Брандвахта (СИ) - Гор Александр - Страница 28

Стреляя в людей «фиксатого», я защищал «своих»? А что такое «свои»? Кто мне эти молодые женщины? Ну, не считая Наташи. Ни одна не является родственницей, ни с одной я не спал, ни с кем нет ничего общего, кроме того, что мы живём рядом в странном плавучем доме. Такие же, какими до сегодняшнего утра считал Мусихина и Фельдман. Но теперь не испытываю ни малейшего сожаления в том, что эта парочка мертва. Причём, перешли в состояние трупов не без моего участия. И где гарантия, что завтра, послезавтра, через месяц или год, они для меня перестанут быть «своими»? Или я для них. Та же самая Венера, вместе с нами бывшая здесь в ночь апокалипсиса, уже перестала быть «своей». Хуже того, перестав ей быть, пыталась нам навредить. Не исключаю, что делала это, исходя из собственного понимания справедливости, «правильности» своего поступка. Станет ли она для меня «своей», если вернётся, признает неправоту и покается? Не знаю. Честно говорю: не знаю.

По какому признаку судить, «свой» человек или «не свой»? По национальности? Да фиг вам! У Шамиля в документах написано, что он башкир, а в разговоре как-то говорил, что с примесью татарских кровей. При этом башкирка Лиля Икрамова едва ли не плюётся на его тело, прикрытое куском полиэтилена. Или взять простого, как три рубля, Виктора Латыева: по фамилии татарин, по имени русский. У Юли написано «украинка», по фамилии — еврейка, а если судить по внешности, то откровенно не чистокровная. Вон, по Наде Бивалькевич однозначно видно, что оба родителя из «того самого» народа. У «фиксатого» в паспорте значится «Смирнов», «чистокровный русак», в его банде парочка татуированных тоже с совершенно русскими фамилиями, хотя есть и с другими национальностями, если судить по фамилиям. Антипод — Иван Романович Кречетов, пару недель прятавший от взбесившихся говнюков татарку Нафикову и русского пацана Антошку. В Наташе каких только кровей не намешано. Да и во мне — и русские, и украинские, и молдавские. Нет, национальность — тоже не признак. А что тогда?

До утра генератор заводить не буду. После сегодняшнего безумного дня очень не хочется привлекать к себе внимание светом лампочек и бухтением агрегата. Лампочки аварийного освещения, работающие от аккумулятора, в коридоре и туалете есть, никто не «убьётся», если понадобится ночью «пообщаться с фаянсовым другом». Так до двух ночи, когда настала пора будить Деда, мы так и просидели с «супругой» в темноте. Как-то за нашими разговорами и отвлёкся от боли и недомогания. А может, и организм подключил какие-то внутренние резервы.

Утром же на мою физиономию взглянуть без слёз было нельзя. Про зелёные полосы и пятна на морде я уже упоминал. А теперь к ним добавился ещё один оттенок — синева. Плюс отёк, дошедший уже до верхней губы. Красавец! Хорошо, пока ночью по коридору брандвахты шарился, никто из девчонок навстречу не попался: наверняка на одну заику в мире больше стало бы. Успокаивает лишь старая поговорка: шрамы и морщины — украшения мужчины. Пусть до морщин мне ещё долго, зато отметины на лице гарантированно обеспечены.

Утром — это в половине седьмого, чтобы завести генератор и снова связаться с буксиром в семь часов.

— Уже в пути, — порадовал Гриша. — Народ за ночь упахался, конечно, но ничего, пока идём до затона, отоспятся. У вас-то как ночь прошла?

— Спокойно. Но бдительности не теряем.

— Ясно. Я рацию не выключаю, так что, если что не так, связывайся в любое время. Может, по течению, там, где фарватер уже обозначен, и «нажать на газ» удастся.

— Понял. Конец связи.

Надо идти радовать «бабий батальон»: совсем немного осталось ждать подхода основных сил, часов пять. Никакого «нам бы ночь простоять, да день продержаться». А трупный запах, которым уже потянуло от убитых, можно и перетерпеть. Не такой уж он и сильный, в отличие от того, что был в «выморочных» домах.

Предлагали женщины, правда, поскидывать мертвяков прямо в затон, но я воспротивился. Воду-то мы пьём из него. И нахрена нам разлагающиеся трупы рядом с водозабором? Нет уж. Только в Белую, где их течением уволочёт куда-нибудь подальше. Приплывут мужики, займутся. Они, в отличие от меня, не только здоровые, так ещё и мышцУ накачавшие на погрузочно-разгрузочных работах.

