
Лисёнок с подозрением уставился на родича, однако, кивнул, показывая, что готов слушать.
— Она умная, искренняя, добрая, красивая. Мне хочется, чтобы эта женщина была рядом. Это никак не связано с тобой. Я не стану использовать ее. Потому, что она нужна мне сама по себе, а не как инструмент влияния на тебя. Я люблю её. И вижу, что мои чувства взаимны. Ты же понимаешь, что она не желает быть рядом с Императором? Если бы твоя мама была ко мне безразлична, я не стал бы навязывать ей своё общество.
— А почему нельзя было полюбить другую? У вас ведь были другие женщины. Например, те две наложницы о которых все говорят.
— Джин, — Киан сделал глубокий вдох и заговорил еще более осторожно. — Это, тоже, сложный вопрос.
— Я готов слушать, — Лисёнок сел на пол в позу «замершего тигра», как учил его Лей и уставился на Киана.
Мужчина отзеркалил позу племянника, а я тяжело опустилась на топчан возле стены и максимально постаралась не отсвечивать. Пока Киан неплохо справляется. Говорит спокойно, искренне и без глупого самодовольства.
— Джин, я не знаю теперь любил ли Янир. Когда-то мне казалось, что любил. Она была весёлой, легкомысленной и немного капризной. Я хотел, чтобы она была счастлива, дарил подарки и разрешал ей всё. По приказу Старшей Госпожи в её косметику помешали яд. Но подозреваю, что в смерти Янир виновна не только она. Лиари я любил. Она была похожа на ту служанку, что заплетает волосы в две косички.
— На Аю? — Лисёнок посмотрел на дядю с грустным пониманием и некоторой жалостью. В умении мягкой и тихой Айки трепать нервы он убедился на примере ее сложных отношений с Шеном.
— Да, — Кажется, Киан не совсем понимал, что значит жалостливая гримаса племянника. — Лиари была очень доброй, скромной и ласковой. Она носила моего ребёнка. Это и стало причиной её смерти. Мою наложницу убила Шанэ. Были ещё две девушки. Я ни разу даже встречал их лично. Лишить их жизни приказал Император. Чтобы я оставался один.
- Предыдущая
- 41/75
- Следующая