Столичный доктор. Том VII (СИ) - Вязовский Алексей - Страница 8

Но сначала мешали мелкие препятствия в виде журналистов. Те жаждали выпить остатки моей крови и получить на память, если не пуговицу с костюма, то хотя бы фалангу пальца, лучше с кольцом. Отбивался от них Раньери, но, видать, отговорки кончались. Кто-то заметил меня прогуливающимся в инвалидном кресле в сопровождении жены, и ссылаться на состояние здоровья стало просто бессмысленно.

— Ладно, три человека, вопросы предоставить заранее. Я имею право вычеркнуть любой. При попытке задать неутвержденный вопрос интервью прерывается и более не возобновляется. Никаких уступок.

— Полностью согласен с вами, герр фюрст, — закивал Раньери. — Только как они выберут трех представителей?

— Да хоть аукцион проводите, мне какая разница? — улыбнулся я.

Главный врач шутке порадовался, и я не удивлюсь, если он и вправду пустит ко мне тех, кто больше заплатил. Это Италия — здесь все продается, покупается и продается обратно.

После эпопеи с бессовестной травлей в Петербурге я почти всех писак занес в свой черный список. Вышли из доверия. Поэтому все интервью только так, с последующим письменным утверждением. Пусть жалуются на ущемление свободы слова.

Но перед пресс-конференцией у меня был другой гость. Весьма неожиданный. Когда Вася объявил: «Ваше сиятельство, к вам его высокопревосходительство Александр Иванович Нелидов!», я, честно говоря, не сразу и понял, кто это. И, тем более, зачем.

О, мундир этот знаю, совсем недавно в городе Париже видел, на после Моренгейме. Наверное, и этот из той же когорты. Судя по обращению, второй класс, действительный тайный. Потому что чиновников первого класса сейчас среди живых не числится. Высокий дядька, худощавый, борода веником. На вид — лет шестьдесят. Взгляд умный, усталый немного. Выправка не военная, но держится с достоинством. наверное, любитель верховой езды.

— Господин посол, — поприветствовал его я. — Извините, что в таком виде, меня не предупредили о вашем визите. Прошу, располагайтесь, — я показал на кресло, наверное, еще теплое после Агнесс. — Если желаете, сейчас принесут чай или кофе.

— Благодарю вас, князь, — сказал Нелидов, усаживаясь в кресло. — Но ничего не надо.

Я молчал. Зачем спрашивать о цели визита? Пусть сам говорит. Что ехать ко мне ему не хотелось, видно невооруженным взглядом. Так что вряд ли он тут с пожеланиями скорейшего выздоровления.

Пауза затягивалась. Интересно, есть сейчас примета, что полицейский родился, или это более позднее суеверие?

— Кхгм, — откашлялся посол, — я вижу, князь, что дела ваши идут на поправку, чему я очень рад. Позвольте пожелать вам скорейшего выздоровления.

Начал с протокольных любезностей. Неплохо.

— Благодарю. А то мне уже неудобно было — все спрашивают, есть ли телеграммы из России? Ведь даже кайзер Вильгельм прислал, желая скорейшего выздоровления. И Великий герцог Гессенский, Эрнст Людвиг. Но я всем говорил, что есть послание от министра — Николай Васильевич Склифосовский, под чьим началом мне посчастливилось служить, писал.

Конечно, от одного Великого князя тоже было, но там Лиза черкнула мимоходом, что они всей семьей молятся за меня. Это не в счет. И я про это промолчал. Чтобы сделать гадостью то, что собирался сказать Нелидов, и кайзера с герцогом хватит. А что будет нечто не очень приятное, я догадался.

— Князь, у меня к вам просьба деликатная, — Александр Иванович вновь замолчал.

— Если вы насчет лечения, то вынужден разочаровать: пока не знаю, когда смогу возобновить практику.

— Нет, спасибо, я здоров, слава богу! — перекрестился Нелидов. — Скажите, знакомо ли вам это издание? — он вынул из дорожного бювара брошюру, на которой я успел заметить название «Соціалъ-демократъ».

— Это что, про политику? Не интересуюсь. На такое нет времени.

Посол повздыхал, посмотрел на потолок, перевёл взгляд на тот самый морской пейзаж. Было видно, как ему все это мучительно.

— Здесь за авторством некоего Валентинова размещена клеветническая статья, якобы вас вынудили уехать за границу, тем самым лишив российскую медицину одного из лучших врачей. Известно, что это псевдоним эмигранта Плеханова.

