Восьмая наложница (СИ) - Буланова Юлия - Страница 39

Она оказалась невероятно приятной, почти теплой.

Говорят, разлучиться плавать невозможно. Но я почему-то растерялась. Начала бестолково метаться, каждые несколько секунд уходя под воду. У меня даже не выходило толком сделать глоток воздуха.

Киан выдернул меня из плена морской стихии практически сразу. Обнял одной рукой, укладывая себе на грудь:

— Тише. Успокойся. Вода — это не твой враг. Вода — это друг. Доверься ей, и она никогда уже не предаст. Да. Вот так. Хорошо. Умница.

— Я очень давно не плавала.

— А когда было это «давно»? Прекрасная госпожа тогда бегала в коротких платьицах? Лет, этак, десять назад? Я угадал?

— Я была немного старше Джиндзиро. Кузина моей бабушки решила отвезти своих внуков на озеро. Погулять. Искупаться. Я не должна была ехать с ними. Но, в общем, так вышло, что не взять меня они не смогли.

— И ты больше ни разу не плавала?

— Нет.

— Ну, ничего. Сейчас вспомнишь.

Волны обнимали нас, словно бы подталкивая друг к другу. Ночь пела о том, что сегодня можно всё. А звёзды обещали быть единственными свидетелями моего безумства.

Я сама потянулась к его губам.

А он ответил.

Это не было похоже на «страстную вспышку» или «разряд напряжения». Есть у меня предположение, что любовные романы, если и не врут, то сильно преувеличивают.

Мне было приятно.

В теле поселилась странная лёгкость.

Я улыбнулась. Но когда мужчина заговорил, улыбаться мне расхотелось, совершенно.

— Ты же не пытаешься таким образом купить мою лояльность пятому принцу? — спросил Киан шёпотом, и его руки скользнули по моей спине к пояснице. — Не надо, если так. Я буду защищать твоего сына. Я буду заботиться о вас двоих.

— С чего вдруг такие мысли? — мне хочется, чтобы мой голос казался спокойным и легкомысленным, но момент бесшабашного счастья был безвозвратно утерян.

— Ты чувствуешь хоть что-то во время поцелуя?

— Мне приятно. Мне приятно, когда ты прикасаешься ко мне. Но, да, я в курсе, что для тебя это, скорее всего, означает «ничего». Всё в мире имеет свою цену. Не переживай. Это я не к тому, что всё продаётся. Всем известно, чем предстоит пожертвовать той, кто войдёт в гарем Золотого Города, но… возможность стать Императрицей, править, пусть и не страной, а всего лишь дворцом застит глаза глупым девчонкам. Их утешает иллюзия высокого положения и жажда власти.

— Но ты никогда не хотела быть Императрицей, — Киан зло усмехнулся.

— Не хотела. И не буду. Когда Джин взойдёт на престол, Золотой Город вновь станет храмом Алой Богини. А матери Императора не придётся управлять гаремом. Потому, что самого гарема не будет. Наложницы Исао или покинут Золотой Город, или переедут во дворец Скорби. Принцесс из тех, кто доживёт до этого светлого дня, пристроим замуж, и всё. Хотя, не думаю, что это будет сложно. Их будет мало. Наверное, это звучит ужасно цинично. Однако, что поделаешь? Сейчас у меня нет возможности им помочь. Чтобы перестать подпитывать скверну, отнимающую жизни императорских отпрысков, им придётся отречься от имени и рода. С девочками будет проще всего. Женщина, выходя замуж, переходит в семью мужа. А с принцами могут возникнуть сложности. Впрочем, мы всем им объясним: носить имя Акинара для них — это всё равно, что ходить об руку со смертью. А дальше уже будет их выбор. Неволить никого не будем.

— Ты отдала всё, чтобы в конце своего пути не получить ничего.

— Не надо драматизировать, — я раздражённо фыркнула, отталкиваясь от мужчины. У меня уже получалось держаться на воде самостоятельно. — Не надо меня жалеть или же считать неполноценной потому, что мои возможности в чём-то ограничены. Нет одного. Есть другое. Я, как личность, не состою только лишь из полового влечения или удовольствия, которое оно несёт. Ни один человек, даже самый примитивный не может из этого состоять. У меня одна нога могла быть короче другой из-за повреждения сустава. Шрамы. Лишний вес. Заболевания кожи. Все люди в этом дивном мире могли бы быть красивее или здоровее меня. Но это не делает их лучше. Не делает меня хуже их. Ваше Высочество, если вам претит связь с той, кто в постели не почувствует ничего, так никто вам не навязывается. Вы в праве выбирать тех, кто подходит под ваши критерии. Я вправе послать к Великому Хаосу тех, кто видит мои ограничения вместо меня.

