Брандвахта (СИ) - Гор Александр - Страница 27

Положительный эффект от случившегося только в том, что все теперь слушаются меня с полуслова и даже не заикаются про то, что женщинам «не принято» такое делать. Больше ведь некому: я — «временный инвалид войны», Иван Романович — старик, у которого и без того дел по горло. Например, оружие чистить. Так что, как миленькие, и одежду с трупов снимали, и тела Юльки с Шамилем на «нерабочую» сторону палубы брандвахты тащили, и разбитое окно в одной из кают куском фанеры заделывали.

Андрей перед отплытием «сладкой экспедиции» настроил рацию брандвахты на нужную волну, так что мне достаточно было просто включить её питание, дождаться, пока прогреются лампы, и надеть наушники. А когда стрелки на часах показали семь, начать бубнить в микрофон: «Волгарь пятнадцать, ответьте базе».

— База, Волгарь пятнадцать на связи, — фактически моментально отозвались наушники голосом Григория.

— Гриша, позови к микрофону Данилыча.

— Он на берегу, готовится в Архангельское ехать.

— Надо, Гриша. Очень надо.

— Случилось что-то?

— Случилось. Так что пусть пулей летит.

Итог нашего получасового разговора с братом, в ходе которого я рассказал и о произошедшем, и об обстановке на брандвахте, и о догадках относительно аферы Мусихина, был следующим.

— Помочь вам мы ничем не можем. Мужики уже на заводе, а я с Серым готовы выехать в Архангельское. Но не это главное. До утра мы всё равно отплыть не сумеем. Гришка просто не сунется по темноте корячиться между отмелями. Мы и сюда-то по свету еле продрались. Так что народ будет всю ночь пахать, а с рассветом тронемся в путь.

— Значит, на заводе всё-таки что-то осталось?

— Осталось. Далеко не столько, сколько обещал этот урод, и не в том ассортименте, на который мы рассчитывали, но кое-чем есть поживиться.

— Местные не залупались?

— Решили проблему. Вернёмся — расскажу.

Понятно. Значит, и там без подставы не обошлось. Откровенно говоря, если бы не тупой просчёт Шамильки с возможностью кидка «торговыми партнёрами», то его предусмотрительностью в планировании этой операции можно было бы восхититься. И здесь собирался навариться по максимуму, и уплывших ребят постарался подставить. Или у него и на случай проблем с расчётами имелся какой-то козырь в рукаве? Теперь уже не выяснить.

Девчата мои (Наталья, в которую я практически насильно влил полбутылки водки из нашего НЗ, чтобы не зацикливалась на том, что ей пришлось убить человека, спит и мысли, что они «мои», прочитать не может) встретили новость о том, что «сладкая экспедиция» вернётся уже завтра, с воодушевлением. Просто потому, что им страшно. Вернутся другие мужики — спокойнее будет. А пока — или друг к дружке жмутся, или близ нас с Дедом крутятся. Особенно — самые напуганные, Ритуля с Фаей. Первая — малолетка, а вторая успела «понюхать», чем грозят нынешние уфимские реалии. Да и как-то привыкла Нафикова доверяться Ивану Романовичу, пару недель защищавшему её и Антошку от всех опасностей.

Малолетка-то малолетка, но, как оказалось, боится не столько того, что кто-то в неё будет совать «окаянный отросток», а того, что это станут делать «взрослые дядьки», а не сверстники. Молодёжь из большого города, успевшая насмотреться «запретного» видео, в этом плане куда «просвещённее», чем в их возрасте были мы, деревенские либо жившие в небольших городках.

К закату солнца меня «накрыло». Ломает, знобит. Так что, не привлекая внимания ни Бивалькевич, ни проснувшейся Наташи, нажрался анальгина и парацетамола (всё равно больше не знаю никаких болеутоляющих и жаропонижающих), и пошёл подменить на посту Деда. С расчётом на то, что сдам ему пост в районе двух ночи. Сейчас-то мне точно не уснуть. И морду тянет, и рукой лучше не шевелить, чтобы боль не доставала: во сне-то себя не контролируешь, достаточно как-нибудь неловко повернуться, и…

— Кофе налить? — явилась моя ненаглядная, перебившая сон из-за прописанного мной «лечения нервов».

— Покрепче и погорячее.

Кажется, после обжигающего напитка стало чуток полегче.