В расчётах времени прибытия наших путешественников я почти не ошибся. Ещё половину первого «стукнуть» не успело, как вначале в отдалении послышался рокот судового двигателя, а потом из-за поворота реки начал выползать нос баржи.Не с одним, а с двумя грузовиками и грудой чего-то накрытого брезентом на палубе. Неплохо затарились, хоть Данилыч и прибеднялся.

Нет, у Гриши Толкунова точно талант капитана. Вон, как уверенно «вырулил» поперёк течения, чтобы войти в затон. Отлично рассчитал, когда сцепку буксира и баржи так развернёт, что ему останется лишь дать полный ход, и она вползёт в довольно узкий проход.

В общем, стоим полным составом на палубах и пялимся друг на друга, пока Григорий примеряется, как приткнуть нос баржи к берегу. Мы — на палубе брандвахты, экспедиция — на палубах буксира и баржи. Только… Что это за продолговатый предмет, прикрытый тряпкой, у колёс одного из грузовиков? Очень уж напоминающий мёртвое тело…

28

Если моей физиономии больше всего подходит фраза, произнесённая Высоцким в фильме «Место встречи изменить нельзя», «Ну, и рожа у тебя, Шарапов», то на Данилыче просто лица нет. Посерел, осунулся, глаза запали. Выбросил за борт окурок, и тут же прикурил новую сигарету. И как только с баржи опустили на берег трап, сбежал на берег.

— Кто там, на палубе лежит? — спрашиваю его, даже не дожидаясь, пока он протянет руку для приветствия.

— Хороший человек. Ты его не знал.

Сразу же отлегло от сердца: наши все живы.

Нет, подставы, как таковой, в Прибельском не было. И даже жители Сарт-Наурузово вывалили на окраину деревни смотреть на то, как к пляжу пытается пришвартоваться баржа, толкаемая буксиром. Из чистого любопытства. Во-первых, место там уже считается несудоходным, а во-вторых, после известных событий очень уж невероятное явление — люди на корабле.

Деревня — фактически «пригород» посёлка городского типа Прибельский. Даже чёткой естественной границы, где заканчивается она, а где начинается посёлок, не существует. Всё размыто. Включая род занятий населения: кто-то на полях сахарную свёклу выращивает, кто-то на комбинате, производящем сахар и молочные консервы, работает. Так что вопросы о том, много ли товара осталось на комбинатских складах, сразу же встретили глухое недовольство людей. А к тому времени, когда грузовик и «Волга» спустились с баржи и въехали на огромный луг перед селом, в «город» уже укатил какой-то «джигит» на мотоцикле.

От полноценного конфликта сдержало лишь наличие у чужаков серьёзного оружия. Но бухтели «явились тут какие-то, чтобы нас ограбить», многие. А пара пацанов (ещё один факт в копилку того, что незначительная часть непьющих всё-таки выжила) даже пыталась кидаться камнями в тронувшиеся к комбинату машины.

Впрочем, к моменту появления грузовиков у проходной предприятия, там хватало народу, быстро собравшегося после привезённого мотоциклистом известия. Куда более агрессивного. Да ещё и кое-кто был вооружён охотничьими ружьями. Фигня, конечно, по сравнению с автоматами, но брат решил, что неправильно будет затевать сражение, убивать местных и подставлять под огонь своих. Так что вместе с Садыком двинулся на переговоры.

— А если мы у вас купим? — попытался найти выход из тупика Сабиров.

— Люди, да что вы упёрлись, заламывая цены? Ждёте, когда эти мешки с сахаром мыши погрызут? — вдруг встрял какой-то старик. — Берите, сколько и чего дают. Да наварим мы этого сахара, сколько и самим потребуется, и на продажу.

— «Наварим», — огрызнулся кто-то. — Чем наварим? Электричество пропало, дизель-генератор сломался, а моториста, чтобы его отремонтировать нет.

За этот-то и уцепился Садык, имеющий опыт ремонта дизелей. Тем более, загвоздка оказалась не в самом двигателе, а в топливном насосе, с которым он справился довольно быстро. А за это «выторговал» возможность загрузить пять машин того, что позволят. Плюс пришлось отдать ту тонну круп, которые Данилыч на всякий случай брал в поездку, и один из автоматов с патронами. Для защиты складов комбината от других «залётных».