— Я не желал оскорбить вас.

Принц стал невероятно серьёзным. Даже на «вы» перешёл. Видимо, в ответ на моё обращение.

— Этим вы не можете меня оскорбить. Тут всего лишь вопрос личных предпочтений. В конце концов, у меня они, тоже, имеются. Я же не хочу иметь ничего общего с вашим братом. Хотя, тут, наверное, тоже, есть некоторая проблема.

Конечно есть. Если вспомнить, какая между ними вражда. Вряд ли он хотел бы подбирать объедки за Исао. Тут же дремучее традиционное общество, где женщина — это не свободная личность, а жертва сотни стереотипов.

Не то, чтобы на моей родине было как-то иначе. Особенно, в нашем захолустье. Все друг про друга всё знают, а что не знают, так всегда рады додумать и со знакомыми фантазиями поделиться. Обсудить и осудить. Такие уж нравы. Провинция.

За пару лет до моего вынужденного переезда на Альтею, я… нет, не уверовала в бога, которому бабушки мои денно и нощно молились. Но здраво рассудила, что от алкоголизма моего папочку лишь какая-то высшая сила излечить может. Сам-то он от своей болезни не страдал. Он ей наслаждался. Мама, как в зыбучих песках, тонула в созависимых отношениях. А остальным до наших проблем дела не было. Нет, конечно, бабушки-дедушки на словах утверждали, что лишь о нашем счастье и думают, но дальше слов на публику не заходили.

Поэтому решила я обратиться к творцу всего сущего. Люди-то с тем ужасом, что творился в нашей семье, предпочитали бороться методом игнорирования. То есть, если они перестанут видеть проблему, она, как бы, исчезнет.

Я вполне честно молилась два с половиной месяца. Три раза в день. Утром, в обед и вечером. По аналогии с приёмом лекарств. А по воскресеньям вставала чуть свет и тащилась в церковь. Встречала там одну из бабушек или их обеих. Молилась. Ставила свечки. Целовала иконы. Даже на исповедь ходила. Первые несколько раз прошли нормально. Мне отпускали такие рядовые грехи, как отчаяние, гнев и неуважение к родителям, ссоры с сестрой и несоблюдение поста. Хотя, в последнем я не слишком раскаивалась. Это некоторым пост соблюдать легко. Я же мимо их кухни проходила и видела, что не хлебом с водой они обедать собираются. У них там и каши, и овощи тушеные, и суп с грибами. И даже кисель. А у меня выбор был простой: или ешь то, что дома нашлось, или голодная сиди. Немного несправедливо выходит, что батюшка, который так отобедает не грешит, а я, которая вчера на ужин съела одно куриное яйцо, почему-то каяться должна. Но религия — это не про справедливость. Она про веру. Ты либо это принимаешь, либо бежишь от церкви дальше, чем видишь. Ради сохранения душевного равновесия.

Мне принимать такую концепцию не хотелось. Только и бежать было некуда. И я качала навык под названием «смирение». Получалось плохо. Однако, а вопросе отцовского алкоголизма надежда была только на чудо. А чудесами, как известно, промышляют лишь экстрасенсы-целители и церковь. На специалистов оккультной сферы у меня не было денег. А Бог для ниспослания исцеления от порочной тяги к спиртному требовал от меня через своих служителей, относительно, простых вещей.

В последнее же мое посещение церкви случилась прямо-таки анекдотическая ситуация. Только мне было совсем не смешно.

Нашего батюшку временно заменял коллега. Это был дедок лет восьмидесяти с хвостиком. Он тяжело опирался на тросточку, дышал со странным присвистом и подслеповато щурился.

Что там послужило причиной его, скажем так, неадекватного комментария, я не знаю. Может, он не понял, что перед ним ребёнок потому, что забыл надеть очки? Или профдеформация сработала? Но выслушав от меня стандартный список нарушений божественных запретов, он отпустил это всё и не совсем понятные мне «блуд и прелюбодеяние».