Вот это сюрприз! Подставил меня Георгий Валентинович. Как есть подставил. Теперь, если оперировать его — то и рука может дрогнуть… Я не злопамятный. Просто хорошо помню зло.

— Да, он приезжал в Париж, интересовался возможностью сделать операцию. Но вопросы моего отъезда из России мы не обсуждали.

— Вот поэтому поступила просьба, чтобы вы написали опровержение, дезавуировали эту грязную инсинуацию, — Нелидов вздохнул, будто выполнил тяжелую и неприятную работу. И как завернул то все красиво! Прямо настоящий дипломат…

Ну раз просьба, значит, исходит это не от царя-батюшки, и не от великих князей. Те по статусу просить что-либо могут только у господа бога.

— Нет, господин посол. Если на стене возле моего дома кто-то напишет бранные слова в мой адрес, то я пошлю дворника вымыть стену, а не буду писать рядом опровержения. Много чести какому-то эмигранту оппонировать. Оскорбить может только равный.

У меня получилось сделать достаточно надменное выражение лица, потому как посол встал и быстро откланялся.

Университетской клинике я сделал еще одно пожертвование, всё же они старались, как могли, оберегая мой покой и здоровье. И, что самое главное, не мешали лечиться. В ответ университет мне присвоил почетного профессора. Накрыл поляну. На том и попрощались.

Кстати, интервью с журналистами прошло в теплой и почти доверительной атмосфере. Надо в будущем использовать только этот формат общения. Рассказал про Симплон-Дорфе, не забыв упомянуть о бескорыстной и крайне своевременной помощи герра Дитриха и его спутников. Осыпал комплиментами больницу и её персонал, которые, как я выразился, «сражались за мою жизнь, не покладая конечностей». Помянул тех, кто слал телеграммы поддержки. Репортеры, возможно, и хотели бы задать острые вопросы, но я специально напомнил условия: любой намёк на некорректность — и интервью тут же прекращается. Чао, рагацци.

Вацлаву вот повезло меньше. Кто-то из журналистов связал его появление с внезапным улучшением моего здоровья. Возможно, кто-то из больничного персонала «настучал». Мы, правда, подготовились к этому. По миру пошла гулять история об экспериментальном лекарстве, запасы которого были полностью потрачены на меня. Кто-то из особо ретивых обозревателей узнал название препарата «Панацеум». Маркетинг в духе времени. Правда, когда эта «вундервафля» появится в аптеках, никто сказать не мог.

В Базель мы выехали через две недели. Одну из которых я провел в больнице, а вторую, для разнообразия — в Венеции. Наконец-то почувствовал себя туристом. Просто бездельничал, гулял по городу, любовался каналами и радовался жизни. Кстати, без наплыва афроевропейцев мне пьяцца Сан-Марко понравилась гораздо больше. И карманников здесь не так много, как в двадцать первом веке. Да что там — и туристов тоже не очень обильно. Большей частью — чопорные англичайники, но какие-то «неправильные»: в барах до невменяемого состояния не надираются, песни не горланят. Ну и бесконечные стаи голубей, конечно. Куда без них. Пастораль, одним словом. Мы даже покатались на гондоле.

Потом последовал короткий тур по университетам севера Италии, и домой. Странно, как быстро Базель стал для меня домом. То, самое первое впечатление, никуда не делось. Так что осталось построить дом и больницу, да и жить-поживать. А добра мы и так начали наживать.

«Байер» открыл закрома после того, как аспирин начал стремительно завоевывать мир. На какое-то время я даже почувствовал себя богатым до неприличия. Это ощущение улетучилось, когда я выбрал проект больницы и получил предварительную смету. Увидев сумму, которая, вероятно, только вырастет, я понял, что пора придумывать ещё парочку «аспиринов». Или запускать в продажу пенициллин-«панацеум». Насчет его меня уже завалили телеграммами примерно все — от ведущих клиник до университетов и медицинских компаний. Но я сел, посчитал финансы, свел дебет с кредитом — и решил пока не форсировать события. Мои обязательства перед Великими князьями оставались в силе, Русский медик никто не трогал, бизнес с Келером тоже шел своим чередом. Зачем ссориться с властями? Они злопамятные и руки у них длинные — дотянутся и в Швейцарии. Тем более что денег всё-таки хватает.