— Девчонки считают, что Римма тоже была в курсе задумки этих двоих.

— Это вряд ли. Мне кажется, Шамиль эту простушку использовал именно потому, что она… ну, очень уж простая, привыкла выполнять указания начальства, и никогда лишних вопросов не задаёт. Да и какая уже разница? Она же, как ты помнишь, вообще с брандвахты не высовывалась, понятия не имеет, с кем та парочка имело дело. Чем она нам может подгадить?

— И то верно, — прижавшись ко мне вздохнула Наталья. — Только всё равно беспокойно: что с нами дальше будет?

— Всем беспокойно. Но жить-то как-то надо. Вот и давай, моя хорошая, делать своё дело, а там — куда уж оно выплыве.

— Только бы ещё знать: какое оно, это наше дело? Ну, в общем целом.

— Хороший вопрос! А это ещё что такое?

Ночь, дневные ветерки утихли, слышимость отличная. Так что какие-то выстрелы где-то в районе улицы Софьи Перовской и до нас донеслись.

27

— Господи, как же я устала от всего этого, — чуть слышно прошептала моя милая. — Вов, а нам нельзя взять, и куда-нибудь уплыть отсюда? Подальше от всей этой крови, грязи, взбесившихся людей. Молчи, молчи! Сама знаю, что, скорее всего, везде всё точно так же. Дошло ведь до того, что Фая, это добрейшее создание, меня сегодня спросила, страшно ли мне было убивать человека. А потом объявила, что лучше уж кого-нибудь убьёт, чем позволит себя изнасиловать.

Стрелять «на горе» перестали.

— Она девственница, что ли? Или из этих… однополых?

— А вот и не угадал. Нормальная девка. И «запретный плод» в педучилище успела попробовать, и мужики ей нравятся. Просто вырастила её мама на «старомодных» правилах: мужчина, хотя бы на относительно длительном участке жизни, должен быть единственным, а когда в одно время спят с несколькими разными, это уже бл*дство.

Люди, действительно, будто взбесились. Или это всё у них и раньше сидело, вот только прятали они его глубоко-глубоко? Была же ещё совсем недавно нормальная страна, в которой дети целыми днями пропадали на улице, и никому в голову не приходило на них напасть. Где ключ от квартиры оставляли под ковриком у входной двери, а помочь соседу в чём-либо, «за спасибо» или чисто символическое угощение считалось в порядке вещей. А потом — понеслось, покатилось. Нам, помнящим то время, нынешнее казалось торжеством всех возможных гадостей, которые могут проявить люди. Оказалось — падать ещё есть куда. Как в той присказке: мы думали, что уже достигли дна, но тут откуда-то снизу постучали. Кувалдой. В прыжке.

Впрочем, к чему вся эта философия? К чему все эти ностальгические сожаления о каких-то временах, которые уже не вернуть. Хотя бы потому, что некому их возвращать. Просто людей для этого практически не осталось. Сейчас они всё ещё разрознены, но пытаются собраться «в кучки». Вот только случилось так, что выжили, по большей части, далеко не самые лучшие, умные, культурные, образованные, приятные в общении. Наоборот, произошёл этакий отрицательный отбор, резко повысивший процентное соотношение между опустившимися, перешагнувшими грань добра и зла, и относительно нормальными людьми, как мы, случайно собравшиеся здесь, на брандвахте, пришвартованной к берегу реки у глухой городской окраины.

Да, нормальными — довольно относительно. Мы ведь тоже убиваем, грабим, крадём, как и те, про которых я сказал, что они — результат отрицательного отбора. Чем я лучше их, если у меня даже малейшего шевеления совести не случилось, когда рылся в карманах убитых мной людей? Я более чем уверен в том, что тот же «фиксатый» ехал сюда грабить нас не ради любви к искусству, а чтобы людям, собравшимся вокруг него, стало чуть-чуть легче жить. Ну, да. Я уже несколько раз убивал людей, чтобы защитить свою семью, Наташу и её брата. Но ведь и тот же Шамилька наверняка затеял свою аферу не только ради того, чтобы тупо накопить «презренный металл», а ещё и для того, чтобы женщине рядом с ним стало лучше. Он же не идиот, понимал, что в создавшейся извращённой реальности Юля, довольно симпатичная женщина, для него — практически идеальный вариант спутницы. Лучшей просто негде взять.