Восьмая наложница (СИ) - Буланова Юлия - Страница 37

— Я, пожалуй, действительно, поспешил с выводами, — немного натянуто улыбнулся мужчина. — Но теперь вижу, что пятый принц — сын своей матери. Вы так разумны и рассудительны, хотя вам нет даже тридцати.

— Госпоже недавно исполнилось двадцать, — шепотом произнёс Шен, склоняясь к принцу и протягивая ему тарелку с мясной кашей.

Печально, конечно, что я ещё и выгляжу старше своих лет. Однако, с такой генетикой и жизнью это не удивительно.

— Сколько? — Киан аж на ноги подскочил, роняя свой ужин. На лице шок, неверие и, кажется, ужас. — Сколько?

— Двадцать, — подтверждаю я сей прискорбный факт. В моём мире мне было бы сейчас двадцать три. Но тут в году почти на шестьдесят дней больше. И считать надо так, как привыкли местные.

— Сколько вам было лет, когда вы вошли в Золотой Город?

— Почти четырнадцать.

— То есть тринадцать? — в голосе Киана слышится металл. Шен и Лей реагировали, примерно, так же.

Ну, не принято тут тащить в постель девочек моложе семнадцати. В шестнадцать — это ещё хоть как-то приемлемо, при большой взаимной любви. Но в тринадцать… Такое считается извращением. По ряду вполне объективных причин. Таких, как физическое здоровье девушек. Ведь никто не будет спорить, что подростковые беременности могут быть крайне опасны, даже при наличии магов-целителей.

Пойти в этом возрасте в услужение можно. Многие девушки из бедных семей делают так, чтобы накопить на приданное. Но стать служанкой в гареме — не то же самое, что наложницей.

— Я прошу прощения, — произнёс мужчина сдавленно.

— За что? Это же не вы спали со мной.

После этих слов Киан залился краской. Какой нежный! У нас даже Ая так не реагирует. Теперь. Хотя, первое время, конечно, и краснела, и бледнела. Но с кем поведёшься… потом у нее стыдливости поубавилось.

— Может быть заварить чая? — дипломатичный Лей, как всегда, старается разрядить обстановку.

— Нет. Благодарю. Мне нужно подумать в тишине. — принц Киан снова надевает на себя маску высокого достоинства и выходит из нашего шатра.

— И зачем это представление? — Лей не выказывает никаких эмоций. Привык уже к нашим странностям? Или окончательно познал дзен?

— Господин имеет право знать возраст матери своего любимого племянника. Я лишь озвучил его. — голос Шена, наоборот, дерзок и насмешлив, но главное он говорит, даже не шёпотом, а одними губами. — Он слишком много думает о том, что Джин отличается от обычных детей. Это его нервирует и немного пугает. Лучше пусть его мысли занимает Император, который насилует маленьких девочек. Ведь ни о каком добровольном согласии и тут и речи быть не могло.

Я киваю.

Действительно, лучше.

Безопаснее. Для всех нас.

Шен чувствует это, как никто другой. И что бы я без него делала?

Иногда мне так хочется забраться к нему на колени, закрыть глаза и обнять его крепко-крепко. Почувствовать тепло его тела и ощущение безопасности, которое укрыло бы меня, словно, тёплым одеялом.

Но нельзя.

И не только из-за Айки, которая вообразит себе непонятно что.

Для меня же самой не стоит этого делать.

Я должна быть сильной.

Ради сына.

Не могу сказать, что хотела его.

Но это было моим решением — родить его. Мотивация не имеет никакого значения. Да, этим я спасала свою жизнь. Но само решение не перестаёт быть моим. У меня же был выбор.

Конечно, здорово, что Ая, Рия, Лей и Шен рядом, что они любят и поддерживают нас.

Но это лишь мой путь. И только я несу ответственность за Джиндзиро. За его жизнь сейчас. За то, кем он станет в будущем. Потому, что лишь я знаю о том, чья душа пылает в хрупком маленьком теле моего Лисёнка.

Наверное, если бы я рассказывала об этом Шену, мне стало бы легче. Ведь он, как истинный рыцарь, взвалил бы на себя весь этот непомерный груз.

Наверное, я бы даже смогла полюбить его.

Таких, как Шен, вообще, легко любить.

Но нельзя.

Мне, вообще, не стоит никого любить. Потому, что ничего, кроме разочарования это не принесёт.

Наложница Императора может покинуть Золотой Город после смерти своего господина.

Если пожелает.

Если ее семья согласится принять ее обратно.

Она может даже повторно выйти замуж.

Только есть одно «но».

На этой несчастной до смерти будет лежать проклятие Императорского гарема.

Она не сможет ощущать физическое влечение или удовольствие от близости.

Она не сможет больше забеременеть.

Даже, если провела с Императором всего одну ночь. Несправедливо. Но жизнь часто бывает несправедлива. А жить нужно. И бороться. Даже, не с той самой несправедливостью, сколько с ранами, которые она оставляет. Ради себя. Ради тех, кого ты любишь.

Путешествие по суше заняло двенадцать дней. Потом мы сели на корабль.

И я влюбилась.

В прекрасное двухмачтовое судно.

В бесконечную гладь моря.

В крики чает.

В шепот волн.

Я танцевала на волнах.

Качка, от которой Рия с Айкой слегли в нашей каюте, а Лей с Шеном приобрели нежно зеленый оттенок, опьяняла меня, словно дорогое вино.

— Ты, и правда, принадлежишь морю, — сказал Киан с нежной улыбкой. А в его глазах, как в зеркале я видела своё счастье.

Лисёнок на второй день плаванья решил, что обезьянкой быть веселее и залез на мачту. Там он провёл большую половину дня.

Пока не решил, что пора становиться рыбкой.

Я с лёгкой тоской смотрела на то, как он прыгает с борта судна в воду, потом взбирается по верёвочной лестнице обратно, чтобы повторить свой прыжок.

— Хочешь искупаться? — шепчет Киан, наклоняясь к моему уху.

— Разве пристало матери принца такое ребячество? Да, и плавать я почти не умею.

— Ночью, когда все отправятся спать. Нас никто не увидит. А я не дам тебе утонуть.

Это звучало почти, как приглашение на свидание.

И, наверное, стоило оказаться. Но искушение было слишком велико.

В конце концов, имею же я право хотя бы на одно свидание с принцем моей мечты?

И пусть, это для него ничего не значит.

Так даже лучше.

У меня будет одна ночь для безумств. И никаких обязательств. Никаких разбитых надежд. Просто, ночь, когда я не буду наложницей Императора, родившей принца. Не буду женщиной, скованной своим статусом, словно цепями.

Я стану снова Мариной. Девочкой, которая всегда мечтала поплавать в море.

Все мои одноклассники ездили с родителями на море. Потому, что до моря часа четыре, если на машине. А мы — нет. И не только потому, что машины не было. Можно было и на автобусе добраться. У нас никогда не было денег на такие развлечения. Зато всегда были на водку. Вот такие приоритеты царили в моей семье.

Тогда это воспринималось, как должное.

Сейчас мне страшно об этот даже думать.

Мая мать часто говорила, что я пойму ее, когда вырасту, когда у меня самой будут дети.

И вот, я уже совсем взрослая. У меня есть Джин, а понимание всё никак не приходит. Того, кто решит его ударить, я удавлю собственными руками. А она, мало того, что никак не препятствовала, так ещё и покрывала мужа, который делал это постоянно.

Наверное, всё дело в том, что я выросла совсем не такой, какой меня хотела видеть мама-.

Впрочем, это скорее, случайное стечение обстоятельств, чем моя заслуга. Наверное, родители вполне могли воспитать из меня своё уродливое подобие. Но я не буду думать об этом сейчас, когда светит солнце, а волны поют о том, как прекрасна жизнь.

Та жизнь окончена. Что теперь толку гадать?

— Мамочка, смотри! — закричал мой сын и продемонстрировал прыжок в воду бомбочкой.

— Какой непоседа, — восхищённо протянул матрос. — Это хорошо. Здоровый, значит.

— Вот бы и учился он с тем же усердием, как по кораблю скачет, — пробурчал Шен. Морская болезнь на его характер влияла крайне негативно.

— Да, как же ж можно такое говорить, ваша милость? — моряк пришёл в ужас. — Пятый принц же счёт знает. Я же сам слышал, как он сегодня волны считал. Когда на мачте сидел. До двух тысяч дошёл. А утром книгу читал, когда вы ещё отдыхать изволили.